Я диктую. Воспоминания

Года два назад удручающие иллюстрации человеческой жестокости поставляла Ангола. То же было и с ее соседкой Родезией.

Что же касается несчастных случаев, самоубийств, преступлений, истязания детей, то они стали чуть ли не обыденными темами.

На прошлой неделе нам показывали, как в Иране войска расстреливают население. Все время где-то дерутся. Дрались всегда, с тех пор как Каин совершил пресловутое братоубийство. Но в те поры не было ни фотографов, ни репортеров, ни телевидения.

Я еще помню время, когда самыми крупными газетами в Париже были «Журналы» и «Матен». Их первые страницы были отданы под хронику парижской культурной жизни и служили славе человека.

Правда, и тогда — уже тогда! — некоторые газеты вроде «Пти журналы» издавали воскресные приложения, на обложках которых в три цвета, хотя и на скверной бумаге, изображалось либо какое-нибудь свеженькое преступление, либо картины армянской резни, учиненной султаном Абдул-Хамидом, жертвами которой стали около пятидесяти тысяч человек [159] .

159

Имеется в виду вторая армянская резня в Турции в 1909 г. при султане Абдул-Хамиде II (1876–1909).

Кровь — на первые страницы! Все было в крови — лица, тела, кровь капала даже с рук.

Фоторепортажа тогда еще не существовало, поэтому в газетах помещались рисунки, исполненные в предельно реалистической манере.

Как-то, кажется, в мебельном сарае я обнаружил два толстых тома «in folio» приложений к «Пти журналь». У меня не хватило духу долистать их до конца.

Но ведь это были всего лишь рисунки. А сейчас телевидение преподносит нам хроникальные кадры, да к тому же в цвете, стараясь дать нам возможность ощутить запах крови и разложения.

Я не считаю, что подобные зрелища с доставкой на дом порождают в детях жестокость. Ребенок жесток по своей природе. Но эти кадры служат удовлетворению чувства жестокости подростков, мужчин, женатых и холостых, женщин и даже стариков. Мы относимся к самой, пожалуй, безжалостной породе животных. Но это все-таки не причина делать жестокость объектом торговли и демонстрировать ее на рекламе стирального порошка или овернского сыра.

Нет, я не становлюсь в позу цензора. Напротив, я за полную свободу, но радио и телевидение изо дня в день неустанно доказывают, что нас считают недоразвитыми, чуть ли не умственно отсталыми существами, которым необходимо бесконечно твердить один и тот же вздор.

Меня коробит, когда во время передачи последних известий мне раза три-четыре демонстрируют сахарную голову президента республики, как правило противоречащего тому, что он говорил месяц или даже неделю назад, или сырную голову его сотоварища Великого экономиста.

Я не переношу пренебрежительного отношения к себе подобным, особенно со стороны человека, который, возможно, ничуть не лучше и не хуже нас, но умеет обделывать свои дела и жульничает с большей сноровкой, чем другие.

Один из бывших премьер-министров, которого тщатся выдать за великого, считал французов телятами. Во всяком случае, так их называл. Другие же, напротив, гладят их по головке, но только не против шерсти.

Я с интересом, которого немного стыжусь, слежу за событиями в Иране. Там вся страна поднимается против тщеславного, жестокого и бессовестного человека. Если толпа не повесит его, что она любит проделывать со своими врагами или теми, кого таковыми считает, его ждут сотни миллионов долларов в банках всего мира.

Вот что такое массовая информация. Но прежде всего она — коммерческое предприятие, и предприятие крупное, что доказал нам пример человека, который, не отличаясь никакими особыми талантами, стоит во главе трех десятков газет, хотя законом запрещена подобная концентрация прессы в одних руках.

Но для кого писаны законы? И для чего? И как охраняются они теми, кто их издает?

Политик больше всего боится — эти господа тоже ведь боятся! — восстановить против себя «большую прессу».

И пресса это знает. Знает и телевидение, чуть ли не ежегодно подвергающееся реорганизации.

Кроме Елисейского дворца и министерских дворцов, нигде не встретишь людей столь наглых, как в так называемом мире массовой информации. Когда какой-нибудь Ги Люкс [160] устраивает бесконечные вечера, именуемые варьете, единственная цель которых запустить в торговлю пластинки, в этом нет еще ничего экстраординарного. Когда какой-нибудь Зитрон раздувается, словно лягушка, желающая превзойти вола, это тоже пустяки. Но существует ведь еще масса темных личностей, и любой человек из хорошо информированных кругов мог бы составить целый список подобных типов.

160

Люкс Ги (р. 1920), Зитрон Леон (р. 1914), Стефан Роже (р. 1919) — французские радио- и тележурналисты.

Мне вспоминается некий Роже Стефан, хотя сейчас его что-то не слыхать. Он сделал несколько передач, которые назвал «Памятные портреты», как будто портретируемые уже покоились в могиле. Я тоже прошел через это. Жил я тогда в замке в Эшандене около Лозанны, и Роже Стефан в течение нескольких дней приезжал туда со съемочной группой. Кроме нескольких часов интервью — передача делалась в несколько приемов, — он выпросил у меня кое-какие семейные фотографии.

Жан Кокто прошел через эту передачу раньше, он-то и вселил в меня тревогу. Оказывается, этот Роже Стефан продал одному издателю право на публикацию альбомов, содержащих тексты интервью вперемешку с никогда не публиковавшимися фотографиями.

Кокто рассвирепел и даже подал в суд на незаконную публикацию. В это же время я получил несколько экземпляров моего альбома в роскошном кожаном переплете, озаглавленного «Памятный портрет. Жорж Сименон».

К счастью, книга поступила в магазины всего неделю назад. Пригрозив последовать примеру моего друга Кокто, я добился, чтобы продажа была приостановлена, а оставшиеся экземпляры пущены под нож.

Превосходный радиожурналист Жак Шансель [161] собирает в книги и издает взятые им интервью, даже не спрашивая разрешения у интервьюируемых.

161

Шансель Жак (р. 1928) — псевдоним французского радиожурналиста Жозефа Крампа.

А французское радио и телевидение совершенно спокойно может попросить вашего разрешения на бесплатное распространение таких-то и таких-то передач о вас в таких-то африканских странах, разумеется, во имя культуры. По чистой случайности это оказываются страны, куда ежегодно ездит охотиться г-н Жискар д’Эстен.

Но больше всего на радио, телевидении и в журналах возмущает наглость главных редакторов и редакторов отделов. Они так привыкли к настойчивости иных людей, стремящихся любыми средствами прорваться на малый экран или хотя бы на радио, что и к остальным относятся так же, полагая, будто оказывают вам благодеяние, отнимая у вас время и в какой-то мере нарушая вашу домашнюю жизнь.

Но не стану утверждать, что это общее правило. Я принимал у себя очень славные съемочные группы: после работы они старались устранить все следы беспорядка. Я встречался с журналистами, знающими свое дело; давать им интервью было чистое удовольствие.

Но сколько других существует наряду с ними! Таких, как, например, та дама, не знаю, пожилая или молодая, которая недавно писала мне с просьбой дать интервью от имени крупного швейцарского иллюстрированного журнала для женщин.

Первое, что она мне сообщила, причем, несомненно, с гордостью, что она ничего моего не читала, но хотела бы задать несколько интересных вопросов. Для кого интересных? Не знаю. Равно как не знаю, какие это вопросы.