XXI век не той эры

Я решила, что уж теперь-то (после душа) меня точно повезут к людям, совершат надо мной эту загадочную процедуру нанесения полезной татуировки, и я наконец смогу свободно читать книжки и самостоятельно находить ответы на свои дурацкие вопросы. Однако, реальность опять оказалась против. Стоило мне вслед за Ульваром пройти в дом, как до слуха донёсся совершенно незнакомый мужской голос. Низкий, грубый, раскатистый; он напоминал скорее ворчание грома, чем речь человека.

— Ну, наконец-то! Где ты шляешься столько времени? А-а, понимаю, — с неприятной ухмылкой протянул гость, разглядывая появившуюся из-за плеча сына Тора меня. Сразу захотелось нырнуть обратно, но я ограничилась тем, что схватилась за руку стоящего рядом мужчины. И едва удержалась, чтобы поднять на него совершенно обалделый взгляд: в ответ на моё прикосновение он легко ободряюще сжал мою ладонь и погладил пальцы. — Делом занимаешься, это правильно. Таким делом только дурак заняться откажется, — продолжал зубоскалить сидящий в кресле гость, которого я, несколько осмелевшая при поддержке своего викинга, разглядела уже подробнее, а не только ухмылку.

Это явно тоже был норманн. Правда, в сравнении с ним даже Ульвар, всегда казавшийся мне чересчур суровым и грубым, теперь виделся аристократически изящным. Гость был лохмат, бородат, морду имел совершенно уголовную, пересечённую жутковатого вида шрамами, похожими на следы от когтей. Он сидел, и в таком положении оценить его габариты было затруднительно; но мне показалось, что он даже больше сына Тора, что было совсем уж невероятно.

— Что ты здесь забыл? — недружелюбно поинтересовался Ульвар, подходя к дивану. Поскольку руку мою он так и не выпустил, пришлось торопливо семенить следом. Усевшись, мужчина потянул меня за собой и хозяйским жестом подгрёб под бок, вольготно откидываясь на спинку кресла.

— Мне при бабе твоей разговаривать? — гость иронично вскинул кустистую бровь пшеничного цвета.

— Да, — ни мгновения не сомневаясь, ответил сын Тора, удивив этим не только собеседника, но и меня. Бородач окинул нашу парочку цепким взглядом холодных серых глаз, и удивлённо приподнятые брови, хмурясь, сошлись над переносицей.

— Пожалуй, — медленно кивнул он.

— Так что тебе от меня надо?

— А не напрасно ли ты злишься? — сощурившись, уточнил гость. — Как я вижу, всё сложилось даже лучше, чем могло. У тебя есть женщина, которая не хочет без тебя жить, и без которой не сможешь жить ты. Ты…

— Ещё скажи, что это твоя заслуга, — ледяным тоном, от которого меня пробрало до костного мозга, оборвал его Ульвар. Хотя про «женщину» почему-то спорить не стал. Сердце от этой мысли радостно ёкнуло, но я поспешила отогнать вновь поднявшую голову надежду. — Третий и последний раз спрашиваю: что ты здесь забыл?

— А потом что? В морду дашь? — как-то грустно и даже почти обречённо хмыкнул бородач. — Не злись, Ульвар, я не ругаться пришёл, и совсем не за тем, о чём ты мог подумать. Ты будешь смеяться, — мне нынче самому смешно, — но я пришёл к тебе за помощью. Точнее, за советом.

— Ты? Ко мне? — недоверчиво фыркнул норманн. — Это новость, конечно. И в чём же тебе мог понадобиться мой совет? И почему ты не пошёл к кому-нибудь ещё?

— К посторонним неловко, — неожиданно смущённо хмыкнул волосатый. — А ты меня и так ни в грош не ставишь, вроде как падать дальше некуда.

— Я уже заинтригован, — мне показалось, Ульвар несколько расслабился после этих слов. Как будто до сих пор ожидал чего угодно вплоть до прямого нападения, а теперь буря прошла стороной.

— В общем, всё не так сложно. Мы просто не знаем, как жить дальше, — пожал огромными плечами гость.

— Мы?

