Я буду ждать тебя летом…

Юля выше меня ростом, и в свои одиннадцать лет выглядит значительно старше сверстниц. Кажется, ни новая школа, ни новые люди, нисколько ее не смущают, и даже напротив – ей нравится внимание, обращенное к ней, как к новенькой девочке в классе.

С момента моей последней поездки в поселок с воодушевляющим названием прошло два года. Два года я не видела бабушки, хотя регулярно с ней созванивалась.

Мама переживала за нее. И все это время я пыталась найти возможность ее проведать, но постоянно появлялись причины, препятствующие дальней поездке.

Этим летом папа, как и африканская рыба, продолжает копать песок на дне, разгребая дела, что появляются снова и снова. Помнится, в передаче говорилось, что рыба может жить так до девяти месяцев, а значит, мой папа уже дважды побил рекорд.

До конца летних каникул осталось две недели, но когда тебе тринадцать и ты проводишь все лето в душной квартире, без друзей и в обществе требовательной матери, четырнадцать дней кажутся гигантским отрезком времени. Я уже смирилась со своей участью, когда мама вошла в комнату и сообщила, что завтра же утром мы выезжаем к бабушке. Я не успела обрадоваться этой мысли, так как мама дополнила, что на то есть весомая причина: неней плохо себя чувствует. Причем узнала она об этом даже не от своей матери, а от знакомой, что жила на соседней улице. Это очень похоже на бабушку. Она бы не стала жаловаться маме на недуг.

Мы вылетели так рано, что всю дорогу я проспала. Мама повидалась с бабушкой, убедилась, что с ней все в порядке и тревога оказалась ложной, и вернулась в Москву тем же вечером. У них с бабушкой странные отношения. Я знаю, что они любят друг друга, но как-то не принято между ними проявлять эти чувства. А мне, как самостоятельной, почти взрослой девочке мама позволила остаться у бабушки до конца каникул, при условии, что я буду помогать ей по дому.

Стоило мне появиться во дворе родного домика, как бабушка радостно всплеснула руками, ласково обняла меня, расцеловала в обе щеки несколько раз, и даже чуть всплакнула от нахлынувших чувств.

– Как же ты выросла, балакайым! Заходите внутрь, – мы зашли в дом, откуда уже разносился ароматный запах травяного чая, а на столе стояло огромное количество тарелок со сладостями, пирогами и мёдом, а где-то в комнате играло старое радио, из которого доносилась душевная песня о любви, на татарском языке. Бабушка явно проснулась засветло, чтобы успеть все приготовить.

А до чего пироги были вкусными… Ни одно гениальное блюдо самого известного ресторана не сравнится с бабушкиным яблочным пирогом. Меж тарелок увидела миску с любимыми конфетами, и набила «барбарисками» полные карманы сарафана. Про запас.

Целые сутки мы не отходили с неней друг от друга. Она заваливала меня вопросами об учебе, о новой квартире, обо всем на свете. А я взахлеб рассказывала ей обо всем, что только могла вспомнить.

Какой бы энергичной она ни оставалась в душе, годы не щадили ненейку. Ей с трудом давалась уборка, не говоря уже о том, что частенько приходилось выходить за продуктами и лекарствами. Ходила она тяжело, опираясь на трость, но при этом все равно старалась делать работу по дому самостоятельно.

Окутанная ее заботой, я и не заметила пролетевшей недели. До конца летних каникул оставалось семь дней и в воздухе уже чувствовалось приближение осени. В нем ощущалась прозрачная свежесть, какая бывает в дождливые дни сентября. Тучи заволокли небо и готовы в любую минуту разразится ливнем. В такую погоду все кажется однообразным и серым, но в доме бабушки всегда тепло и светло. И даже нет той легкой грусти, что появляется в пасмурную погоду. Солнце за окном не режет глаз, все сдержанное и неяркое.

– Эх, хотела, кызым, поставить пирог, да мука закончилась, придется готовить что-то другое, – услышала я голос бабушки, что стояла у открытого буфета.

