Я иду искать. История вторая

...Они ушли из веси вчера, оставив позади мертвый десант и пустые дома. Ушли вовремя — следом за ними два штурмовика шарахнули по веси бомбами и еще чем-то, от чего ребят в спину толкнуло упругой, горячей вол­ной. А весь горела и сейчас — дым стлался в небе, его и отсюда было вид­но.

Гоймир понимал своих людей. Воевать БЛИЖЕ к дому было, как ни стран­но, тяжелее, чем ДАЛЕКО от дома. Лучше и не думать... Закроешь глаза — и вот она, калитка, за которой — родной пятистенок с окнами, глядящими мимо яблонек, заботливо сохраняемых в самые лютые зимы... Да, что-то зима запа­здывает, заставил себя настроиться на дело Гоймир. Плохо. Зимой данваны не вояки, их рабы — тем более. Зима — это победа. Но до зимы еще надо дожить — а кто доживёт? Кто следующий, князь? И, как недавно Хмуру, ответил Гоймир себе: «Заткнись!».

Олег, держа автомат на коленях, шарил по карманам, заглядывал в подсумки, крошно и тихо чертыхался. Богдан шепнул:

— Не то потерял что?

— Похоже, — так же тихо ответил Олег. — Зажигалку. Кажется, в веси... Черт, жаль, мне ее Бранка подарила, я к ней так привык...

Война! Потерянную вещь бывает жальче, чем погибшего товарища — и не от бессердечия. Просто война на то и война, чтобы на ней убивали. А вещь, да еще любимую, жаль всегда. Поэтому Богдан кивнул понимающе.

— Сходить, что ли? — поморщился Олег.

— «Не хочу, чтобы люлька досталась вражьим ляхам»? — спросил Йерикка, слушавший разговор.

— Грамотные, чай, — проворчал Олег. — Читали. Вот именно это и читали. И даже понравилось... Уговорил, не пойду.

Йерикка поднял руки вверх. Богдан любопытно поинтересовался:

— Что читали?

— «Тараса Бульбу», — пояснил Олег и, видя недоумение друга, продолжил разъяснения: — Это книга писателя Гоголя. Про войну с поляками... ну, народ такой. Там главный герой — казачий командир Тарас Бульба, фанатик вроде нас, грешных, со­бственного сына за предательство кончил. Его потом поляки на костре со­жгли живьем, а попался он в плен из-за того, что от погони уходил, а от по­яса отвязалась трубка — люлька называется. Ну, он закричал, это самое, что Йерикка сказал, спрыг­нул с коня, начал трубку искать, тут его и скрутили.

— Одно почитаю потом, — решил Богдан. — Такое название и есть — «Тарас Бульба»?

— Угу, — вместо Олега ответил Йерикка, — у меня есть, я дам.

Резан тем временем спросил Гоймира — достаточно громко, чтобы прив­лечь общее внимание:

— Как теперь? На Тёмную пойдём? Или на Перунову Кузню? Куда кости кинем?

Олег непонятно для остальных засмеялся. А Хмур довольно громко до­бавил:

— Иль уж — где-то наши кости лежать станут? То поинтереснее будет...

Гоймир встал:

— Переберемся за Ольховую. Да и на Темную Гору пойдем.

* * *

Погода чудила. Светило солнце, Земля на открытых местах подсыхала, курясь паром, прямо на глазах. В рощах щебетали птицы, вид с холмов на го­лые поля и медно-красные с золотом рощи настраивал на умиротворенный лад.

— По-моему, — угрюмо сказал Йерикка, — эта погода — штучки данванов. Они могут ее корректировать.

— Зиму отменят, что ли? — удивился Олег. — Круто.

— Отменить не отменят, а задержат — сам видишь...

Чета выбралась на проселок. Пустынный в обе стороны, он обеспечивал хорошую слышимость, и мальчишки посбрасывали плащи, кольчуги, рубахи и куртки, оставшись почти все голыми по пояс. Большинство даже разулись — идти босиком по теплой и влажной земле оказалось приятнее, чем в мокрых кутах.

Умиротворённое настроение снизошло на всех до такой степени, что Гостимир хотел спеть, но Олег опередил его и проникновенным голосом затя­нул туристскую — под общие смешки:

— Восемнадцатый день ни корки — Терпеливо несем эту кару! Вот вчера доели опорки, А сегодня сварили гитару. Тяжело по горам пробираться, (А голодными — бесполезно!) Мы пытались поужинать рацией, Но она оказалась железной... Мы мужчины! Не потому ли Так упрямо идём к своей цели? Правда, трое на днях утонули, А четвёртого — толстого — съели... [32]

32

 Стихи В. Лейкина.

Закончив петь, Олег стащил жилет и, повесив автомат на голое плечо, а снайперку — за спину — начал исследовать ковбойку. Лицо при этом у него стало расстроенное:

— Кирдец моей рубахе, — сказал он догнавшему его Йерикке. — На глазах разваливается, а в горах я дуба дам. Придётся с убитого снимать... Твоя-то держится?

— Меня переживет, она же домотканая, — успокоил его Йерикка. И запнулся, покосившись на Олега. А тот понял, что хотел добавить друг — может быть, штопаная-перештопаная ковбойка Олега тоже переживёт хозяина...

Морок легко взбежал на холм, мимо которого они проходили, шлепнулся на живот, поднял к глазам бинокль. Через несколько секунд крикнул:

— Веска!

— Ольховатка то, — сказал Гоймир — Чужих-то не видать?!

Морок молчал еще с минуту, потом сообщил:

— Нету никого. Так то — чужих нету.

— Завернем? — спросил Гоймир явно риторически. Раздались негромкие, но одобрительные звуки. — Ну и пошагали. Все одно — по пути, считай...

— Верста оправо, верста облево...

— Боем больше, боем меньше...

— Жив ли, мёртв ли...

— Погнали-поехали! — поморщился Гоймир. — Так идем ли?

— Да идем, идем! — засмеялся Йерикка. — Поедим хоть как следует. И выспимся. Может — вечным сном...

...До Ольховатки оказалось версты четыре, последнюю пришлось шагать огородами, перебравшись через небольшой ручеек, текший к Ольховой.

— Осторожнее... — пробормотал Йерикка, первым вступая на мостки. На огоро­дах никого не было, сюда выходили задней стеной хлева, сараи, так что и весь вообще-то разглядеть стало невозможно. Рыжий горец перебежал, при­гибаясь, мост и присел сбоку от него, держа пулемет на ремне, висящем че­рез шею и плечо. Потом вскинул руку и дважды согнул ладонь.

Олег побежал по левой стороне моста, Богдан — по правой, чуть поза­ди, взаимно страхуя друг друга... На середине этого коротенького пути Олег вдруг ощутил тепло сосновых, грубо оструганных досок под ногами и... его пронзило желание остановиться, медленно сесть и спустить босые ноги к холодной воде. А потом — запрокинуться спиной на эти еще пахну­щие смолой доски, закинуть руки под голову... и лежать так. Очень долго и очень спокойно, глядя в дневное звездное небо, подставив лицо солнечным лучам. И не вскакивать, услышав шаги человека...