Я - АЛКАШ

Наш катер пришвартовался к кораблю с другого борта, и тут никакого праздничного оживления не наблюдалось. Старший мичман первым взобрался на трап, за ним, неуклюже балансируя и поддерживая руками то и дело спадающие бескозырки, стали выбираться и мы четверо. На спардеке нас встречал молодцеватый капитан-лейтенант, худощавый, с тонкими ухоженными усиками. Он принял из рук мичмана наши документы и стал внимательно их изучать. Я и трое моих товарищей стояли вдоль фальшборта и глазами испуганных баранов – я уверен, что именно так мы и выглядели – рассматривали окружавшее нас железо. С тех пор как за нами пришёл катер мы между собой не обмолвились и словом. Громада корабля, суровые лица старшин и офицеров погрузили нас в какой-то ступор. Мы только крутили лысыми головами в несуразных бескозырках и смотрели на всё широкораскрытыми глазами. Даже на меня, взрослого (я так считал), немало повидавшего человека вся эта обрушившаяся масса впечатлений подействовала угнетающим образом. Каплей, пролистав бумаги, удовлетворенно хмыкнул, ещё раз внимательно нас осмотрел, а потом скомандовал «За мной» и мы вошли в надстройку корабля.

Я бы мог начать подробный рассказ обо всех прелестях флотской службы, но это, во-первых, будет отклонением от генеральной линии – мы же договорились в самом начале, только «я и вино», - а во-вторых, просто не хочу ни кого пугать. Например, тех, кто ещё не разочаровался в обороноспособности нашей страны. Скажу только одно, по всему видно, что вот теперь, в начале 21-ого века флотская служба стала гораздо интересней. По крайней мере, корабли не стоят у причальной стенки, а действительно бороздят просторы мирового океана. А когда команда занята делом, тем чем положено – повышением своего боевого мастерства, то и времени на занятие всякими глупостями, типа неуставных взаимоотношений, не остаётся. К тому же во время океанского похода все очень осторожно передвигаются по скользкой, от брызг морских соленых волн, палубе, а особенно ночью. Улететь за борт – проще пареной репы, особенно если тебя легонько подтолкнут. Это понимают даже офицеры. Но продолжим рассказ, а я лишь скажу напоследок, что служба на Флоте это - здорово!

Покинул я эту груду железа, ставшего к концу службы почти родным, практически ровно через два года. За всё время службы я сходил на берег считанные разы, умудрившись за два года ни разу не побывать в увольнительной и не съездить в отпуск. Но если в увольнение я не ходил по собственной инициативе, ибо в посёлке, что находился рядом с базой, ничего, кроме множества патрулей и прыщавых офицерских дочек не было, а вот положенный отпуск постоянно накрывался из-за моих залётов. Нет, сразу скажу, что по несению службы у командования ко мне претензий не было. Я даже на самостоятельную ходовую вахту заступил буквально на первом же выходе в море, через месяц как попал на корабль. А такое доверие со стороны командира боевой части надо вам сказать многого стоит. Матчасть я знал досконально, да и глупо бы было, всё-таки инженер-механик, и дизели это моя профессия. Да, я ведь не сказал! Служить я стал мотористом главных двигателей, то есть в БЧ-5. Самое главное, что я сам попросился в команду мотористов, и, кстати, заслужил сразу же некоторое уважение. Так вот повторюсь, службу я тащил, как положено и не зря, не отслужив, и полтора года стал командиром отделения, хотя и в звании матроса. А вот заслуженные старшинские лычки и отпуск мне обрубили по причине плохого поведения, так сказать. И здесь моя приверженность к спиртным напиткам дала о себе знать. Хотя хочу вас уверить, что в радиусе двухсот километров купить что-то крепче лимонада было невозможно. Но как говорится, свинья грязи найдёт! В первый раз, после гражданки, я выпил где-то в конце ноября. Получилось это случайно, и ни я был инициатором.

Наш корабль направили в Ильичёвск, на судоремонтный завод. Для каких именно целей, нам, морякам, было не ведомо, да и не особо интересно. В те времена любой выход в море, любая смена обстановки была в радость. Мы встали в док, на корабль стали каждый день приходить гражданские работяги, и естественно дисциплина в экипаже стала падать. Как-то вечером, в курилке, ко мне тихонько подошёл пацан с моего призыва и прошептал на ухо, чтобы я после вечерней поверки пробирался в один дальний боевой пост, и что предстоит выпивон. Надо сказать, такое неординарное мероприятие, как выпивка, для духов, а наш призыв был на корабле самым младшим, было делом рискованным и трудноосуществимым. Молодые моряки всегда были на виду, всегда припахивались старослужащими для выполнения каких-либо работ или просто капризов, и потому собраться всем вместе нам было очень трудно. Но мы собрались. Был почти весь наш призыв, а распить, нам предстояло целую канистру домашнего вина, которую один из наших обменял у гражданских работяг на пару новых тельняшек. Мы забрались в одну из дальних корабельных шхер и пропьянствовали часов до двух ночи. Мы вспоминали гражданку, скрипели зубами на наиболее надоевших старшин, клялись всегда держаться вместе, и давали слово, что когда придёт наш срок, то никогда не будем издеваться над молодыми и введём на корабле уставные порядки. Многие из тех, кто тогда ночью уверял, что и пальцем не тронет духа, по достижению положенного срока стали самыми оголтелыми поборниками флотских неуставных взаимоотношений. Но в ту ночь, всем казалось, что вот они-то, ни когда и, ни за что…

