Я хочу рассказать вам о...

Как Изи. Клад, который он искал, был здесь, у него, а не в каком-то другом месте.

«Ни в каком другом месте, — все время повторял я. — Ни в каком другом месте».

И тогда я понял: никто не может мне сказать, «полезна» терапия или нет. Только мне решать, «полезна ли она для меня», и этот ответ годится только для меня (и только сейчас, в данный момент). Теперь я понимал, что большую часть жизни я искал того, кто мне скажет, что хорошо, а что плохо. Искал других, чтобы посмотреть на себя их глазами. Искал вовне то, что всегда было внутри, под плитой на моей собственной кухне.

Теперь стало ясно, что психотерапия — это всего лишь инструмент, чтобы копать в нужном месте и вырыть из земли спрятанный там клад. Психотерапевт — это всего-навсего тот солдат, который по-своему говорит тебе каждый раз, где ты должен искать, и неустанно повторяет, что глупо искать вне тебя.

Путаница прояснилась, и, как Изи, я почувствовал себя счастливым и спокойным, поняв, что клад — у меня, и всегда был у меня, и что невозможно потерять его.

Ради одного кувшина вина

В то время казалось, что каждый сеанс был связан с предыдущим, как звенья одной цепи. Я был так доволен, что даже не мог поверить, что столько всего я понимаю сам.

Я учился переживать свои открытия с радостью или грустью, плача или хохоча, но всегда с удовлетворением от того, что я все ближе к миру в душе, к спокойствию, к максимальной вере в свои собственные силы, к тому, что сегодня я назвал бы счастьем.

Все шло хорошо. Но вдруг я подумал, что бесполезно искать ответы на вопросы, если остальное человечество пребывает в полном неведении и не хочет из него выходить. Я почувствовал полнейшее бессилие и начал злиться. И уже не переставал.

Даже допустив, что я вполне могу жить, ощущая себя марсианином, непохожим на других, какой прок для всех остальных в том, что один человек на свете, или десять, или сто станут понимать чуть больше.

Тогда я вспомнил своего дядю Роберто. Он однажды тоже начал курс психотерапии. По его рассказам, у него все шло хорошо. Очень хорошо. Но через несколько месяцев он сказал своему психотерапевту: «Послушай! Считай, я прошел десять процентов пути. В течение этих месяцев при десятипроцентном духовном росте

я потерял пятьдесят процентов людей, с которыми общался раньше. Приблизительные математические подсчеты показывают, что, когда я пройду тридцать процентов пути, от меня отвернутся девять из каждых десяти моих друзей. По-моему, правда заключается в том, что не стоит так уж печься о своем здоровье, если в результате ты будешь одинок, как Робинзон Крузо без Пятницы. Спасибо за все, и прощай!»

В таком именно состоянии я пришел на прием. Я ставил под сомнение эффективность психотерапии и особенно работу психотерапевта. Речь шла не о Толстяке — его акции на моей бирже шли на повышение. На этот раз я не доверял всем психотерапевтам вообще.

— Сколько времени уходит на подготовку квалифицированного психотерапевта? Возьмем тебя. Не считая начальной и средней школы, ты шесть лет учился на медицинском факультете, пять лет специализации, три года курсов по подготовке психотерапевтов, десять лет в качестве пациента психотерапевта, не знаю, сколько еще обучающей терапии и, как ты говорил, не меньше десяти лет профессиональной деятельности, чтобы подкрепить теоретическую подготовку практическим опытом. Уф! Я устал считать!

— Я не знаю, куда ты клонишь, но имей в виду, что обучение не заканчивается. Оно продолжается бесконечно.

— Это только подтверждает мою правоту. И все это лишь для того, чтобы за все годы своей профессиональной практики ты принял несколько сотен пациентов. Это вполне возможно, поскольку ты проводишь краткие курсы психотерапии. В противном случае речь шла бы уже о двадцати пациентах. Это не имеет смысла, Толстяк. С точки зрения пользы для общества твоя профессия не имеет смысла.

— Несколько из этих «долгих лет учебы и профессиональной подготовки», как ты говоришь, я посвятил тому, чтобы читать сказки, написанные другими, и слушать те, которые традиционно сохранила народная мудрость. Я расскажу тебе лишь одну из этих сказок. Мне кажется, именно сейчас она может принести пользу.

Жил-был… еще один монарх.

Он был повелителем маленькой страны, называвшейся княжество Увиландия [12] . В его княжестве было много виноградников, и все его подданные занимались виноделием. Экспортируя вино в другие страны, все пятнадцать тысяч семей, населявших Увиландию, зарабатывали достаточно денег, чтобы хорошо жить, платить налоги и время от времени позволять себе какую-нибудь роскошь.

Монарх вот уже несколько лет изучал состояние финансов королевства. Он был справедливым и понимающим монархом, и ему не нравилось жить с ощущением, что он запускает руку в карман населению Увиландии. Поэтому он прилагал максимум усилий, чтобы найти способ сократить налоги.

12

Увиландия — страна винограда ( исп.).

Пока однажды его не осенило. Правитель решил отменить налоги. В качестве единственной контрибуции для покрытия расходов государства монарх просил каждого из своих подданных, чтобы один раз в год, во время разлива вина по бутылкам, они пришли в дворцовые сады с литровым кувшином лучшего вина из своего урожая и вылили его в огромную бочку, которая будет сделана специально для этого.

Деньги, вырученные от продажи этих пятнадцати тысяч литров вина, пойдут на содержание королевской семьи, а также на здравоохранение и образование.

Новость сразу облетела всю страну. Указ читали на площадях и расклеивали на главных улицах городов. Радость людей невозможно было описать. Во всех домах прославляли своего правителя и распевали песни в его честь.

Во всех тавернах поднимали бокалы и пили за здоровье и долголетие доброго монарха.

И вот настал день уплаты дани. В течение всей недели в кварталах и на рынках, на площадях и в церкви жители напоминали об этом друг другу и советовали не забыть прийти. Гражданское единение было справедливой наградой за щедрый жест монарха.

С раннего утра со всех концов страны начали прибывать целые семьи виноделов, и каждый глава семьи нес свой кувшин. Один за другим они поднимались по высокой лестнице к верхнему краю княжеской бочки, выливали свой кувшин и спускались по другой лестнице, у подножия которой государственный казначей прикреплял значок с княжеской печатью на лацкан пиджака каждого крестьянина.

Во второй половине дня, когда последний вылил содержимое своего кувшина, стало ясно, что никто не подкачал. Огромная бочка на пятнадцать тысяч литров была полна. Все подданные, от первого до последнего, вовремя пришли в сад и вылили в нее свой кувшин.