В глаза бревенчатым лачугамглядит алеющая мгла.Над колокольчиковым лугомсобор звонит в колокола.Звон заокольный и окольный,у окон,около колонн.Звон колоколен колокольный,и колокольчиковый звон.И колокольцемкаждымв душу –любого русского спроси! –звонит, как в колокол,– не глуше, –звонлевитановскойРуси!
На перевозе
Паром.Паромщик.Перевоз.И яс тетрадкой и с пером.Не то,что паром паровоз –наспарой веселвёз паром!Я
рос на этих берегах!И пусть паром – не паровоз!Как паровозна всех парах –меня онв детствоперевёз!
Маленькие Лили(для детей)
Две маленькиеЛили –лилипутыувидели на иве жёлтый прутик.Его спросили Лили:«Почему тыне зеленеешь,прутик-лилипутик?»Пошлиза лейкоймаленькие Лили,на шалости не тратя и минуты,и так усердно,как дожди не лили,на прутик лилиЛили –лилипуты.
На родине
Загородил мою дорогугрузовика широкий зад.И я подумал: – Слава Богу!Село не то, что год назад!Теперь в полях везде машины,и не видать худых кобыл.Один лишь древний дух крушинывсё так же горек, как и был…Да, я подумал «Слава Богу!»Но Бог-то тут причём опять?Уж нам пора бы понемногуот мистицизма отвыкать!Давно в гробу цари и боги!И дело в том, наверняка,что с треском нынче демагогилетят из Главков и ЦэКа!
Репортаж
К мужику микрофон подносят.Тянут слово из мужика.Рассказать о работепросят –в свете новых решений ЦэКа!Мужикунепривычно трёкать.Вздох срывается с языка.Нежно взяли его за локоть:тянутсловоиз мужика!..
О собаках
Не могу я видеть без грустиежедневных собачьих драк…В этом маленьком захолустьепоразительно много собак!Есть мордастые – всякой масти,есть поджарые – всех тонов.Подойди –разорвут на части,иль оставятвмигбез штанов…Говорю о том не для смеху.Я однажды подумал так:Да, собака друг человеку, –одному…А другому – враг!
Жалобы алкоголика
…Ах, что я делаю?За что я мучаюбольной и маленькийсвой организм?..Да по какому жтакому случаю?..Ведь люди борютсяза коммунизм!Скот размножается,пшеница мелется,и всё на правильномтаком пути!..Так, замети меня,метель-метелица…Ох, замети меня,ох, замети…И заметёт!..
Праздник в посёлке
Сколько водки выпито!Сколько стёкол выбито!Сколько средств закошено!Сколько женщин брошено!Где-то дети плакали…Где-то финки звякали…Эх, сивуха сивая!..Жизнь была… красивая!
«Снуют. Считают рублики…»
Снуют. Считают рублики.Спешат в свои дома.И нету дела публике,что я схожу с ума!Не знаю, чем он кончится,запутавшийся путь,но так порою хочетсяножом…куда-нибудь!
Да, умру я!
Да, умру я!И что ж такого?Хоть сейчас из нагана в лоб!Может быть,гробовщик толковыйсмастерит мне хороший гроб…А на что мне хороший гроб-то?Зарывайте меня хоть как!Жалкий след мойбудет затоптанбашмаками других бродяг.И останется всё,как было –на Земле,не для всех родной…Будет так жесветить Светилона заплеванный шар земной!..
Разлад
Мы встретились у мельничной запруды,и я ей сразупрямо всё сказал!– Кому, – сказал, – нужны твои причуды?– Зачем, – сказал, – ходила на вокзал?Она сказала: – Я не виновата…– Ну,
да, – сказал я, – кто же виноват?Она сказала: – Я встречала брата.– Ха-ха, – сказал я, – разве это брат?!В моих мозгах чего-то не хватало:махнув на всё, я начал хохотать!Я хохотал. И эхо хохотало.И грохотала мельничная гать.Она сказала: – Ты чего хохочешь?– Хочу, – сказал я, – вот и хохочу!Она сказала: – Мало ли, что хочешь!Тебя я слушать больше не хочу!Конечно, я ничуть не испугался.Я гордо шёл на ссору и разлад.И зря в ту ночь сиял и трепыхалсяв конце безлюдной улицы закат!..
МУМ(Марш уходящей молодости)
Стукнул по карману, – не звенит:как воздух.Стукнул по другому, – не слыхать.Как в первом…В коммунизм – таинственный зениткак в космос,полетели мысли отдыхать,как птички.Но очнусь и выйду за порог,как олух.И пойду на ветер, на откос,как бабка,о печали пройденных дорог,как урка,шелестеть остатками волос,как фраер…Память отбивается от рук,как дура.Молодость уходит из-под ног,как бочка.Солнышко описывает круг,как сука, –жизненный отсчитывает срок…Как падла!
«Ты называешь солнце блюдом…»
Валентину Горшкову
Ты называешь солнцеблюдом…Оригинально. Только зря:с любою круглою посудойСветилосравнивать нельзя!А если можно,значит можнои мне,для свежести стишка –твой череп,сделанный несложно,назвать…подобием горшка!
«Поэт перед смертью сквозь тайные слезы…»
Поэт перед смертьюсквозь тайные слёзыжалеет совсем не о том,что скоро завянут надгробные розы,и люди забудут о нём,что память о нём –по желанью живущихне выльется в мрамор и медь…Но горько поэту,что в мире цветущемемупосле смертине петь…
Поэт
Глебу Горбовскому
Трущобный двор.Фигура на углу.Мерещится, что это Достоевский.И ходит холод ветреный и резкий.И стены погружаются во мглу.Гранитным громомгрянуло с небес!Весь небосвод в сверкании и в блеске!И видел я, как вздрогнул Достоевский,как тяжело ссутулился, исчез.Не может быть,что это был не он!Как без него представить эти тени,и странный свет,и грязные ступени,и гром, и стены с четырех сторон?!Я продолжаю верить в этот бред,когда в своё притонное жилищепо коридору,в страшной темнотище,отдав поклон,ведёт меня поэт…Он, как матрос, которого томитглухая жизнь в задворках и в угаре.– Какие времена на свете, Гарри!..– О! Времена неласковые, Смит…В моей судьбе творились чудеса!Но я клянусьлюбою клятвой мира,что и твоя освистанная лираещё свои поднимет паруса!Ещё мужчины будущих времён,(да будет воля их неустрашима!) –разгонят мрак бездарного режимадля всех живых и подлинных имён!…Ура, опять ребята ворвались!Они ещё не сеют и не пашут.Они кричат,они руками машут!..Они как будто только родились!Они – сыны запутанных дорог…И вот,стихи, написанные матом,ласкают слух отчаянным ребятам,хотя, конечно, всё это – порок!..Поэт, как волк, напьётся натощак,и неподвижно,словно на портрете,всё тяжелей сидит на табурете.И все молчат, не двигаясь никак…Он говорит,что мы – одних кровей,и на меня указывает пальцем!А мне неловко выглядеть страдальцем,и я смеюсь,чтоб выглядеть живей!Но всё равно опутан я всерьёзкакой-то общей нервною системой:случайный крик, раздавшись над богемойдоводит всехдо крика и до слёз!И всё торчит:в дверях торчит сосед!Торчат за нимразбуженные тётки!Торчат слова!Торчит бутылка водки!Торчит в окне таинственный рассвет.Опять стекло оконное в дожде.Опять удушьем тянет и ознобом……Когда толпапотянется за гробом,ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».