Я, Ангел

– Но вы же будете приезжать на выходные? – спросила я.

– Да, приедем обязательно, – отводя взгляд, нерешительно ответила мама, и я заметила, как заблестели слёзы на её глазах. Она встала, а на её место присел, так же на корточки, папа.

– Ангелина, послушай… Ты уже взрослая, немного придётся пожить без нас. Ты справишься, ты у меня умница. – Я важно кивнула, так приятно было чувствовать себя самостоятельной. Но когда мы усаживаемся в машину, меня охватило чувство, что я никому не нужна. Как будто я осталась там, в пустой квартире, одна, забытая всеми. Хочется закричать, позвать маму, разреветься в голос… Но… Мама рядом, и я мужественно улыбаюсь…

…Сейчас с высоты прожитых лет понимаю, что мама не хотела или не смогла стать ему по-настоящему близкой, а тётя смогла. Скорее всего, мама не могла любить, и это качество передалось мне…

Не торопясь, отправилась искать могилу Оксаны. Мысли плавно перетекли к размышлениям о ней. Когда не стало родителей, сознание моё впало в спячку. Встреча с Ксанкой стала приятным пробуждением. Привязавшись к ней всей душой, отдав нашей дружбе нерастраченную любовь к родителям, я восприняла её предательство очень болезненно. Близкий человек взял мои самые чистые и светлые чувства, испачкал, скомкал, небрежно отбросил в сторону…

Боль в душе не утихала долго. Потом я приучила себя не думать об этом, дабы не бередить раны. Выдрессировала себя настолько, что перестала думать об Оксане совсем, вычеркнув её из своей жизни. В тот солнечный апрельский день, когда я увидела Ксанку в беспомощном состоянии, предчувствие близкой беды вползло в душу. Но я так привыкла к тому времени запрещать себе думать об Оксанке, что сознание, вольно или нет, буквально стёрло все мысли об этом посещении. Я забыла о ней. До того дня, когда ко мне пришли одноклассницы со страшной вестью о смерти подруги. Когда мир вокруг внезапно утратил краски, стал блёклым и серым. На похоронах я поняла, что ненависть, обида давно испарились, общаться же не хотелось из-за дурацкой гордости…

Так, казалось, тогда. Я корила себя за гордость, за то, что не сблизилась, не была рядом в последние дни Ксанкиной жизни. Так думалось тогда, когда хоронили самого близкого на тот момент для меня человека. Что же чувствую сейчас, спустя много лет, стоя у могилы? Кладбище разрослось за эти годы, искала я долго. Увидела на надгробии знакомые имя и фамилию, вздохнула с облегчением. Уже не думала, что найду. Могила была аккуратная, ухоженная, наверное, мама Оксаны навещает… Я села за столик, находящийся неподалёку. Глядя на цветную фотографию, погрузилась в размышления.

Мысли были просты и безжалостны, как приговор. Теперь, спустя много лет, я поняла, что не простила Оксану. Пытаясь по молодости одурачить себя, убедила, внушила, что простила. Сейчас нашла в себе смелость признаться, что не отпустила. Потому что у преступления под названием «предательство» нет срока давности и амнистии. Как нет и меры, которая определяет степень тяжести. Неважно, какое оно: молчание за детскую шалость или попытка устроить изнасилование подруги. Важна сама суть. Ласково улыбаясь в лицо, человек подло втыкает тебе в спину нож. Наверное, мёртвых всё же надо прощать. Но… Нет. Странно, но после этого осознания я испытала облегчение, с плеч упал огромный валун. Невозможно лгать себе долгие годы.

Я встала, подошла к гранитной плите и погладила фото Ксанки, на секунду явственно услышав её смех, словно она была рядом. Что же… И ты прости меня, если сможешь. Я не смогла.

Не спеша, шла к выходу из кладбища, погружённая в свои мысли. Просветление и умиротворение охватили меня. Здесь царила особенная тишина, покой мёртвых. Может быть, я не в себе, но такого единения с собой и окружающим миром ещё не испытывала. Остановилась, внезапно поняв, что иду совсем в другую сторону. По моим подсчётам, уже должен был появиться выход. Развернулась, направилась в обратном направлении. Вечерело. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны высоких деревьев. Вокруг было очень тихо, даже птицы замолчали. Стало жутковато.

