Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

К концу войны мы стали встречаться. У нас, конеч­но, серьезные встречи были. Не просто так: рассчиты­вали пожениться после войны, если я жив останусь. Ко­гда мы уже в Польше стояли, 15 марта 1945 года при­шел я к командиру полка, говорю: «Надо Рае условия создать». — «А чего?» — «Мы встречаемся, хотим поже­ниться». Он говорит: «О, лучшая пара полка! Пиши ра­порт. Я вам — бог, царь, мать и отец. Я приказ отдам, и по возможности предоставим вам все условия, как се­мейной паре». И командир полка заставил меня напи­сать рапорт. Рая об этом еще не знала. На следующий день нас поженили приказом по полку. Она потом гово­рила: «Если бы не этот приказ, не знаю, вышла бы я за тебя замуж или нет». Когда приказ вышел, Рае говори­ли: «Да ты что? За кого ты вышла? Он же горячий, он же лезет везде и всюду. Его же убьют, останешься моло­дой вдовой». У нее, как я уже говорил, много ухажеров было. Начальник штаба Гейко тоже ухаживал. Ходили слухи, что он хотел развестись со своей женой и с Раей сблизиться. И холостяков много было — хороших ре­бят, достойных. Но она меня выбрала.

В августе того же года меня отпустили в отпуск, а она демобилизовалась. Рая родом из Белоруссии, из города Полоцка. Приехали мы туда в эшелоне, пошли в ЗАГС, чтобы уже официально расписаться, а нам гово­рят, что нужно ждать три месяца. Я им отвечаю: «У меня всего три часа времени, мне нужно возвращаться в часть». — «Тогда идите к начальнику». Пошли к началь­нику. Он — инвалид войны, понимает нашего брата. Приказал, и нас немедленно официально расписали. Но вообще-то мы с ней считаем, что мы с 15 марта муж и жена. Вот, до сих пор вместе, уже 62 год.

— После войны вас не спрашивали, почему вы женились на фронтовичке?

— Когда я приехал к себе на родину после войны, встречался с одноклассниками, знакомыми, некото­рые спрашивали, почему я женился на фронтовичке. Было такое мнение, что они все были ППЖ. Я отвечал: «А чем отличается фронтовичка от тыловички? Кто луч­ше, кто хуже? На фронте, по крайней мере, видно, ка­кой человек в действительности, а в тылу попробуй пойми».

— Постоянные пары в полку были?

— Всякое бывало. Разные девчата были, разного поведения. Из полка девушки по беременности не уез­жали. Наоборот, некоторых девчат присылали из дру­гих полков на перевоспитание. Как надоест ругань из-за них — направляли в наш полк. Командование полка все силы прикладывало, чтобы был порядок. Ведь неко­торые приходили не для того, чтобы в армии служить, а чтобы найти себе мужика... Разные взгляды, разные люди есть. Главное, чтобы мужики из-за них не ссо­рились. Мы со всеми этими девчатами, какого бы они поведения ни были, после войны и до сих пор все со­бираемся. И тогда и сейчас мы относились друг к другу уважительно. Мы же гвардейцы! Знаешь, что такое Гвардия?! Во-первых, это признание боевых за­слуг, а кроме того, Гвардия получала оклады на 50% больше, чем другие полки. Однажды сижу в Красно­даре, в столовой. Напротив за столом летчики-бом­бардировщики о чем-то разговаривают. У одного ор­дена три было, он рассказывал о том, сколько получа­ет. Тогда же за ордена еще деньги платили. Он смотрит на мой гвардейский значок и говорит: «Я бы за этот гвардейский значок отдал бы все свои ордена». Другой спрашивает: «Как так?» — «Ну, что я: за этот 10, за этот 5 рублей в месяц получаю. А у него 50% к окладу».

— Что делали с деньгами?

— Родителям отправлял. То за сбитый самолет 1000 рублей, то за радиокласс, а больше на водку уходило, потому что ее тяжело было достать. Жили-то сегодняшним часом, а не то что днем. Я врачу как-то говорю: «Доктор, вот почему так бывает: 100 граммов не выпьешь вечером после боя, а утром встаешь, голова болит». А он отвечает: «Для этого и дают 100 граммов. Когда 100 граммов выпьешь, да к ним еще 200 добавишь, поужинаешь хорошо, стресс снимается».

