Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших

Тогда дали мне гимнастерку и наградили медалью «За отвагу», а чтобы «За отвагу» получить, до этого еще медаль была «За боевые заслуги». Минуя эту, мне сразу «За отвагу» дали.

Второй серьезный случай был на Красных казармах, после этого вскорости. Немцы оборудовали там госпиталь и новейшую технику стаскивали туда. И никак нельзя подойти, овраги были… А у меня брат отца работал в Красных казармах, служил военным врачом. Вот и сейчас там есть дом 3-этажный за территорией, там жили комсостав и врачи. У них сынишка был лет пяти. Я к ним в гости ходил и с ним игрался. А когда стали разрабатывать, как попасть, все на меня выходили, я-то город знаю. И когда ко мне пришли, я им рассказываю про дядю, и ухватились за эту возможность — за легенду — если вдруг немцы задержат, то я иду туда. Там жители некоторые остались в домах, немцы использовали их, то они скажут, что меня раньше видели. Мне и поручили разведать.

Очень трудно было. По оврагам как-то прошел. Когда наши отступили, в этой квартире кто-то посторонний жил, а потом и немцы жили. Некоторые жильцы в основном в подвале и на первом этаже остались, а везде немцы там были. Ночью проник туда, сумел на чердак пройти. С чердака прекрасно все разглядел.

А там скопление: и «ванюши», и танков много. В этот раз все, казалось, все узнал и мог уйти. И вот тебе на! Только я вышел утром рано, в сарайчик хотел зайти, а за сараем там доска отодвигалась и тропинка в овраг. Только к сараю подошел, а из подъезда выходят двое немцев. У одного катушка висит с проводом и он идет и говорит в трубку, а на катушке провод разматывается. Закричали: «Стой!» Я глаза вытаращил и остановился, ухватил доски: «Дрова, дрова несу!» — «Куда?» — «Да вот сюда! Деду!» А деда потом этого видел, про которого я сочинял, что ему помогал с дровами. А тот кричит: стой и все! Стоит, крутит провода. Смотрю, подлетает машина, офицеры. Они забеспокоились, понятно же, место такое. Офицер с переводчиком: «Кто такой, откуда?» Давай меня водить по квартирам, а все же видели меня, знали. Я говорю, что пришел, а живу там.

Я сколько раз в разведку ходил, всегда под своей фамилией. Всегда говорили: «Называйся собой, рассказывай, где жил, иначе собьешься, спутаешься. Никаких выдумываний!» Это наши нелегалы там, они действительно разрабатывались, а тут — только свое! Я и стал рассказывать про себя. Они давай меня водить, где остались еще жильцы. А те: «Да видели, да знаем!» Дед сразу: «Да он пришел… да я ж его за дровами… а ты чего так долго ходил?» Сразу так и сказал!

Вот сейчас вспоминаю: вроде и люди-то забитые, неграмотные все были, но какие находчивые все были! Патриоты! И преданные, я не знаю, какие! Но офицер хитрый тоже попался: «А где ты живешь?» Да вот там разбили… называю дом, а сейчас вот живу: улица Продольная, 28. Мне адрес запасной дали, на случай, если задержат, то надо ехать к этому деду — он выручит, мой родственник типа. Мне легенду рассказали про него.

Едем к этому деду. Подъезжаем к дому, открывается дверь. Дед, видно, сразу смикитил идет грузный такой, седой, усы у него, тельняшка, и в руке ремень несет. И сразу: «Ага, гад! Ой, солдатики, спасибо! Да что ж я с тобой буду делать!» Подошел и давай хлестать. Немцы ни разу не били, не получилось, оба раза получил от наших (смеется). Да еще как по попе даст-даст, так кровь идет. А я по-настоящему в визг, слезы! Немцы вот такими глазами смотрели! Ну, короче говоря, так он все это обыграл. А я думаю: «Вот же артист! В театре так и то не сыграют!» Сейчас вспоминаешь и думаешь: «Да как же, откуда такие люди брались?!» Ну, видимо, наши органы подбирали и оставляли. Вот и этот дед когда-то был хорошим агентом, еще с царских времен. Спас меня тоже.

Заканчивается Сталинградская битва, я иду с 13-й дивизией, и вдруг вызывают меня в особый отдел. Там, когда уже пошли, я в обозах был, прикрывался, а в разведку посылали, и в Ростове побывал, и везде ходил. Вызывают сюда, на машину сажусь, еду. А уже стал соображать и думаю, ведь много же было изменников, предательств… Вот и думаю: не оклеветал ли меня кто? Ведь все время же видели, что я с немцами на Дар-горе.

