Я Ходжа

– Всё так, уважаемый усто-Саид, всё так… Теперь будем гадать, кому же повезет с молодой женой, – задумчиво качает головой Горшечник.

– Старому? – смеётся Кожевник, – да он мой ровесник, уважаемые, а я ещё очень даже ничего. А если учесть, что Джафар до сих пор с легкостью разламывает руками подковы, то я бы не стал говорить это ему в лицо.

– Это он те подковы ломает, что нам из Хиндустана везут. У них там железо, говорят, мягкое, – уточняет Гончар.

– Ну-ну, уважаемый, скажи это Джафару, а мы посмотрим, – смеётся Кожевник. – Десятки лет кувалдой махать – это тебе не пиалушку слепить.

– Пиалушку, значит?!

Между ними завязывается перепалка, но наше внимание уже уносит нас дальше, всё выше и выше, раскрывая перед нами картину, которую обычно наблюдают имеющие крылья птицы и таящие в себе слёзы облака…

***

Пятеро воинов подъезжают к подвесному мосту, переброшенному через горную реку. Сама нитка реки далеко внизу. Спешившись, воины ведут за собой фыркающих от страха коней и один за другим переходят шатающийся мост. В конце моста, на той стороне, небольшая свободная площадка, за ней баррикада из старых телег, камней, стволов деревьев и всякого хлама. Она перекрывает уходящую вверх дорогу.

Из-за баррикады выглядывают несколько человек с копьями и луками. Один из защитников, пожилой, но ещё крепкий мужчина с одной рукой, видимо, Старший, поднимается во весь рост. Говорит твёрдо:

– Вы не пройдёте. Возвращайтесь назад, пока живы.

Вожак выжидает, пока последний из его воинов не перейдёт середину качающегося моста, потом спрашивает:

– Почему вы нас не пускаете?

– Мы знаем, что вы сделали с жителями деревни внизу. Мы будем защищать наше село до последнего человека.

– Вы, это кто? Однорукий старик, несколько пастухов и женщин? Не смеши меня, калека.

– Да, у меня только одна рука, но я двадцать пять лет был мечником в отряде бессмертных у Безумного Сулеймана и ещё не разучился сносить головы. Хочешь проверить, Пёс?

– Нам нужен только Ходжа Насреддин. Это приказ Эмира. Отдайте его, и мы уйдем! Иначе смерть.

– Ещё шаг, и мы подожжём мост!

Вожак поднимает саблю, кричит своим воинам.

– Вперёд!..

Из-за баррикады в наступающих воинов летят горящие стрелы и факелы. Мост, заранее пропитанный маслом, вспыхивает. Воины с трудом удерживают на доступном им пятачке кричащих лошадей. Вожак, оставив коня, взбирается на баррикаду, за ним ещё двое. Последний из оставшихся на мосту воинов, так и не перейдя мост, получает стрелу в глаз и падает вниз. Это Саид, талантливый и непревзойдённый копейщик, умеющий прорубать своим оружием коридоры в толпе врагов…

Горящий мост с треском лопающихся тросов обрушивается, отступать больше некуда. Оставшиеся в живых воины пробиваются к вершине баррикады. Их остается всего четверо.

***

Танец «двенадцати месяцев» становится ещё динамичнее, зрители неосознанно, подчиняясь музыке и ритму, проникающему в кровь, притоптывают в такт, бьют в ладоши.

В оцеплении толпы, приоткрыв рот, заворожённо стоит молодой юноша в новенькой, нелепо сидящей на нем форме городского стража. Это Фарход, третий, самый младший сын старшины Алима из маленького кишлака, расположенного возле самых гор, у реки Кара-орчи, что к югу от Города. Ему восемнадцать лет. Его руки сжимающие копье, побелели. Не мигая, он следит за девушкой в красном платье. У неё в руках букет разноцветных роз. Танцуя, девушка разбрасывает цветы в зрителей, и один из цветков, тёмно-красная роза, попадает прямо в руки Фархода.

