Я и Я (сборник)
Шрифт:
– Паш… – Сашка вцепился в запястья брата что есть сил, ужас перекосил его лицо – отражением ужаса на лице близнеца. – Паш, держись, я вытащу тебя!.. Сейчас… Подтянись, как на физре, давай!.. Ты же сильный…
Его слова доносились до Пашки словно сквозь вату. Он попытался подтянуться, но ничего не вышло, а пальцы один за другим разгибались, не в состоянии удержать вес не такого уж тяжелого третьеклассника.
– Пашка, держись! Ну держись же! Сейчас…
Он почувствовал, как Сашка выпустил одну его руку, чтобы ухватить за воротник, и пальцы на ней тут
– Ты… ты же щас слетишь вместе со мной. Отпусти… Я сам… Пусти же!..
– Да я же тащу тебя, давай, упрись в стенку ногами!
– Н-не… не могу… Сашка-а-а-а…
– …а-а-а-а!.. – отозвалось запертое меж домов эхо.
Пашке не было страшно. Вокруг настолько темно и тихо, что он попросту не знал, чего бояться. Темно и темно – бывает. Самое главное, чтобы сейчас никто не выскочил неожиданно и не закричал.
– Санек? – позвал он неуверенно спустя несколько секунд ожидания.
Но никто не ответил.
«Где я?» – подумал Пашка. Вслух спрашивать не стал. Разговаривать тут не с кем, а звук собственного голоса производил гнетущее впечатление. Наверное, оттого что слышался как-то отстраненно, словно на записи. Вроде и твой голос – а не твой. Сашка когда-то объяснял почему, но сейчас уже не вспомнить.
Поразмыслив некоторое время над этим, Пашка решил выбираться. Пока было неясно, откуда и куда именно, но здесь делать определенно нечего. Направление его особо не интересовало: повсюду темень, так что нужно просто шагать до тех пор, пока не упрешься куда-нибудь. Пашка и зашагал.
Точнее – хотел зашагать.
А потом понял, что не чувствует ничего под ногами. Да и самих ног – тоже не чувствует.
И рук, если уж на то пошло, – тоже.
И ни одного звука не слышно, даже его собственного дыхания. Потому что нет этого самого дыхания.
«Я – умер», – стремительно ворвавшаяся – куда? – мысль всколыхнула и взбудоражила все внутри. Стучала, словно кремлевские куранты, которые отбивают тысячу или даже миллион.
«Я – умер. Я – умер. Я – умер. Умер. Я…»
Сразу вспомнилось: крыша, неудачный прыжок и Сашка, который старается втянуть брата наверх. Видимо, не получилось…
Будь у Пашки тело, он бы, наверное, заплакал. Тем более что вокруг никого нет, а значит, никто не увидит и не услышит. Но то, что осталось в этот момент, плакать не могло. Оно только словно бы сжалось, и почему-то стало холодно. Хотя чему мерзнуть – непонятно.
Сашка, шумно дыша, валялся на крыше. Вода пропитала всю футболку, а ветер, словно насмехаясь над неудачливыми паркурщиками, ерошил волосы.
Вставать не хотелось.
Закрыв глаза, Сашка чувствовал собственное тело. Не видел, а именно чувствовал. Все синяки и ссадины, вздымающуюся грудь, пустоту в животе, трясущиеся руки. Коленка болела от удара о крышу.
«Стоп! – внезапно подумал он и вновь похолодел, как в ту минуту, когда Пашка висел над пропастью. – Коленка-то с чего? Я ей не ударялся!»
Однако
ощущение не проходило. Сашка попытался дотянуться рукой до саднящего места и потрогать. Действительно больно, да еще, кажется, и кожа сорвана. Он открыл глаза, чтобы посмотреть на синяк, но ничего не увидел.И руки на коленке не было, хотя ощущение прикосновения оставалось. Но смутное, как если трогать через одежду. Сашка повернул голову и увидел, что Пашка водит рукой по разбитой коленке.
– Ты чего? – спросил он, сглатывая. Но получилось не с первого раза, слова не хотели выходить. А когда вышли, то он услышал их дважды. Чуть разными голосами, как бывает, когда говоришь в микрофон: и себя слышишь, и из колонок.
Пашка, однако, никак не прореагировал. Продолжал водить рукой по коленке. Это было страшно и вместе с тем… интересно. Вспомнив недавний фильм, где главный герой мог управлять другим телом, Сашка попытался сосредоточиться и остановить руку брата.
Со второй попытки у него получилось.
– Круто! – сказал он, улыбаясь.
Затем вновь сосредоточился и еще шире улыбнулся, когда Пашка тоже сказал: «Круто!»
Вот это да! Теперь у него есть два тела. И он может управлять ими. Ни у кого такого нет!
«А как же Пашка?» – внезапно проснулась совесть.
«А что Пашка? – ответил ей Сашка. – Пашка вот он. Живой. Я его спас».
«Но ведь ты понимаешь, что это не он?»
«Не знаю, – отмахнулся мальчик. – Может, и он. Может, просто придуривается? К тому же он сам виноват. Я его предупреждал».
«А мама?»
«А мама не будет плакать. А если бы Пашка упал – плакала бы. И вообще, ничего не хочу слушать!»
Сашка нахмурился, как это часто бывало, когда кто-нибудь говорил, по его мнению, глупости. Посмотрев на брата, заметил, что тот нахмурился тоже.
– Надо будет попривыкнуть, – пробормотал Сашка.
За следующие полчаса на крыше ему удалось приспособиться к существованию одновременно в двух телах. Он даже научился выполнять неодинаковые действия. Оказывается, второе тело многое умело делать на автомате.
– Ну а теперь пошли домой, – сказал Сашка.
– Пошли, – кивнул Пашка.
И оба улыбнулись…
– Мальчики, где вы были? – Ирина Васильевна растерянно разглядывала сыновей, топчущихся на пороге. Ссадины, синяки на коленях и запястьях, у одного рубашка порвана, у другого дыра на штанине… – Саша, ну от тебя я никак не ожидала…
Оба виновато потупились.
– Марш мыть руки, переодеться и за стол! Обед давно готов.
После непродолжительной возни в ванной мальчишки один за другим просочились в кухонную дверь и, толкая друг друга локтями, устроились за столом.
– Так… Кому рыбу, кому котлету? – мама внимательно разглядывала совершенно одинаковые рожицы. Даже футболки на этот раз обе синие. И где кто? Справа – Пашка? Или слева?
– Рыбу!
– Рыбу!
Голоса прозвучали в унисон. Мама совсем растерялась.
– Паша, но ты же не любишь рыбу, я специально котлет нажарила…