Как Саша Филиппов. Ему сумели поставить памятник. А сколько недругов было и сколько писали, что он пособник немецкий! Все потом стали писать. И доказывали. Страшно, что было — родителей загнали в гроб ни за что. Парень он боевой был. Он сапожником был, сапоги, ботинки немцам-танкистам чинил. Его так любили танкисты-немцы, а он подсыпал в бензобаки песок. Танки приходили и уходили, а потом танки тут завели и стали обкатывать, ну и, видимо, стали работать и вышли на него. Его потом привезли к Казанскому и повесили.

Привозят меня в Бекетовку, на СталГРЭС, там гостиница была до войны, не знаю, сейчас что там, потом столовая, на главную проходную ГРЭС, а там здание такое длинное. Там был НКВД, когда Сталинград освободили, в центре разбито же все. Привезли туда к начальнику Управления Воронину Александру Ивановичу, как помню мы и до этого так-то встречались… Иногда мне давали задания, кроме разведки я выполнял еще и другие поручения. Я тогда не догадывался. Мне говорили: «Пойдешь когда, то передай вот тому-то пачку табаку. Это присылает сын дедушке». А это наши были, а в пачке какие данные были. Он тоже какой-то подарок посылал, я приносил. Короче говоря, нелегалы наши были внедрены, и я таким образом работал их почтальоном.

Вызывают в кабинет. Смотрю: сидит какой-то дядя, солидный такой. Он на меня посмотрел, когда я вошел. А сидит за вторым столом, а впереди него много навалено, какие-то портсигары, телефоны, блюдца. Уж больно все заставлено. Я посмотрел, а потом отвернулся, он все передвинул и спрашивает: «Как все было?» Воронин про меня рассказывает. А тот: «Ух ты, какой молодец! Ну а что на столе… вот ты сидел и смотрел, в каком положении какие предметы были изначально?» Я показал. Он смотрит на меня с удивлением в глазах и говорит: «Александр Иванович, ну это же надо, какой хитрый! Меня — генерала — обманул! Когда ты успел, я ж передвигал все». Ну это шутки все…

Предложили мне: «Что, хочешь в разведку или в контрразведку?» А я так соображаю: в разведку — это значит, за границей работать? А у меня образования нет, иностранный язык плохо знаю, по-немецки чуть-чуть, 7 классов всего. Наверное, все-таки в контрразведку. Александр Иванович меня рекомендовал, и меня — в органы, в спецгруппу, и я в ней воевал до 1945 года. Сейчас у нас внешняя разведка отдельно, а тогда она была в системе органов и называлась 1-е Главное управление — это внешняя разведка, а 2-е — это контрразведка. В этой группе потом я забрасывался. Тут моя постоянная работа была. Это командировками называлось. Даже группы из Кенигсберга приезжали, молодежь привозили со мной знакомиться. Там побыл и в других местах.

Забабашкин Константин Васильевич Командир 1-го стрелкового батальона 11-го гвардейского стрелкового полка 4-й гвардейской дивизии

16 августа 1942 года дивизия прибыла к месту назначения под Сталинград и с ходу получила задачу: занять и оборонять рубеж Старо-Донской, Пятидесятский, особо прочно оборонять участок — станица Сиротинская, хутор Задонск-Авиловский. Задачи частям дивизии и их подразделениям были поставлены по карте, и с наступлением темноты дивизия выступила на марш. Части выходили на свои оборонительные участки без рекогносцировки, в темное время. Незнакомая местность, донская степь без каких-либо четких ориентиров, после Волховских лесов было непривычно. Темная южная ночь, скудные данные о противнике, незнакомая местность вызывали у личного состава особую настороженность и напряжение. Шли молча, пристально вглядываясь в темноту. Ночную тишину нарушали только отдельные команды, передаваемые по колонне, да изредка проскачет конный связкой. К утру 18 августа дивизия вышла в свой район и заняла оборонительный рубеж. Мой батальон занял оборону на рубеже в районе Колдоирова-Белужина. Не обошлось и без инцидентов. Батальон выходил на правый фланг участка своей обороны, и мне казалось целесообразным развертывать его по ходу движения, то есть справа налево. Поставил ротам задачи, указал им рубежи обороны и они по ходу движения развертывались и занимали оборону, а я со своим штабом вышел в намеченный район расположения командного пункта, разместил его, и связисты потянули связь к ротам. Не успели полностью натянуть связь и переговорить с командирами рот, к нам на командный пункт приехал командир полка полковник Парфенов и приказал доложить обстановку. По карте я доложил свое решение, и какие роты, и где заняли оборону, но по правофланговой роте не мог доложить, заняла она оборону или нет, так как не имел с ней связи. По-видимому, связисты сбились с направления и не вышли на командный пункт командира роты. Полковник вспылил, отругал меня и наговорил гадостей. Меня это до глубины души оскорбило, и обида на него осталась надолго.

