Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика
Шрифт:
Следующий день был у меня свободен от службы. Капитан Федько куда-то уезжал и не мог знакомить меня с моими служебными обязанностями. Этот день я использовал для наведения порядка в квартире. Должен заметить, что квартира мало была похожа на жилую. Комната, в которой жили шоферы, была запущена так, что с трудом можно было предположить, что в ней жили люди. Полы в коридоре не мылись месяцами. А в просторную комнату совмещенного санузла вообще зайти было невозможно, настолько он был загажен. Весь день ушел на наведение порядка.
Вернувшись вечером со службы, капитан квартиру не узнал. Кроме чистых полов, пригодных для пользования уборной и ванной, квартира получила дополнительную площадь кухни. Кроме того, был заменен
11
Третья часть воспоминаний была написана приблизительно с 1997 по 2009 г. Компьютерный набор Янау, март 2010 г. Отредактировано М.П. Андреевым в январе 2011 г.
Дополнение
(из очерка «Воспоминания о Нордхаузене») Германия, 1946 год [12]
В то время на оккупированных германских землях происходило формирование советской военной администрации, и я, как уже имеющий некоторый опыт работы экономистом, получил направление в военную комендатуру города Нордхаузен. Только здесь я близко познакомился с немецким населением района.
Наша комендатура была районная, и ее действия охватывали весь район. В городах Элрих и Бляйхероде были дополнительно созданы городские комендатуры, подчиненные нашей.
12
Написаны в марте 1997 г. для архива г. Нордхаузен, Германия. Полный текст в файле: 06 Nordchausen.doc.
В комендатуре работали промышленный, военный, сельскохозяйственный и строевой отделы и целый ряд офицеров, занимавшихся финансами, вопросами образования, контрразведки, хозяйственными делами и пр. Была рота охраны, выполнявшая патрульно-постовую службу.
Я работал офицером-экономистом в промышленном отделе. Занимался изучением возможностей размещения заказов на продукцию для поставки в счет репараций. В районе было несколько сот промышленных предприятий, от крупных частных и акционерных до карликовых с несколькими рабочими. Одних ликеро-водочных заводов было несколько десятков.
Наши правила не разрешали военнослужащим вступать в контакты с местным населением, но работа в промышленном отделе была немыслима без общения с людьми. Мы ездили на промышленные предприятия города и района. Директора и владельцы заводов бывали рады нас принять. Дело в том, что тогда производился демонтаж многих предприятий, принадлежавших военным преступникам или военно-промышленным компаниям, и если мы давали заключение, что предприятие может выпускать репарационную продукцию, то завод не подлежал демонтажу и, кроме того, получал заказ, а отсюда – и наряды на поставку сырья. Непосредственно заказами и поставками занимались уже земельные администрации в Эрфурте и Веймаре.
У нас было очень много знакомых и даже друзей. Очень жаль, что за столько лет забылись их имена. Это были не только промышленники, но и рядовые граждане, люди из администрации города и района, служащие полиции, переводчики. Многие бывали у нас в гостях. Иногда просиживали до утра. Приглашали в гости и нас.
Народ жил небогато, если
не сказать бедно. Мы, зная это, приносили с собой выпить и закусить. Чаще других в нашей компании бывали г-н фон Нойхоф и шеф криминальной полиции (фамилию его не помню).Жили офицеры по левой, если смотреть от вокзала, стороне Галле-штрассе в доме (если мне не изменяет память) бывшего шефа строительной фирмы г-на Шмидта. Его дочь с мужем были переселены в другую квартиру, расположенную где-то в районе парка, но она ежедневно бывала у нас. Помогала нам вести хозяйство и присматривала за домом. Комендант военной комендатуры полковник Кравченко и его заместитель по политчасти занимали отдельные коттеджи за комендатурой по правой стороне улицы в сторону парка. Некоторые офицеры жили в частных домах, занимая комнаты в квартирах, и ни у одного дома не выставлялись часовые.
Большая часть города лежала в развалинах, но люди уже наводили порядок. Улицы освобождались от кирпичного щебня, и среди развалин даже уже работало кабаре, куда мы иногда, несмотря на строжайшие запреты, заглядывали. А в районах, где дома сохранились, был уже наведен идеальный порядок.
Нас всегда поражала лояльность населения к нам, оккупантам. За все время моей службы в Нордхаузене я знаю лишь один случай нелояльности со стороны немцев. Наш старший лейтенант – начальник финансового отдела комендатуры – проголосовал в районе парка перед идущей машиной. Машина остановилась. Из машины вышел владелец, ударил лейтенанта в лицо так, что тот оказался в канаве, и уехал. Потом доложил о происшествии коменданту, исказив при этом факт случившегося. За это (без проверки) старший лейтенант был отправлен для продолжения службы на Курильские острова. А ехал в машине, оказывается, секретарь компартии района. И это был единственный такой случай.
Мы настолько уверились в порядочности немцев, что перестали носить с собой личное оружие. Я, помню, ездил в другой район. Выехали в два часа ночи вдвоем, я и шофер-немец. Он сам себя называл «Рыжий», и мы его так звали. Дорога в основном проходила по лесам. И только приехав на место, я вспомнил, что не взял оружие. А как-то мой сослуживец вернулся ночью из отдаленной деревни на попутной машине. Его машина заглохла, и он оставил ее на дороге в лесу. Мы с Рыжим поехали, чтобы притащить ее на буксире. В 12 часов ночи из лесу, прямо перед нашей машиной, вышел человек с поднятой рукой. Мы остановились. Это был наш солдат. Он подстрелил козу и останавливал машины, чтобы вернуться в часть. Бывало, что наши офицеры, сильно подвыпив, ночевали в парке, и у них даже пистолеты оставались при себе.
В городе был комендантский час. Наряды роты охраны патрулировали улицы. Опоздавших домой граждан наряды должны были задерживать и конвоировать в комендатуру. Но обычно никто этого не делал, просто просили поторапливаться. Так поступали нормальные люди, но был в роте один ненормальный – коротышка-рахитик, который при каждом своем патрулировании приводил в комендатуру всех зазевавшихся. Иногда до ста человек. И все безропотно шли. Навстречу выходил дежурный офицер и всех отпускал по домам. Потом этого коротышку как-то утром нашли на глухой улице застреленным из его же карабина. Застрелили его не немцы, а русские солдаты из дивизии, расквартированной на аэродроме, бегавшие в самоволку, или, может быть, дезертиры, пробиравшиеся в западную зону Германии. Были и такие.
Я помню случай, когда патрульный наряд задержал дезертира-моряка, старшину по званию. Здоровяк чуть ли не двухметрового роста и спортивного телосложения. Прошел войну с первого до последнего дня. Когда его привели в комендатуру, он, зная, что ему грозит, пытался покончить жизнь самоубийством. Не дали. Посадили в камеру для арестованных в подвальной части комендатуры. Утром камеру нашли пустой. Арестованный снял с себя все, вплоть до трусов, раздвинул на окне решетку и исчез. Поиски оказались тщетными.