Я буду любить тебя вечно (сборник)

Боялся? Конечно! Статья-то валютная! Да плюс мошенничество – хватит с лихвой. И никакой дедушка ему не поможет.

Но здесь он нашел тот кайф и тот драйв, которых ему так не хватало. Дело было, конечно, рискованное, однако сладкое очень. И Серега ожил.

Конечно, похожая на капризную кошку продавщица Ларочка, торговавшая в киоске меховыми шапками из норки и лис, глянцевыми матрешками с одинаковыми глупыми лицами, икрой и прочей чепухой, была в доле. В доле были и гостиничные менты – Вовик и Славик. И все-таки это был риск!

За первый год новой деятельности у Сереги появилось столько денег, вот только потратить их было абсолютно некуда. В Советском Союзе с этим были проблемы. Тряпки? Да бросьте. Этого добра у него было навалом. Все атрибуты красивой жизни имелись. Что дальше? Поехать отдохнуть? Широко, с размахом, с шампанским, черной икрой и девочками? Ну да. Хотя «за пределы», как говорила его матушка, вход был закрыт. Оставались Сочи, Пицунда и Ялта – вот и вся география. Ну там, конечно, гуляли, отрываясь по полной. И все равно мелковато. Его подельники и напарники, тот же красавчик Анзор, ощущали себя королями мира. А Серега снова скучал. Днем – «работа». Это хоть как-то бодрило. Вечером – кабак и девочки. Ночью – девочка, лучше «свежая». Девочки были лучшие. Но день был похож на день, а месяц на месяц. Словом, тоска.

Серегины подружки менялись как перчатки – похожие друг на друга как родные сестры, они манерно вытягивали губы, потягивая коктейль, с шумом выпускали сигаретный дым и жадно оглядывали наряды соперниц. Они были ушлые, жадноватые, замуж хотели за иностранцев, а романы крутили с фарцой. Встреча с Милочкой поразила его – он быстро оценил ее наряд и увидел растерянность и смущение в ее глазах. Она явно была не из тех, с кем Серега «крутился». «Хороша!» – подумал он, углядев в той шумной компании Милочку. И, кажется, не ошибся. А уж их первая ночь его удивила – Милочка оказалась к тому же девственницей. Во дела! Неужели такие остались? И все ей было в новинку – и мятный ликер, и сигареты «Кент», и гусиный паштет из крошечной, словно игрушечной, баночки. И английский шампунь, пахнувший морем, и душистое французское мыло.

Серега наблюдал за ней и продолжал удивляться: Милочка была до смешного наивна и не искушена. Анахронизм. Ископаемое. Атавизм, пережиток. А уж ее красота, чистая и наивная, робкая и не наглая. «Чукча какая-то, – думал он. – И откуда?» И Серега влюбился. Циник Серега, скептик Серега. Искушенный, избалованный, грубый, жестокий Серега. Смелый, безбашенный Серега по кличке Шалый. Кличка ему подходила. Милочкина наивность и скромность, ее вечное стеснение и смущение подкупали и в который раз его удивляли. К тому же она ничего не просила. Все просили, а она нет. Чудеса. Он такого не видел. Только вспыхивала, сжималась вся, когда он бросал на диван подарки – яркие пакеты со шмотками, французские духи, итальянскую обувь. А уж когда под зиму широким купеческим жестом бросил на пол в прихожей пушистую шубку, Милочка расплакалась, закрыв лицо руками… Так, что он ее утешал.

А для Милочки… Милочка ахнула и бросилась, словно в волну, в бушующее море, в эту новую и прекрасную жизнь. Жизнь, о которой она столько мечтала. Но не это было главное – не тряпки, не духи и не рестораны. Главным был Шалый, ее Серега. Потому что она его очень любила. Так любила, что было страшно.

И часто щемило сердце.

С работы она ушла – настоял Сергей. «Зачем тебе, милая? Ты нужна мне всегда, постоянно. Зависеть от твоего графика? Нет, извини!» А разве Милочка сопротивлялась? Да ни минуты! Через месяц после знакомства она, не задумываясь, перебралась на Патриаршие. Мама, конечно, плакала:

– Кто он, что он? Милочка! Да как же?

– Что? – резко перебивала Милочка. – Что тебя не устраивает?