Ничто не ново под луной. Так и в истории юного стражника для нас с вами нет ничего оригинального. Всего месяц назад он приехал в этот Город и передал Равшану, начальнику стражи Эмира, письмо. Письмо было от его отца, старого Алима, в юности воевавшего вместе с Равшаном в одном отряде и любившего одновременно с ним одну девушку, Фатиму, которая, в конце концов, почему-то выбрала неулыбчивого Алима, хотя поначалу была благосклонна именно к нему, пылкому и отважному Равшану.

Можно бесконечно долго мучить себя вопросами, пытаясь понять логику красивой женщины, но даже сами женщины порой не могут понять своих решений.

А объяснялось это тем, что в очередном походе Равшан во время взятия вражеской крепости был убит. Заколот саблями окруживших его врагов на глазах у своих не успевших к нему на помощь товарищей, и Алим, вернувшись в родные края, принес эту горестную весть Фатиме. Фатима горевала несколько дней, отказывалась принимать пищу и не выходила их дома. На удивление односельчан и вопреки предсказаниям некоторых женщин, по прошествии недели она не стала накладывать на себя руки и, закончив свой траур, согласилась провести остаток жизни с Алимом.

А через какое-то время, уже после их свадьбы, в кишлак вернулся весь израненный, но всё ещё живой Равшан. Узнав, как всё обернулось, он поздравил молодожёнов и вернулся в Город, продолжать свою жизнь и службу во славу Империи, которой посвятил свою юность и жизнь.

Так Равшан, после того как сердце его было разбито, а в бороде проявилась седина, успокоился на карьере городского стражника, где вскоре, благодаря своей силе и преданности Эмиру, доказанных после очередного раскрытого заговора, достиг пика своей карьеры и стал Главным Начальником всех стражников Города. За долгие, насыщенные событиями годы его телесные и душевные раны постепенно затянулись, угли разбитого сердца угасли и покрылись пеплом воспоминаний. И теперь он с радостью встретил сына своего старого боевого товарища от своей бывшей любимой и записал его в отряд городских стражей.

Всё вроде бы было хорошо, и Равшан казался спокойным, только иногда, по ночам, изредка обходя казармы, он останавливался перед спящим юношей и, подсвечивая себе факелом, глазами, как говорится, пил воспоминания с его лица, вспоминая о своей юности и о единственной в жизни Любви. Уж очень был похож молодой парень на свою мать, Фатиму, и совсем не похож на Алима. Но тут крылся большой секрет, который настоящие мужчины, каким и являлся Равшан, обычно уносят с собой в могилу.

***

Мы снова у сгоревшего моста. Перед нами разрушенная баррикада. Повсюду трупы защитников – мирных жителей, от отчаяния взявших в руки оружие.

Приколотый саблей к перевернутой арбе, сидит однорукий Старший. К нему подходят Вожак и одноглазый воин с повязкой на глазу, рукопашник Сулейман. Он держит за шею и волосы перепачканного сажей подростка лет десяти. Подросток улыбается, он явно не в себе. Его глаза покрыты лёгким налётом безумия, изо рта капает розовая пена. Старший кашляет, отворачивает голову от взгляда ребенка. Когда он дышит и говорит, из пробитого легкого появляются кровавые пузыри:

– Это мой племянник, он болен, отпусти его.

– Зачем мне это делать?

– Нельзя обижать тех, кто родился без разума.

– Не убедил.

– Нет чести убить слабого, убей меня.

– Ты умрёшь последним, если не скажешь то, что нам нужно.

– Насреддин ночевал у нас, теперь он в соседнем селе. Дальше по дороге.

Вожак оборачивается на Сулеймана, едва заметно кивает. Тот, глядя Старшему в глаза, достает кинжал.

Старший смеётся, видно, как в глазах его угасает огонек интереса к жизни.