Я – инопланетянин

— Он был совсем как человек…

— «Был» и «как» нужно убрать, — откликнулся я. — Он жив, и он — человек. Странный, согласен… Но разве мы с тобой не странные? Помнишь, мы об этом говорили?

— Да, — она вздохнула. — Но в тот вечер я и представить не могла, насколько ты странный.

— С тех пор что-нибудь изменилось?

— Ничего. Я даже рада. Я знаю, что, оставшись с тобой, сорок лет буду слушать волшебные истории. Восхитительные сказки о звездах и других мирах…

— Это не сказки, милая, это реальность.

— Твоя реальность, Цзао-ван. — Ладошка Фэй скользнула в мою ладонь. — Мне бы хотелось узнать о ней самое важное, но…

Она запнулась, и я сжал ее пальцы.

— Спрашивай.

— Скажи, пришельцы не бросают своих девушек? Те сорок лет… Я могу на них рассчитывать?

— Все мои годы — твои. До самой смерти. Тихий счастливый вздох… Потом она спросила:

— Ты в самом деле сдашь Макбрайта Интерполу?

Я неопределенно хмыкнул. Кого-то сдам, а может, зарублю или оставлю на съедение клыкастым жабам — но вот Макбрайта ли?.. Если Сиад — не Сиад, то и другой наш спутник мог оказаться не Джеффри Коэном Макбрайтом, наследником пушечных королей. Похож, конечно, но слишком уж молодой и шустрый… Наша последняя беседа — или скорее допрос — только плеснула масла в костер моих сомнений. Я мог поверить, что Мак-Макбрайт— тот самый Джеффри Коэн, денежный мешок, — профинансировал экспедицию; средств у него хватало, и добрая их треть была распихана по всяким фондам и благотворительным обществам. Он, несомненно, не отказался бы принять участие в походе, но из спортивного интереса, из страсти к риску и опасности, которая владеет экстремальщиками. Возможно, тот Макбрайт пошел бы с нами, чтоб доказать себе, что он не стар, что сохранился порох в пороховнице… Словом, причины могли быть разные, кроме одной — той, что была упомянута нашим Макбрайтом.

Полевые испытания… Высокие звезды, что за чушь! Таким миллиардеры не занимаются, для этих дел у них полно шестерок! Еще — андроид в роли слуги и телохранителя… няньки, говоря по правде… Ни одному экстремальщику такое в голову не придет! Унижение и бессмыслица, лишающая забаву самого главного — риска!

Значит, наш Макбрайт — другая личность, фальшивая, поддельная? С фальшивой памятью о женах, о китаянках и мулатке, о путешествии на «Вифлеем», прыжке с орбиты и прочих подвигах, включая ведьму-итальянку с неукротимым темпераментом? Странно! Можно сказать, необъяснимо! Я мог поклясться в том, что он не лжет, что все это — факты его биографии. Я чувствую такие вещи…

Мы обнаружили пещеру в каменистом склоне, забросили туда мешки, и я, оставив Фэй разогревать консервы, полез наверх. Быстро темнело. Над лесом хвощей маячили расплывчатые пятна: одно побольше — бледная луна, и дюжина мелких, самые яркие звезды, каким удалось пробиться через редеющий флер. У жабьей туши уже копошились червяки и слизни, а Джеф потел над носилками, переплетая тросом пару жердин. Перетащив андроида на эту хлипкую конструкцию, мы привязали его, спустили вниз на двух канатах, слезли и потащили к нашему стану. Он, кажется, был в коме — не шевелился, не стонал и выглядел по-прежнему бледным, как полотно.

— Он что-нибудь чувствует? — спросил я, оглянувшись на Макбрайта.

— Нет. Не больше, чем ящерица с отрастающим хвостом. Даже меньше — на время регенерации мозг отключен. Защитный механизм, которого нет у человека.

— Вы сказали, что он запрограммирован на подчинение. Как? Насколько я знаю, с человеческим мозгом такие фокусы не проходят.

— Есть многое, Гораций, что неизвестно нашим мудрецам. Особенно в двадцать первом веке, — пропыхтел мой спутник, стараясь не раскачивать носилки.

— Техника вуду? Генетическая коррекция? Рефрейминг [65] ?