– А вы распишетесь? – робко спрашивала мама. – Ну чтобы по закону.

– По какому закону, мама? – злилась Милочка. – Лично нам на ваши законы глубоко наплевать!

– Не по-людски все это, – приговаривала мать, горестно качая головой. – Не по-людски!

– А ты живешь по-людски? – вскидывалась дочь. – А бабка Нюра жила по-людски? А тетя Галя? А Марь Иванна? Эта ваша убогая жизнь – по-людски?

Милочка перебирала свои вещи и со злостью откидывала их в сторону – зачем брать эту дрянь туда, в новую жизнь? Зачем ей это дерьмо? Эта дешевка?

Ничего не взяла. Мать не обняла и не поцеловала – пусть тоже призадумается, может, дойдет? Хотя что там у этой курицы в голове? Ясно же – одна солома.

Спали до обеда. Нехотя поднимались – Серега бывал по утрам мрачен и неразговорчив, молча пил кофе и листал журнал, шел в душ, а уж после этого приходил в себя – настроение менялось у него моментально. Только что сидел мрачный и молчаливый Серега, которого ни за что нельзя было трогать – Милочка уже это поняла, – а из душа возвращался совершенно другой Серега, улыбающийся, хохмящий, родной. Быстро собирался и уезжал «по делам». По каким, она не спрашивала. Заявлялся к вечеру.

– Ну, ты готова?

Милочка была готова. Всегда. И начинались карусель и круговерть – ресторан, валютный бар, гости, шампанское, кофе, коньяк. Снова кофе. Возвращались под утро – еле держались на ногах.

Конечно, Серега одел ее, как королеву, во все новое. Приносил шуршащие пакеты с заморскими вещами: платья, блузки, юбки, брюки, белье. Французские духи – пять флаконов на полочке в ряд. Часы, браслет, сережки, колечки. К следующей зиме появилась вторая шубка – теперь из ондатры. Милочка заблестела. Засверкала как елочный шар, прекрасная, стройная, юная Милочка. Теперь она замечательно разбиралась в винах и коньяках, в черной икре – зернистая, паюсная, севрюжья, осетровая, белужья. Она оказалась хорошей и толковой ученицей – Сергей ею гордился. И кстати, был в нее сильно влюблен, пожалуй что, в первый раз так ему снесло голову.

А Милочка? Сначала он сомневался – странная она, его женщина. Для других, для чужих и посторонних – прохладная, спокойная, высокомерная, равнодушная. Снежная королева. Со всеми, но только не с ним! Его-то она любит. С ним она другая. Да что сомневаться? Ему-то, с его жизненным опытом, с его чуйкой и интуицией. Вспомнить их ночи, ее слова, ее руки. Ее глаза поутру. И все станет ясно. Да и потом, Серегу обмануть было трудно – волчья хватка, орлиный глаз, собачье чутье. В этом ему не откажешь. И на всю жизнь запомнил.

– Я буду любить тебя вечно, – среди ночи прошептала Милочка. Понятно, что среди ночи! А когда говорятся такие слова? Он все понимал. И знал цену словам, особенно бабьим. Но здесь поверил.

Он по-прежнему заваливал ее подарками, возил на море, брал билеты на пароход в самую большую и дорогую каюту. Останавливались они в лучших гостиницах, в самых дорогих номерах. Для них играли музыканты в самых дорогих ресторанах – Серегу знали все и везде. Его уважали. За что? За ловкость, смелость, за хитрость. И еще – за щедрость. В том мире это ценилось. И Милочку знали – как его женщину.

К матери она заезжала раз в месяц – привозила продукты и деньги. Мать охала, всплескивала руками, перебирая красивые баночки с деликатесами, и снова пугалась:

– Господи, Милочка! Такое богатство! И откуда все это?

– Оттуда, мам! – закатывала глаза дочь. – Ты что думаешь? Все стоят часами за мерзлой картошкой?

Деньги мать брать отказывалась, и Милочка подкладывала их в сервант.

Их с Серегой сладкая, счастливая и веселая жизнь продлилась три года. И закончилась в одночасье – Серегу «приняли», взяли. Арестовали. Растерянная Милочка бродила по огромной темной квартире и не понимала, что же ей делать. Вскоре пришел участковый и невежливо попросил ее убираться.