Вдруг далеко впереди я увидела силуэт девушки. Она помахала рукой и вытянула руку вправо, показывая на что-то. С дрожью в душе я бросилась бежать к неясной фигуре, но она была далеко. Разглядеть что-либо не представлялось возможным. В начинающихся сумерках я запнулась о какую-то кочку и нелепо растянулась на дороге, потеряв девушку из вида. Поднялась, постанывая. Разодранное колено слегка кровоточило, на колготках зияла огромная дыра. Рана пустяковая, приободрила себя. Прихрамывая, поплелась дальше. Силуэт исчез. Когда дошла до того места, где стояла девушка, увидела обычный железный столб рядом с дорогой. Посмотрев на него, вздрогнула. Из дрянного ржавого столба, невесть откуда взявшегося посередине дороги, торчала алая роза. Точь-в-точь такая же, какие я принесла на могилу Ксанке. В сгущающихся сумерках я посмотрела направо, куда указывала внезапно пропавшая девушка.

Там был выход.

В машине, обработав разодранное колено антисептиком из аптечки, поспешно завела мотор. Иррациональный страх охватил меня. Исчезнувшая девушка, роза, торчащая из проржавевшего насквозь столба… В сочетании с кладбищем всё это навеяло жути. С чего вообще я решила, что там была девушка? Силуэт, ответила себе. Безупречно красивые очертания, длинные волосы. Это не мог быть обман зрения! Не столб же я приняла за человеческую фигуру! К тому же рука, указывающая на выход. Холодок пробежал по спине. Когда машина тронулась в сгустившейся темноте, прямо из-под колёс выскочил какой-то зверёк, кажется, белка. Нервишки не годятся, сказала себе, разгоняя автомобиль. Скорее в гостиницу!

Рассвет неумолимо приближался, сменяя тягостную бессонную ночь, полную невесёлых мыслей. Повеяло знакомым сладким запахом. Именно это, почти неуловимое, дыхание заставило зябко поёжиться, кутаясь в тёплый старый плед, мой неизменный спутник во всех путешествиях. С унынием поняла, что Она снова рядом… Она – это Смерть. Столько раз я чувствовала близость Смерти, леденящее шею и спину дуновение, подобно лёгкому сквозняку, что перепутать это ощущение было невозможно. Вопреки расхожему клише, Смерть представлялась мне призрачной эфемерной фигурой, похожей на Снежную Королеву. Безмолвная и величественная, она проплывает рядом, насмехаясь. «Я рядом, но твой черёд ещё не настал, а потому сиди и тоскуй от безысходности, гадай, чья очередь». В который раз я задумалась о своей жизни, никчёмной и бессмысленной, полной тоски и ожидания. Чего жду от жизни? Ответа не было, но явная бесцельность уходящих дней удручала.

Продремав пару часов, проснулась с тупой головной болью и желанием прогуляться. Тоскливо посмотрев на ясное небо за окном, встала и пошла в душ. Спать не хотелось, гудящая голова и саднящее колено заставляли чувствовать себя разбитой старухой. Срочно на улицу! Надела брючный костюм светло-серого цвета и спустилась в ресторан. Вчерашний день на кладбище напомнил о себе неожиданно громким урчанием в животе. Уплетая за обе щёки блинчики с вишнёвым джемом, удивлялась, как вчера весь день могла проходить, даже не вспомнив о еде. Обходилась только водой. Более того, вернувшись вечером в гостиницу, тоже не захотела есть. Сегодня предстояла встреча с гадалкой, и это обстоятельство подспудно начинало волновать. Надо отвлечься от назойливых неприятных мыслей, решила я, расплачиваясь за завтрак. Выйдя на улицу, полной грудью вдохнула свежий утренний воздух.

Ноги сами привели меня к дому, где мы жили с родителями… Старый барак давно снесли, а вместо него красовался небольшой приземистый магазин, напомнивший сельпо. Воспоминание накрыло тёплой волной. Давным-давно много часов я проводила в палисаднике, который рос рядом с домом. Рядом с моими окнами ветвилась гигантская разросшаяся акация. Она заслоняла свет в моей комнате круглый год, но это обстоятельство никогда не доставляло неудовольствия. В июне акация начинала цвести, ароматные гроздья белых цветов клонились к самому окну, заполняя комнату сладковатым дурманящим запахом.