Я буду тебе вместо папы. История одного обмана

По дороге я осторожно осматривала живую изгородь, надеясь обнаружить гнездо с маленькими пятнистыми яичками или даже с пушистыми птенцами. И когда мне улыбалась удача, я сидела тихо-тихо, чтобы не спугнуть маму-птицу. Я никогда не трогала малышей, потому что знала: в этом случае гнездо будет заброшено и птенцы умрут от голода.

В школе мальчишки хвастались, сколько яиц им удалось собрать. Мне всегда хотелось сказать им, что так нельзя делать, ведь они убивают птенцов, но я молчала. Я боялась, что надо мной будут смеяться или, что еще хуже, начнут дергать за волосы и обзывать вонючкой.

В жаркие дни, когда ничто не нарушало сонный покой, царивший на ферме, я собирала землянику, в изобилии росшую у изгороди, а потом лежала на спине, ела сочные спелые ягоды и наблюдала за порхающими над цветами бабочками и пчелами, жужжащими в поисках пыльцы. Однажды я засмотрелась на муравейник и совсем забыла о времени. Меня восхищала суетливая деятельность тысяч муравьев, живущих одной колонией; неужели такие крохотные существа сумели построить такой огромный, по сравнению с их собственной величиной, дом?

Но больше всего я любила гулять у пруда. Через несколько дней после нашего переезда сосед объяснил мне, как сделать сачок из куска ткани и палочки. Он показал, где лягушки откладывают икру, как можно зачерпывать ее при помощи сачка, и дал ведерко, чтобы складывать улов. Если в ведерко налить воды, то через некоторое время икринки превратятся в головастиков, а спустя несколько недель — и в лягушат, сказал он.

— Можешь держать ведро в моем сарае, — предложил сосед, тем самым укрепляя наш союз и увеличивая пропасть между мной и моими родителями. — Подождем, пока головастики подрастут, а потом отпустим их обратно в пруд.

Я положила в ведро немного водорослей из пруда, пару маленьких камешков и следующие три недели наблюдала, как крошечные черные точки увеличиваются, приобретая узнаваемую форму.

Маленьким, похожим на червячков существам потребовались почти все пасхальные каникулы, чтобы превратиться в настоящих головастиков с извивающимися хвостиками. Я боялась, что в ведерке им будет тесно, поэтому отыскала емкость побольше, куда накидала еще водорослей и камешков.

Решив, что головастики уже достаточно большие, чтобы не бояться хищных рыб, мы отнесли их обратно в пруд. Раннее лето радовало теплыми деньками, и я подолгу сидела у воды, наблюдая, как черные вертлявые личинки становятся коричнево-зелеными лягушатами; лягушата прыгали, плавали, смешно дрыгая перепончатыми лапами, выбирались на камни и подставляли спинку солнцу или прятались в высокой прибрежной траве. Интересно, были ли среди них те, кому мы помогли вырасти?

После того как отец утопил котят, я долгое время не могла заставить себя прийти к пруду — слишком хорошо представляла, как они лежат в своей водяной могиле. Но сосед рассказал мне о кошачьем рае и убедил, что котята не хотели бы, чтобы я так долго грустила о них, — и мне стало гораздо лучше.

Было еще одно, о чем я никогда не рассказывала учителям: о том, как я ходила на пруд вместе с мужчиной из соседнего дома.

Когда наконец-то наступили летние каникулы и впереди меня ждали шесть недель свободы, я могла думать только о том, чтобы как можно больше времени провести с Дорой и ее мужем.

Словно прочитав мои мысли, отец быстро прояснил: уроки-то, может, и закончились, но домашние заботы никуда не делись.

— Ты должна помогать своей матери, — строго сказал он, когда увидел в первый день каникул, как я, воодушевленная мыслью о долгожданной свободе, устремилась к входной двери. — Тебе за братом присматривать нужно, не маленькая уже.

Я пожаловалась на это соседу, а он улыбнулся, взъерошил мне волосы и сказал, что мы просто будем брать моего брата и его малышей гулять на пруд.

— Устроим пикник. Это позволит моей жене и твоей маме хоть чуть-чуть отдохнуть от детей.

Коляски и его плеч хватило для троих малышей, а на меня возложили почетную обязанность нести сумку с напитками, кусками пирога и печеньем.

Иногда во время таких пикников он клал голову мне на плечо и говорил, что устал.

— Ты, наверное, тоже устала, Марианна. Ведь тебе приходится столько всего делать по дому. Тебе надо отдохнуть. Клади голову мне на колени.

И я с радостью слушалась его. В те дни, когда все только начиналось, я прислушивалась к жужжанию насекомых, чириканью птиц, тихому плеску воды, шелесту листьев и травы; все эти звуки сливались в убаюкивающую летнюю мелодию, а его руки нежно гладили меня, заставляя улыбаться от удовольствия. Он ерошил мои волосы, легко прикасался к каждому позвонку, едва заметно массировал шею и ласково гладил мои щеки.

Неподалеку от нас резвились малыши: мордочки перемазаны в сладостях, специальные детские вожжи не подпускают их близко к воде, — а я старалась прижаться к нему еще теснее, наслаждаясь незнакомым прежде чувством безопасности и ласковой заботы.

В один из таких жарких летних дней, когда женщины забрали детей с собой в город, он в первый раз меня поцеловал. Я сидела, обхватив руками колени, и пристально вглядывалась в темную воду пруда, надеясь увидеть что-нибудь интересное.

— Марианна, ты знаешь, как целуются феи? — спросил он.

Я смущенно хихикнула, как обычно хихикают маленькие девочки, когда взрослые задают им неожиданные вопросы, подобные этому.

— Нет, не знаю…

— Тогда закрой глаза, я тебе покажу.

Я почувствовала, как он легко прикоснулся ресницами к моей щеке, открыла глаза и увидела, что он улыбается, блестя зубами.

Потом он приобнял меня за плечи и притянул к себе, откинувшись на траву.

— А ты знаешь, что такое взрослый поцелуй?

Я покачала головой.

— Хочешь, покажу тебе? — предложил он и, проведя рукой по моим волосам, взял меня пальцами за подбородок.

Я непонимающе мигнула: его лицо приближалось к моему, становясь все больше и больше. Вот оно уже нависло над моим, скрыв от меня солнечный свет, но это уже не было лицо человека, которого я хорошо знала, — нет, передо мной был какой-то незнакомец, и мне стало страшно, очень страшно.

Что было дальше? Его рот гораздо больше моего, и он засосал мои губы, одной рукой удерживая голову и не позволяя отвернуться, а другая тем временем скользила вдоль моего позвоночника. Он стиснул мою попу, а потом прижал меня еще сильнее, лишая возможности отодвинуться. Он всей тяжестью навалился на мое хрупкое тело. Его язык раздвинул мои зубы и протолкнулся мне в рот; я почувствовала, как по подбородку течет слюна.

Мне тяжело, я не могу дышать, воздуха не хватает, я начинаю брыкаться, в панике пытаясь освободиться…

И он, уловив в моих действиях не только страх, но и зачатки отвращения, внезапно отстранился. Сел и вытер рот тыльной стороной ладони.

Я почувствовала, что сейчас заплачу. Заметив мои слезы, он ласково погладил меня по щеке:

— Марианна, разве тебе не понравилось? Этот поцелуй значит, что ты очень много значишь для меня. Ты особенная девочка, Марианна. Ты ведь хочешь быть особенной?