— Это вопрос эксперта СЭБ или мистера Измайлова, журналиста?

— А с кем вы хотите иметь дело?

После недолгого молчания сзади донеслось:

— Я хочу считать, что инцидент исчерпан. То, что случилось между нами… мои слова, излишне резкие… Я погорячился, босс, и приношу извинения.

— Без всяких условий, связанных с выдачей Интерполу?

— Разумеется. Можете заковать меня в цепи и сдать им под расписку. Лично мне ничего не грозит, ведь все исследования и разработки производились не мной, а моими сотрудниками. Откуда мне знать, какой у андроида мозг? Положим, меня проинформировали, что он искусственный, выращенный из органопланта… Скажете, невозможно? Ну, так откуда мне знать? Я не генетик, не биолог, я инженер. И адвокаты у меня отличные!

65

Рефрейминг — одна из методик нейролингвистического программирования, суть которой заключается в активном воздействии на психику путем определенных вопросов и утверждений.

Выкрутится, понял я. Выскользнет, как мокрый обмылок! Впрочем, я пригрозил Макбрайту Интерполом, лишь исполняя свою роль; было бы странно, если бы руководитель группы отреагировал на его признания как-то иначе. Или пропустил их мимо ушей… Ну, пусть разбирается с Интерполом, пусть! А с ним разберется Асенарри, один из тех инопланетных монстров, которые внушают ему ужас.

— Так что же насчет программирования, Джеф?

— Инцидент исчерпан?

— Да. С учетом сказанного мною выше.

— Вы про Интерпол? Ладно, согласен. Как говорится у вас, худой мир лучше доброй ссоры. Тем более в этих гибельных местах. — Он помолчал, затем после недолгой паузы заметил: — Вы помянули технику вуду… Так вот, всякую технику можно усовершенствовать. Ясно, дружище?

— Вполне.

Теперь я знал, что не оставлю это дело. В сравнении с ним рай репликантов в Подмосковье был невинной шуткой мелкого жулья, помешанного на эротике.

Сзади раздалось покашливание. Потом:

— Как видите, я с вами откровенен. А знаете отчего?

Даже не догадываетесь? — Я молчал, ожидая продолжения, и дождался. — Мне многое о вас известно, Измайлов. Не обижайтесь, но я привык изучать людей, с которыми сводят обстоятельства, — тем более тех, от коих зависит моя жизнь. Для этого в Эм-эй-си есть соответствующая служба.

— Завели на меня досье?

— Ну, что-то вроде… Не так уж это существенно, дружище, тем более здесь и сейчас. Главное, что я проникся к вам уважением. Я понял масштабы вашей личности, я осознал вашу силу и уникальность талантов… да, талантов, связанных, кстати, не только с вашей памятью. Такой человек мне нужен, и потому… — Макбрайт чертыхнулся, споткнувшись о камень, но через секунду продолжил: — И потому я надеюсь на сотрудничество в будущем.

«Интересно, как много он знает?.. — мелькнуло у меня в голове. — Бог с ним, с Измайловым, — не докопался бы до прочих моих ипостасей! До Энтони Дрю, племянника Ники Купера, или до бразильца Кастинелли и Жака Дени, директора фонда «Пять и пять»… О связях между мной и этими лицами не ведали ни ЦРУ, ни Сюрте Женераль, ни ФСБ, ни прочие разведки мира. Но, как говорится, первый фехтовальщик Франции может не бояться второго, а вот деревенский увалень, впервые увидевший шпагу, может его проткнуть… Тем более что Макбрайт — не деревенщина и не увалень…»

— Сотрудничество предполагает доверие, — сказал я.

— Разве я не был откровенен?

— Не совсем. Вот, например… — Я замедлил шаги, повернувшись, посмотрел на Джефа через плечо. — Помните наш разговор перед Лаштом? Когда мы собирались пройти через вуаль? Помните свои слова?

Он наморщил лоб и покачал головой.

— Мы спорили, кто двинется первым, и вы сказали, что без юной леди мы как слепые щенки, а без меня — свора, потерявшая хозяина. Так?

— Да. Наверное… Даже наверняка! У вас замечательная память, приятель! Ну, так что вытекает из моих слов?