С первых же дней обороны мы развернули активную разведку противника. Каждую ночь группа разведчиков переправлялась через Дон и уточняла положение и группировку противника. Его передний край проходил по восточной окраине станицы Сиротинской и далее на северо-запад по гребню высот и был удален метров на пятьсот от уреза реки. Таким образом, перед нами проходила полоса ничейной земли. На одном участке росла картошка, а остальная площадь была покрыта зеленой травой, и на ней паслись лошади, по-видимому, оставленные нашими войсками во время отхода. Кое-где виднелись автомашины и другая техника. В одну из ночей мои разведчики переправили вплавь добротную лошадь, это надоумило меня пополнить конским составом наш батальонный хозяйственный взвод. В течение недели мы не только в батальоне укомплектовались лошадьми, но и значительную их часть передали в хозяйственную часть полка. И больше того, в одну из ночей разведчики переправили на плоту исправную автомашину, чем батальон прославился на всю дивизию.

В первых числах сентября в батальон приехал командир дивизии генерал-майор Леленков. На моем наблюдательном пункте, расположенном на высоком берегу Дона, он заслушал мой доклад об обстановке, особенно детально интересовался данными о противнике. Задал несколько вопросов о моей службе в армии и на гражданке до войны. Осмотрел инженерное оборудование и построение обороны и, по-видимому, остался доволен. В заключение нашей беседы генерал предложил мне перейти в оперативное отделение штаба дивизии. Для меня такое предложение было неожиданным, и я не смог сразу вразумительно ответить на него. Дело в том, что я никогда не проходил воинской службы в штабах и плохо представлял характер их работы, о чем и доложил генералу. Он улыбнулся и сказал: «Подумай хорошенько, завтра или послезавтра доложи свое решение». И на том мы расстались. Я остался в глубокой задумчивости. С одной стороны, мне хотелось выйти из подчинения полковника Парфенова, так как отношения между нами были не из лучших, а с другой стороны, я привык к батальону, сработался с его командным составом, да и работа была привычная. Мои раздумья разрешил приехавший на второй или третий день начальник штаба дивизии гвардии полковник Пугаев. Он вызвал меня в штаб полка, долго и обстоятельно беседовал со мной, не скрыл и того, что я понравился командиру дивизии, и предложил перевести меня в штаб. Я повторил, что никогда не служил в штабах и не знаю характер штабной работы. Полковник Пугаев на это сказал, что штабные навыки — дело наживное и что он поможет мне в приобретении необходимых навыков. Беседа носила очень дружелюбный характер, а сам полковник вызвал у меня полное к нему доверие, и я согласился на его предложение. Через два-три дня состоялся приказ о моем назначении помощником оперативного отделения штаба дивизии, и я убыл к новому месту службы. Начальником оперативного отделения был подполковник Албегов, осетин по национальности, высокий, энергичный и общительный, лет тридцати с небольшим мужчина. Встретил меня добродушно, быстро расположил к себе, и так началась моя новая служба. Я внимательно приглядывался к деталям будничной работы, изучал характер и порядок разработки различного рода документов. Часто полковник Пугаев вызывал меня к себе и давал задание на разработку документов, а затем, после проверки до мелочей, пункт за пунктом, подробно разбирал мое творение и указывал, как следует формулировать ту или иную мысль и как в целом следует отрабатывать документ. Вскоре с его помощью и с помощью товарищей по работе я освоился со своим кругом обязанностей и полностью отдался их исполнению. Работа мне нравилась, часто выезжал в части и подразделения дивизии с различного рода проверками и оказанием им помощи. Будучи заместителем начальника отделения, одной из моих обязанностей возглавлять передовой наблюдательный пункт, дивизии и организовывать его перемещения в пункт указанный командиром дивизии. Перемещение командно-наблюдательного пункта обычно происходило ночью с таким расчетом, чтобы в темное время суток выйти в новый пункт, оборудовать его в инженерном отношении, установить связь с частями и успеть передислоцировать основной наблюдательный пункт.