Расходились мы поодиночке, как подпольщики, или заговорщики. Тихонько проникали в свои кубрики, и укладывались на свои шконки. Уж не знаю, кто нас заложил, или кто из наших залетел сам. Не прошло и часа, как всю нашу пьяную братию стали выдёргивать с ещё не нагретых коек. Всех согнали в танковый трюм – «алея любви», так это у нас называлось, - и началась самая настоящая экзекуция. Наказание проводили полторашники, то есть те, кто уже отслужил 1,5 года и получил все льготы и права.

 Кто самый злой человек на корабле? Полторашник!

Весь мой призыв охал и ахал под ударами, валялся на железной палубе, размазывая сопли и кровь, а я тем временем спокойно спал на своей шконки, и обо всём узнал только утром. Старослужащие постановили меня не трогать – «Он хоть и душара, но взрослый мужик, вахту стоит – ему можно».

Пацаны мне ничего не сказали, но мне и так было очень хреново. Я слышал, как ночью их сдёргивали, но сам не встал, а надо было.

сентябрь 1987г. база КЧФ

– Дааа, а вот раньше чтобы моряка посадить, надо было канистру шила загнать начгубу, - мичман Саитов почему-то мечтательно причмокнул губами, как-будто это ему подгоняли спирт за то чтобы поместить матроса или старшину на гарнизонную гауптвахту. Трое будущих губарей и двое конвоиров на этот пассаж мичмана ни как не отреагировали. Губарей обуревали отнюдь не весёлые мысли, а конвоиры были духами, и им говорить было не положено. Мичман вздохнул и для чего-то брякнул – «Шире шаг!». 

 Губари– это я и двое моих друзей. Все мы с одного призыва и отслужили уже больше года –борзые караси по флотской квалификации. Вчера утром мы получили по десять суток гауптвахты лично от командира дивизии, пузатого коротышки с погонами контр-адмирала на плечах. И это мы ещё легко отделались, о чём комдив нам прямо и сказал.

– В дисбат вас отправить, что ли? – контр-адмирал смотрел на нас красными то ли от недосыпа, то ли похмелья глазами. После этих его слов в ходовой рубке, куда мы были вызваны для оглашения приговора, повисла звенящая тишина. Офицеры нашего корабля затаив дыхание, ждали вердикта комдива, прекрасно понимая, что именно от него зависит их дальнейшая служба. Если троих моряков отправят под суд, то ни командиру корабля, ни замполиту, ни командиру боевой части мало не покажется. Нам, виновникам всей этой заварухи, тоже, естественно было не наплевать на свою судьбу, и ко всему прочему добавились муки похмелья, и сказывалась бессонная ночь. Мы стояли, понурив головы, и ждали.

– Я сам из Владивостокской шпаны, - вдруг ни с того ни с сего произнёс комдив, - тоже любил кулаками помахать. Но вы же, на службе! Если все начнут морды друг другу бить, что это за Флот будет, а? Я понимаю, достали вас. Но пошли бы один на один, что ли, а вот так втроём одного – это не дело. А, товарищи моряки?

– Так точно, товарищ контр-адмирал, - вразнобой ответили мы.

– Да ещё вы пили, говорят… так, что ли, Фёдоров? – контр-адмирал обернулся на командира корабля.

– Так точно, товарищ контр-адмирал! – на нашего командира было жалко смотреть.

– А чего пили-то? У нас в радиусе двухсот километров спиртного не найдёшь?! – по голосу было видно, что начдива очень заинтересовал этот вопрос.

– Брагу, - промямлил Вовчик Суляк.

– А где ж вы её взяли?! – я заметил, что глаза контр-адмирала загорелись.
– Ни хрена себе, брагу!

– Сами поставили, - деваться Вовику было некуда, и он продолжал отвечать. Мы с Серёгой, потупив глаза, только тяжело вздыхали.

– Ни хера себе! – комдива явно развеселила наша история.
– Эй, командир, у тебя моряки брагу ставят, видно других дел на корабле нет, а?

– И где же вы её хранили? – контр-адмирал решил узнать абсолютно всё.

– В носовом пункте высадки десанта, - Вовик отвечал уже бодро и уверенно.

– И ни кто не обнаружил? – развёл руками начдив.
– Фёдоров, у тебя как люди вахту-то несут, а? Дозорный по живучести корабль обходит, или нет? Флагманский корабль, мать вашу!

– Вахта несётся добросовест… - начал было рапортовать наш командир, но комдив только махнул на него рукой и тот замолчал.

Контр-адмирал ещё раз осмотрел нас суровым начальственным взглядом, покачал головой и вынес вердикт.