Когда операция начиналась, настолько интенсивно летали, что, бывало, из самолета выйти некогда. За­правляют, ты сидишь в кабине, а уже тебе ракету на взлет дают. Если до завтрака вылетел, то завтракать уже не будешь. Во-первых, в столовую некогда пой­ти, хотя официантки разносят завтрак к самолетам, уже ничего не хочется, кроме воды. Даже компот не идет, аж тошнит. Только обыкновенной воды вы­пьешь немножко, и все. Когда в Вышестеблиевской стояли, у нас была Валечка-официантка. Она ко мне однажды подходит — я в кабине сидел — и говорит: «Хоть компотик выпей!» Со слезами уговаривала. Я говорю: «Не хочу, уже попробовал, не лезет». Ми­мо командир полка Павликов шел. Она ему: «Това­рищ командир, прикажите ему покушать. Они же с голоду умрут!»

Бывало, что и по малой нужде сходить некогда. В кабине писсуар был, а трубка от него выходила вниз, рядом с трубкой слива топлива при переполнении ба­ков при заправке. Вот раз как-то я сижу в кабине, тех­ники заправляют самолет. Решил я воспользоваться писсуаром. Техники кричат: «Смотри, бензин течет!» Прибежали. Разобрались, посмеялись...

А вот вечером — тогда да. Начпродам командова­ние приказывало, что они могут в завтрак продукты экономить, в обед, но чтобы во время ужина каждый был сыт. Вот техников кормили плохо, мы им в кульки еду собирали, относили. Им же приходилось еще и но­чью работать. Так вот в ужин дадут боевых 100 грам­мов, ну сами еще граммов 200 найдем. Немножко успо­коишься, тогда хорошо поужинаешь. Знаешь, тогда мы в насмешку говорили: «Если ты проживешь долго... » Настроены мы были на короткую жизнь. Я тебе скажу, что я был готов погибнуть. В воздушном бою, в драке можно и умереть. Только бы не по-глупому, не оттого, что зевнул, проспал атаку.

— Что делали после ужина?

— Когда боевая работа была, то спали, не до тан­цев. А когда бывали свободны, на танцы шли.

— Какое у вас было отношение к немцам?

— Под Феодосией есть поселок Старый Крым. Ко­гда немцы отступали, они всех убили. Чудом спасся один старик. Мы видели весь этот ужас — зарезанных, застреленных жителей. Мы были в бешенстве. Хоте­лось мстить им всем.

— Вы были суеверны?

— Нет. Но знаю: многие летчики суеверны. Допус­тим, 13-е число, понедельник, надо вылетать на зада­ние. Тяжелый день, конечно. Но кому не повезет: мне или моему противнику? Он же тоже в это время летит. Посмотрим. Потом, бриться перед полетом нельзя. А я всегда брился, когда было нужно. У меня не было ни примет, ни предчувствий, я не верил в это.

— Как вы встретили известие об окончании войны?

— Мы были в Германии, в лесу, на полевом аэро­дроме. Проснулись ночью: началась стрельба, перепо­лох. Зенитчики стреляют. Что такое? Оказывается, вой­на окончилась! Салют! Утром приходим на аэродром — стоит жуткая, пугающая тишина. Мы привыкли, что днем и ночью то моторы пробуют, то взлетают, то са­дятся, там подбитый садится, раненый. Кругом шум. А здесь такая тишина, просто угнетающая. Особенно в первый день. Не веришь — неужели это правда, что не будет больше войны, не будут убивать людей. Хотя еще после этого дня пришлось повоевать. Но все равно — победа, конец войне.

Список документально зафиксированных побед Б.С. Дементьева в составе 101-го гиап, на самолете «аэрокобра»

28.01.44 2 ФВ-190 Сев.-Зап. Катерлез

05.02.44 1 Ме-109 Зап. Малый Бабчик

08.02.44 ФВ-190 зап. высота 77.1 (Крым)

15.02.44 ФВ-190 Зап. Керчь

23.04.44 ФВ-190 6-я верста

05.05.44 ФВ-190 Сев. Бартеньевка

07.05.44 Ме-109 Севастополь

07.05.44 1 Ме-109 сев. г. Сахарная Голова

13.01.45 1 ФВ-190 аэродром Гроссшиманен

Всего сбитых самолетов — 10 лично;

боевых вылетов — 131;

воздушных боев — 42.

Источник:

ЦАМО РФ, ф. 329 иад, оп. 1, д. 14 «Журнал учета сбитых самолетов противника» (за 1944—1945 гг.).

Прием в партию Бориса Дементеева Слева направо: Чуприн, Степанов (спиной), парторг Пронин, начальник связи полка, начальник по спецоборудованию Царев. Борис Дементеев (стоит)