Я бриллианты меряю горстями

Геру колотил столь сильный озноб, что он почти не мог говорить. Они возвращались в поселок быстро, почти бежали, но он никак не мог согреться.

– А Динка, оказывается, страшная баба! – Бодя продолжал в одиночку обсуждать жуткое событие. – За что она его грохнула? Может, он насиловать ее вздумал? Она сначала закричала, а потом пальнула?

– Этот человек, – с трудом произнес Гера, – неделю назад сгорел на нашем складе… Его облили бензином и подожгли…

– Тьфу! – сплюнул Бодя, с суеверным страхом покосившись на Геру. – Рассказываешь байки! Это Ламантине расскажи, она у нас охоча до всяких страшилок про ведьм и упырей.

– Майка его и лицо, – продолжал бормотать Гера. – Это не ошибка. Я не могу объяснить, как это могло произойти.

– Не надо ничего объяснять. Проспимся, прогреем мозги, тогда и думать начнем.

Гера не стал возражать. Молчание избавляло его от необходимости ворочать языком, который уже стал неуправляем и прыгал во рту, как поршень в двигателе внутреннего сгорания. Он мечтал о том, чтобы как можно скорее наступил рассвет. При солнечном свете все выглядит и воспринимается иначе, чем ночью.

Они спали каждый в своей комнате. Бодя наверху, среди огурцов, оглашая дом могучим храпом, а Гера внизу, накрывшись всеми одеялами, которые он нашел в сундуке хозяйки. Те несколько часов, которые он провел в беспамятстве, сном назвать было трудно. Очнувшись, он еще долго лежал с закрытыми глазами, пытаясь дать объяснение тому, что произошло ночью. Границы между бредовой мешаниной в мозгу и мыслительным процессом почти не было, потому, наверное, никакой умной версии он не сочинил.

«Допустим, вместо Макса сгорел кто-то другой, – думал он, поднимаясь с кровати с тяжелой головой. – Предположим, сгорел человек Лемешева, который пришел за кейсом. Маловероятно, чтобы профессиональный вышибала не справился с профессиональным автослесарем, но все же допустим…»

Он вышел в сад. Утро было отмытым до той неправдоподобной яркости цветов, которую можно искусственно сделать в телевизоре. Небо звенело. Трава брызгала соком зелени. Березы хлестали друг друга вениками, словно парились. Птицы в полете рисовали стремительные автографы.

«Черт возьми! – подумал Гера. – Почему, в самом деле, всякая гадость случается ночью? Потому что ночью легче прятаться от того, кто ищет. Допустим, Макс все это время был жив и прятался в лесу от Лемешева. Вышибалы губернатора рыскали по дачному поселку… Нет, это было бы слишком заметно. Допустим, это была не толпа амбалов, а всего лишь один киллер…»

Он спустился на дорожку, присыпанную гравием. Хруст мелких острых камней резанул по нервам. Ему вспомнилась железнодорожная насыпь. Предельно настороженный и чего-то опасающийся человек в капюшоне, Макс, Максим Иванов, его бывший коллега, не по своей воле ставший лесным пугалом для строителей. Макс почувствовал за собой слежку и стал убегать. А потом у железнодорожной насыпи появилась Дина.

«Мать честная! – подумал Гера, остановившись как вкопанный посреди сада. – Бодя прав! Действительно, эта стервоза его и убила! Человек Лемешева! Все складывается! По поручению шефа она не только искала кейс, она выслеживала Макса, чтобы убить его. Она думала, что Макс скрывается у меня на даче, потому и крутилась все время рядом. Какая страшная баба!»

Он так и не дошел до того места, куда собирался, и резко повернул обратно.

– Бодя! – крикнул Гера уже с лестницы. – Ты с ней о чем-нибудь говорил?

Когда он поднялся, его компаньон уже открыл один глаз и, сидя на полу, скреб голову грязными пальцами.

– Погоди! – сипло ответил Бодя, с трудом открывая второй глаз. – Дай мозги прогреть, а то морду никак не разровнять…

– К черту твои мозги! – крикнул Гера, выхватывая у него из руки бутылку с остатками коньяка. – Ты понимаешь, что Дина работает на губернатора?! Она и убила Макса!

– Да ну! – машинально воскликнул Бодя, однако не поняв того, что Гера ему сказал. – За что ж она его убила?!

– За кейс, чучело! – начал заводиться Гера, разочаровавшись в своей щедрой оценке умственных способностей строителя. – Киллер Лемешева один раз уже пытался убить Макса, но сам оказался жертвой. А эта хитрая бестия довела дело до конца да еще меня к стенке приперла!

– Надо же! – покачал головой Бодя и приложился губами к бутылке, поставленной на стол.

– Э-э! – махнул Гера и уже было хотел направиться к лестнице, как Бодя схватил его за пояс джинсов и притянул к себе.

– Не гони лошадей, – сказал он примирительно, глядя через бутылку на свет. – Дай мозгам разогреться. Возьмем мы Динку за жабры, будь спок! Но у нас есть дело поважнее!

Словно фокусник, он неуловимым движением достал откуда-то заветный ключ от сейфа. Гера посмотрел на ключ, как на труп Макса.

– Что-то у меня пропало желание ехать в банк, – пробормотал он.

– Это оттого, что ты не опохмелился, – заметил Бодя. – Спросонок и на трезвую голову все решения, которые были приняты накануне, кажутся глупыми. И сама жизнь кажется глупой и никчемной. Больше всего ошибок человек совершает утром.

– Ладно тебе, философ! – махнул Гера рукой. – Посмотри на себя! В таком виде не то что в банк, а на городскую мусорную свалку не пропустят.

– Не обижай, не обижай! – ответил Бодя, щитом вытягивая перед собой ладонь. – Дай-ка мне лучше шампунь, помазок, бритву, зеркало и подбери какую-нибудь приличную одежонку. А я пока схожу на речку.

– Приличную одежонку! – проворчал Гера. – Можно подумать, у меня здесь одежный склад. Свою иметь надо! До пятидесяти лет дожил, а ходишь в лохмотьях!

– До сколька? – переспросил Бодя.

– Не «до сколька», а «до скольких»…

Бодя медленно подошел к зеркалу, коснулся пальцами небритой скулы, поворачивая голову из стороны в сторону.

– Мне вообще-то тридцать пять недавно стукнуло.

– А я думал – шестьдесят, – зло пошутил Гера. – Хотел тебе приятное сделать – десяток лет скинул.

– Эх-хе-хе, – покачал головой Бодя, криво улыбаясь, словно хотел улыбкой замаскировать гримасу боли. – Видно, так оно и есть. Жизнь кончилась. А я думал – еще все наладится…

Сгорбившись, он стал спускаться с лестницы. «Обидел мужика», – подумал Гера.

* * *

У Боди не оказалось даже приличного нательного белья. Гере пришлось пожертвовать своим новым турецким комплектом. Плотно облегающие белые трусы развеселили Бодю. Глядя на себя в зеркало, он крутил тощим задом и спрашивал:

– Это точно мужские? Этикетку покажи!

– Точно, точно! – заверил Гера.

– А это что за дырка? Карман, что ли?

– Что ты меня спрашиваешь?! – Гера удивился дикости своего компаньона. – Просунь руку и узнаешь!