— Да. Мы. Все мы. Понимаешь, мир изменился. Наш мир. Или мы сами, — взгляд бородача стал вдруг смертельно усталым, тусклым и будто бы по-старчески подслеповатым. — В общем, всё сложилось удачно, Ирий теперь часть вашей Империи, а мы можем спокойно вернуться домой. Только когда люди его захватили, что-то в нём умерло. Или не в нём? В общем, судьба умерла, наша. Раз! — и в один прекрасный момент её вдруг не стало. Совсем недавно; по вашему местному времени с неделю назад. Сейчас у нас… не то чтобы паника, но мы просто не знаем, что делать. А я вот подумал и решил: это ведь, наверное, не конец. Вы ведь как-то так живёте, и даже вроде бы счастливы. Бываете, — задумчиво вздохнул он. — Вот и подумал, может, ты что подскажешь.

— Подожди, — неприятным вкрадчивым тоном проговорил Ульвар. — Дай мне прочувствовать историчность момента. Ты пришёл спросить у меня, как тебе жить?

— Строго говоря, наверное, не только мне. Нам всем.

Некоторое время мужчины молча о чём-то думали, разглядывая друг друга. А до меня потихоньку доходила суть разговора, и даже появились кое-какие предположения относительно личности гостя. Вот если бы где-нибудь в обозримом пространстве присутствовал молот, я бы не сомневалась ни секунды.

— Ты выбрал неудачного советчика, — наконец, угрюмо хмыкнул Ульвар. — Надо было идти сразу к Её Величеству.

— Почему? — кустистые брови опять удивлённо взметнулись.

— Потому что. Ты пришёл у меня спрашивать о жизни. Не видишь противоречия? Вот про сметь я бы мог тебе много порассказать, с ней я знаком отлично. Хочешь, найду способ тебя прикончить? — усмехнулся норманн.

— М-да. Твоя правда, Фенрир тебя разорви, это я не подумал. Видать, придётся идти сложным путём, — усмехнувшись, он хлопнул себя ладонями по коленям. — Ладно, пойду на поклон к вашей могучей и прекрасной, — иронично хмыкнул гость и исчез, развеивая мои последние сомнения. Даже в этом времени люди на подобное не способны, зато способен кое-кто другой.

Повисла тишина; настороженная, напряжённая. Хотя, может, это она только для меня была такой.

— Почему? — наконец, рискнула спросить я.

— Что — почему? — спокойно уточнил Ульвар.

— Почему тебя нельзя спрашивать о жизни, а о смерти — можно? — я выбралась из-под его руки, чтобы заглянуть в лицо.

— Потому что смерть — это я, — жутковато ухмыльнулся сын Тора. Хотя, возможно, улыбка показалась мне такой из-за сказанных слов, совершенно не соответствующих спокойному тону без малейшей доли пафоса.

— В каком…

— В прямом, — оборвал меня мужчина, внимательно разглядывая моё лицо, наблюдая за реакцией на свои слова. — Мне было двадцать восемь, когда началась война. Последующие двести пятьдесят лет я занимался только одним: убивал. Вначале я был пушечным мясом на передовой, потом пилотом. Потом больше ста лет я был Первым Палачом Империи, и у циаматов моё имя стало ругательством. И, в общем-то, сейчас ничего не изменилось, — он пожал плечами. Потом озадаченно нахмурился; видимо не мог истолковать мои эмоции, и его это раздражало.

А я замерла, отчаянно пытаясь выбраться из-под кучи обрушившихся на меня фактов с сопровождающими их озарениями и ассоциациями, и собрать мысли в какую-никакую связную цепочку.

Нет, я и раньше предпринимала попытки соотнести возраст Ульвара с реальностью и, главное, реалиями этого мира. Но получалось плохо, и я малодушно отгоняла сопутствующие мысли. А сейчас они все скопом меня догнали и рухнули прямо на голову.

Палач. Убийца. Даже, наверное, чудовище; кроме шуток, самое настоящее всамделишнее чудовище, которым вполне осознанно можно пугать даже не детей, а взрослых. Страшно даже представить, как может искорёжить психику работа палача как таковая, а уж за столько лет!