– Давай я схожу в магазин? – предложила я. Когда нет ветра и дождя, гулять в пасмурную погоду приятно.

На велосипеде я могла оказаться в центре минут за пять – семь, но пешком пришлось идти все пятнадцать.

Путь к центру, где располагались магазины, проходил мимо местной школы и детского сада. Между зданиями располагалось большое футбольное поле, на котором играли мальчишки. Когда я проходила мимо, они громко перекрикивались между собой.

– Правый фланг, правый фланг защищай! – кричал самый рослый из них.

Кто-то умудрился выпнуть мяч на дорогу, и он пролетел у меня перед носом, едва не задев.

– Эй! Кинь сюда! – крикнул мне высокий мальчишка.

– Я не «Эй»! – нахмурив брови, крикнула я в ответ, но все же подняла с земли потрепанный мяч и бросила в сторону поля. Я так хотела забросить его подальше, но от внезапно нахлынувшего волнения руки не послушались. Неуклюжее движение – и мяч полетел вверх, упав недалеко от меня. Высокий парень расхохотался, а следом за ним и остальные. Стало обидно, и я, высоко задрав нос, прошла мимо, оставив мяч так и лежать на дороге. Парень крикнул вслед что-то еще, но я уже не слышала и ускорила шаг.

Так как к центру поселка вела всего одна асфальтированная дорога, обратно мне пришлось идти тем же путем. Мальчишки все еще играли, и, завидев меня, снова начали гоготать. Один из них, тот самый, что кричал до этого, с ехидным лицом направился в мою сторону и снова выкрикнул: «Эй, стой!». Я жутко перепугалась. Он продолжал решительно и грозно шагать к дороге, когда прямо в него прилетел мяч. Он звучно отскочил от спины задиры, и мальчишка упал на колени в сырую траву. На лице парня появился гневный оскал, он резко встал, отряхнулся, и, крутанувшись на носках, зло запулил мяч в противоположный угол поля:

– Что за придурок так сделал?!

На секунду я задержалась. Пыталась присмотреться к фигуре вдалеке, что стояла у ворот, но чувство тревоги прошептало, что лучше воспользоваться моментом, пока внимание бугая переключилось, и уносить ноги.

Испорченное походом в магазин настроение исправила бабушка, приготовив вкуснейший пышный пирог, с красивым узором из теста по бокам.

Лето закончилось. Две недели в гостях бабушки стали самыми замечательными за все время каникул. Забирать меня приехала мама. Она как всегда оказалась не в духе. Каждый раз оказываясь в поселке, в котором провела детство, мама становилась серьезнее обычного, взгляд острее, подбородок приподнимался вверх, а голос становился таким, будто она директор банка, не иначе. Она явно пыталась произвести впечатление на людей, которым не было до нее особого дела.

Увидев, как тяжело бабушке справляться одной, она увезла ее вместе с нами в столицу. Отрывать неней от быта и родного дома было жестоко. Не говоря уже о том, что Буяна пришлось отдать мужику с соседней улицы. Я плакала, прощаясь с добрым, игривым псом. Мама оправдывала себя тем, что эта собака стара и от нее нет никакого прока, а я удивлялась тому, какой черствой она может иногда быть.

По приезду в Москву мы часто с неней вспоминали лето в деревне, наш милый домик и дедушку. Тоска по родине не оставляла бабушку ни на минуту. Я видела, как медленно она чахнет в каменных стенах города, который совсем не принимал ее. Да и она не старалась влиться в городскую суету. Почти не выходила из дому, боясь потеряться. И в целом весь город зарождал в ее душе одни лишь тревожные чувства. В нем бабуля не чувствовала себя уютно и тепло. Похоже, замечала это я одна. Бабушка никогда не жаловалась на жизнь, не в ее это было правилах. У мамы не было времени замечать, как неней трудно ужиться на новом месте, либо она упорно игнорировала ее состояние. Папа и вовсе все время проводил на работе, а приходя домой, заваливался спать. Кажется, он и своей-то жизни не замечал, не говоря уже об окружающих.