Я буду любить за двоих
Шрифт:
Молю лишь взглядом и словом.
Он не обращает никакого внимание на мою просьбу, распахивает полы блузки и проводит указательным пальцем по ложбинке грудей.
– Зачем строила из себя невинность? Зачем вынуждала брать нежно, когда самой хотелось чтобы тебя имели жестко и грубо? Захотелось разнообразия после Бродского?
Качаю головой, не вижу сквозь пелену слез его выражение глаз, но слышу голос полный презрения и отвращения.
– Пожалуйста, дай мне все объяснить. Я... не понимаю что происходит и почему меня обвиняют в том, чего я не делала. Саша, я...между мной и Бродским не было никаких отношений.
– Никаких?
Мотаю
– Он тебя трахал?
– Не надо, прошу...
– Отвечай! Он. Тебя. Трахал?!
– Прости, - шепчу.
Он в бешенстве отталкивает меня прислоняя к стене, затем его рука снова обхватывает шею.
– Ты просишь прощение?! Какая же ты тварь.
Он берет меня за локоть и как провинившегося ребенка ведет к столу. Толкает вперед и я больно ударяюсь животом о его край. Хочу развернутся, но Огнев рукой прижимает мое лицо к его поверхности. Обнаженной грудью чувствую прохладу красного дерева. Через секунду он поднимает подол моей юбки. Дергаюсь в его руках, но он лишь сильнее прижимает меня к столу.
– Что ты делаешь?
– Тебе понравится, не дергайся.
– Господи... Нет! Не делай этого... Пожалуйста, не надо!
Одним рывком, он спускает мой колготки и трусы.
– Саша, прошу...- уже плачу открыто.
– Я не предавала. Клянусь. Я бы не смогла...
– Заткнись.
– Я люблю тебя!
Сильный кулак ударяет поверхность стола возле моей головы.
– Не смей говорить о любви.
Резкий толчок пронзает мою плоть. Сильно кусаю нижнюю губу, чтобы не закричать от боли. Он продолжает прижимать мою голову к поверхности стола ритмично врезаясь в мое тело. Я чувстсвую волны беспощадной силы направленные - унизить, раздавить, уничтожить. Закрываю глаза и пытаюсь отключить мозг, как когда-то, но ничего не выходит. Процесс саморазрушения запущен, на этот раз мне не спастись. Мне уже никогда не удастся выбраться из ямы полной боли, я просто захлебнусь в ней.
Чувстствую как Огнев ускоряет движения, затем замирает на долю секунду и изливается делая рваные толчки. Он опускает голову на мою спину тяжело дыша. Через минуту, когда его дыхание снова стало ровным, он отстраняется.
От бесслия скатываюсь к его ногам.
Слышу звук закрывающейся ширинки и бляшки ремня.
– Встань.
Встать? Как? Ведь у меня нет сил сделать хотя бы вдох полной грудью.
– Я сказал встань, - легко толкает носком в мое бедро. Действие рассчитано не причинить боль, а просто направить очередную дозу унижения.
Опираюсь об пол ладонями. Затем о край стола. С трудом становлюсь на ноги. Они почти не держат меня и я опираюсь всем весом о стол.
– На меня смотри.
Кивает когда я исполняю его приказ.
– Если ты, еще хоть раз, появишься в поле моего зрения, клянусь, ты об этом крупно пожалеешь. Уяснила?
Дважды киваю:
– Да.
Опускаю голову, смотрю на одеревеневшие пальцы которые вцепились в края блузки.
– А помнишь... ты обещал, что никогда не причинишь мне боль?
Поднимаю взгляд. Смотрю в бесстрастное лицо, и слышу в ответ:
– У тебя есть две минуты привести себя в порядок и навсегда исчезнуть из моей жизни.
Глава 16
Уже
третий день Огнев пребывал в состоянии некой прострации. Он будто жил наблюдая за собой со стороны. Он по-прежнему ходил на работу, принимал решения, разговаривал с зарубежными партнерами, присутствовал на совете директоров, в котором обсуждались итоги уходящего года, но все это он делал на автомате, словно робот, не чувствуя драйва и прежнего удовлетворения от своей деятельности. И виной тому стали события произошедшие три дня назад. Тогда он еще не знал, что наказывая Веронику, на самом деле убивает себя.Былo восемь часов вечера, а он все еще находился на работе. Отправляться домой не было никакого желания. Ведь там больше не было ее.
Каждый раз, переступая порог своей квартиры, он еще сильнее чувствовал свое одиночество и вину, которую даже и не пытался заглушить. Он винил себя за то, что поступил настолько жестоко с женщиной, которую полюбил. Сейчас он точно знал, что чувство которoе он испытывал к Веронике и есть та самая любовь. Он видел ее отражение каждый раз, когда смотрел в глаза любимой.
Какой бы продажной сукой она не была, она не заслужила подобного поведения с его стороны.
От раздумий его прервал звонок телефона.
– Ты где?
– спросил Гладышев не здороваясь.
– В офисе.
– Я еду к тебе. Через пол часа буду.
– В чем дело?
Услышал тяжелый вдох:
– Ну и наломал ты дров, Огнев.
– Что же тебя заставило забросить дела в Лондоне? Миронов говорил, что тебе нужны еще недели две чтобы во всем разобраться.
Гладышев махнул рукой:
– Сейчас это не актуально.
– А что актуально?
– Хреново выглядишь.
– Ты пролетел три тысячи километров, чтобы сказать насколько хреново я выгляжу?
Гладышев снова отмахнулся и швырнул Огневу небольшую папку. Она плавно скользнула по столу.
– Что это?
– Почитаешь на ночь сказку.
– Рома.
– В общем так. Даже не знаю с чего начать... Начну наверное с самого главного - Вероника не имеет никакого отношения ко всей этой истории про слив информации.
Огнев напрягся и даже поддался немного вперед будто не веря своим ушам.
– Что ты сказал?
Гладышев молчал, давая возможность Огневу переварить информацию.
– То есть как не имеет отношение? Ты же сам предоставил мне доказательства.
– Ну, во-первых, лично я никакую информацию тебе не давал, а во-вторых что за доказательства позволь спросить?
Огнев достал несколько фотографий из ящика, и не глядя на них протянул Роме. Тот взял их и несколько минут в задумчивости разглядывал.
– Очень... интересно. Ладно, что еще у тебя есть?
– В смысле?
– Какие еще доказательства у тебя есть?
– ?!
– Поняяятно...Значит так, с Николаем я сам разберусь.
– Я думал ты курируешь его действия.
– Он ничего не делает без моего согласия, это так. Но я понятие не имел, что Николай предпринял какие-либо действия в этой истории без моего ведома. Он случайно увидел ее с Бродским, сфотографировал и сделал поспешные выводы и даже не поставил меня в известность о докладе к тебе. Слухи об увольнении Вероники из Кристалла, долетели до Лондона сегодня. Представляю какие сплетни это повлекло за собой, учитывая события произошедшие на предновогодней вечеринки.