Я – бронебойщик. Истребители танков

При этих словах поднялся легкий гул. Непонятно, то ли раненые рвались снова под пули в залитые водой окопы, то ли отпускали едкие подковырки в адрес толстого полкового комиссара с двумя орденами на груди. Мне и танкисту кроме медалей вручили по пачке папирос «Казбек» и небольшому пакету с печеньем, шоколадом и яблоками.

Шоколад и пару яблок я отдал Симе. Она поцеловала меня в щеку и сказала:

– А мы и не знали, что рядом с нами такие герои находятся.

Жора меня тоже поздравил. Но как-то кисло. Ему предстояло скоро выписываться, и настроение у него было паршивое.

– Может, сходим напоследок к Зине и Аньке? – предложил он. – Зря ты Симе шоколад и яблоки отдал. Пригодились бы.

– Я и других угостил, кроме Симы. Что, лучше было Зинке пакет вместе с краденым сахаром отнести? Вроде как плату за ее кровать.

Жора промолчал. Последние дни он был не в себе. Равнодушно отнесся к смерти Кости Пронина, которого знал лучше, чем я. Предстоящая выписка и отправка на фронт внушали ему страх.

Он сумел отсрочить выписку, поднимая себе температуру, пускался на другие мелкие хитрости. Врачи эти штуки прекрасно видели, но давали раненым какое-то дополнительное время, чтобы окрепнуть. Сейчас одна из медсестер ему открыто объявила:

– Скоро комиссия. Заканчивай дурить. С нас тоже спрашивают.

Я понимал состояние Георгия. Три ранения за полгода. Чего хорошего ждать? Жизнь пехотинца на переднем крае очень короткая.

Жора снова выпросил комплект военной формы и отправился к своей подруге. А ко мне подошел танкист, мы познакомились, и он заявил:

– Медали обмыть треба.

– Я с удовольствием. Но у меня полпачки печенья всего осталось, остальное ребятам раздал.

Танкиста звали Михаил. Тезка моего погибшего товарища Миши Травкина. Был он невысокого роста, с сильными жилистыми руками. На затылке виднелся след от осколка, рука еще не зажила от ожога.

Мы отошли в сторону, и Михаил достал из кармана халата небольшой тяжелый сверток. Там лежала еще одна медаль «За отвагу», складной нож и небольшой трофейный пистолет. Я с удовольствием повертел его в руке. Мне бы такой!

– Вальтер. У фрица из кармана выгреб. Правда, всего пять патронов, но «чмошникам» (тыловикам) и этого достаточно. Думаю, если обменять, на литруху и закусь хватит.

Вечером мы собрались в закутке. Не так много трофейных пистолетов имелось в начале сорок второго года. Михаил обменял его на фляжку спирта и две банки консервов. Пригласили нескольких соседей по койкам и Симу. Выпив и разговорившись, я понял, что моя военная биография и медаль за сожженный немецкий танк не идут ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить другим.

Старшина-танкист начал свой боевой путь от границы. Рассказывал о первых боях:

– Я на БТ-7 воевал. Большинство немецких танков, кроме Т-4, не сильнее наших были. Броня и пушки так себе, а моя «сорокапятка» на полкилометра сорок миллиметров брони просаживала. Правда, у фрицев оптика классная, радиосвязь, да и снаряды сильные. Ничего, дрались. Нам бы организованности побольше. То без бензина сидим, то боеприпасы не подвезли. Или шарахались из стороны в сторону. Но не верь, Андрюха, что мы просто так драпали. Немцам хорошо доставалось. Горели их «панцеры» как миленькие. Правда, через пару недель и мою «бэтэшку» подожгли.

Старшина чудом выбрался из горевшего танка, успел снять пулемет и с боями выходил из окружения с группой бойцов. Хвалил «тридцатьчетверку», на которой воевал после выхода из окружения. Снова был подбит и угодил в медсанбат.

– Ну вот, а хвалишься, что «тридцатьчетверки» сильнее всех, – поддели его.

– На данный момент сильнее, – веско отвечал старшина. – Но на войне всякое случается. Поймали из засады подкалиберный снаряд. А это такая штука, что броню насквозь просаживает, а раскаленный сердечник из вольфрама сразу двигатель поджигает.

– Сам-то много фашистских танков подбил? – спросил кто-то.

– Два точно.

– Значит, фрицы тебя переиграли?

– Как это – переиграли? – возмутился старшина. – Мы нашим экипажем еще два бронетранспортера и штук шесть грузовиков сожгли, три пушки раздавили и пехоты не меньше взвода прикончили. Думаешь, легко немецкий танк подбить, особенно Т-3 или Т-4? Вон спроси у Андрюхи.

Я подтвердил, что очень не просто. Ребята платят своими жизнями.

В общем, душевно посидели. Только в жизни все хорошо не бывает. Через пару дней получил письмо из дома. Приветы от родни, нехитрые сельские новости, а затем в конце письма, как молотком по голове. Погиб старший брат Антон. Об отце ни слова.

Я перечитывал строчки и не мог прийти в себя. Не было ближе у меня человека, чем Антон. Я за ним, как хвост, с малых лет привык ходить. Везде вместе. Даже когда он женился, я едва не каждый день его навещал. Не ленился шесть верст отмахать, чтобы вечером вместе посидеть. Тогда же я понял, что где-то сгинул отец и уже не вернется.

Удар для меня был сильный. Я не мог больше оставаться в санбате. Бродил как неприкаянный. Дождался врачебного обхода и попросил:

– Выпишите меня. Выздоровел я, хочу к своим.

– Слабый он еще, – вдруг вмешалась Сима. – Брата у него убили, и отец без вести пропал. Мстить за них рвется. По-хорошему, Коробову еще бы с недельку отлежаться надо.

Время было такое, что в санбатах и госпиталях с нами не очень-то церемонились. Встал на ноги, раны еще толком не зажили – ничего, для выписки годится. Долечится в окопах. Врачей постоянно подталкивали – на фронте нехватка людей. А тут я сам напросился.

– Это хорошо, что фашистов бить хочешь. Значит, настоящий солдат, – сказал врач-капитан. – Завтра у нас комиссия, там и оформим выписку.

– Он сто шагов толком пройти не может, – снова вмешалась Сима.

Врач посмотрел на нее и, ничего не сказав, перешел к следующей койке. Сима ведь даже не медсестрой была, а просто старшей санитаркой.

Жорку бегло оглядели, заставили сесть-встать.

– Этого тоже на комиссию, – не раздумывая, сказал врач. – Залежался он тут у нас. По хутору шляется, значит – выздоровел.

Когда врачи ушли, Жорка (его фамилия была Крупин) накинулся на меня:

– Доброволец хренов! Все из-за тебя. Может, я еще бы дней с десяток полежал, а ты полез к врачам. На фронт он рвется!

И опять за меня вступилась Сима:

– Вы, Крупин, филоните. Вас давно уже выписывать пора. Если такой трус, то лучше помолчите и к Андрею не приставайте. У него брат погиб, ему не до вас.

– Ну и обнимайся со своим Андрюхой! – выкрикнул Жорка.

– Пообнимались бы, да уже не успеем, – спокойно ответила Сима и торопливо ушла.

А старшина-танкист заметил:

– Тонка у тебя кишка, Жорка. Хитри – не хитри, а от войны не спрячешься. Андрюха мужик правильный. Братана убили, будет мстить. Так и надо!