Я клянусь тебе в вечной верности

Я отвернулась – картина была слишком унылой – и спряталась у Ланса на груди.

– На юге такого нет.

Ланс грустно улыбнулся. И уверенно произнёс:

– У нас тоже не будет. Король Валентин издаст закон, и всего этого не будет.

Я подняла глаза.

– А что будет?

Он снова улыбнулся, на этот раз теплее.

– Будут нормальные дома для них. Детский труд будет под запретом. Им будут платить, в конце концов. Валентин вытрясет деньги из Лучших, я знаю, он сможет. Я отдам своё состояние – всё, до монетки. И это изменится. И будет, будет как у вас на юге.

Он что-то ещё говорил, но я не слушала. Я потянулась к его памяти, вдруг почувствовав, что ничего о нём не знаю. Его память, его личность не интересовали меня в постели. И сейчас передо мной был незнакомец – любопытный и интересный. А я никогда не могла совладать с собственным любопытством.

Мы куда-то скакали, Ланс уже замолчал, а я всё смотрела его воспоминания. И мне было плохо – я-то думала, что со мной ужасно обошлись.

Неужели Валентин действительно хочет это изменить?

Я потянулась, и в круговороте мыслей, бьющих колоколами, стучащих копытами и колёсами карет города, поймала нужное – хочет. Хотел, и не только это – ещё когда посылал меня убивать. Да, он укреплял свою власть, он считал меня чудовищем и оружием. И этот же человек мечтал о мире и благоденствии своей земли. И закон, о котором Ланс говорил, завернули ещё лет десять назад, когда я была слишком маленькой, чтобы послать меня убить того, кто был за это в ответе.

Валентин не разбирался в средствах, но – какая ирония! – имел высокие цели.

Это не заставило меня ненавидеть его меньше. Но я понимала, почему Ланс стал его «фаворитом». Он воплощал то, что Валентин хотел видеть в своем народе. И он помогал ему давить на аристократов – потому что Валентин был один, а лордов много, и почти все они были против него: его законы и его справедливость неизбежно заставили бы их расставаться с крупными суммами денег. И во имя кого – бедноты, которую они за людей не считали?

Ланс привёз меня в дом Боттеров – последнее место, где я хотела бы оказаться. Однако я рада была находиться вместе с любовником, зная, что ночью мне станет легче. И даже откровенно враждебные взгляды Рэйана я не замечала. Наверное, с Лансом мне было бы уютно и в бездне.

А уже глубокой ночью Ланс сделал мне предложение.

Он обнимал мои ноги, он целовал мои колени и буквально умолял выйти за него замуж. И снова называл богиней.

А я рыдала у него на плече: он любил меня, он готов был ради меня на всё, а я продолжала считать его игрушкой и пользовалась им лишь ради собственного удовольствия. В свете предложения руки и сердца эта истина стала очевидной, и я ужаснулась сама себе. А потом, выплакавшись, поняла, что не хочу отказываться. Я действительно была не против провести жизнь рядом с ним – даже далёкий Зак, единственный человек, способный меня понять, казался теперь пресным и скучным. Он никогда бы не полюбил меня так. Мы, чародеи, можем только пользоваться друг другом. А вот для Ланса я была богиней.

Той ночью он надел мне на палец кольцо, символизирующее помолвку, – кольцо де Креси, которое я храню до сих пор, хотя всё давно кончено.

И потом я снова не могла сдержать слёзы, потому что поняла… Поняла, что Ланс никогда мне не лгал (я наконец нашла такого человека. Аджахад, а ты говорил, это невозможно), и он готов для меня на всё. Меньшее, что я могла сделать для него, это забыть о ненависти. Ведь Валентин был его кумиром. И у них обоих были высокие цели. Где там место для обиженной чародейки?

Я была ещё такой наивной девочкой…

Но проклятие оставалось, и мне требовались время и место, чтобы подумать, как его снять. Да, я была готова его снять. Той ночью я была раздавлена осознанием собственной чудовищности. Я бы пошла и не на такие жертвы.

Пустая уютная комната – гостиная – нашлась неподалёку. Около галереи. Её нашёл волк. Пока мы с Лансом резвились, он излазил весь дом, перепугав пару слуг. И сейчас вызвался меня проводить.

Ночь была лунная, яркая. Конец лета, уже не душно – свежо, ветерок осенний, пряный дул в окно. Я не стала зажигать свечи – лунного света хватало. Он красиво переливался на корешках книг и полированной столешнице. В такой обстановке мне всегда думалось лучше.

«В этой комнате ты убила нашего отца», – чужая мысль набатом ударила в голове, и волк зарычал, вздыбив шерсть на загривке.

Я успокоила его взглядом. И медленно повернулась.

В руке нынешнего герцога Боттера мягко мерцал освящённый целителем из храма Матери медальон – слишком старый и слишком слабенький, чтобы защитить от меня, а не то что причинить мне вред. Но Рэйан об этом не знал. Я видела в его глазах ужас, ненависть и твёрдую решимость отправить меня в бездну.

Почти то же я чувствовала к Валентину и потому могла понять.

– Правда? Я не помню.

Глаза Рэйана расширились, когда он понял, что я читаю его мысли. А мне снова стало дурно от его сходства с Алэром.

И в сознание ткнулось ненужное воспоминание – Алэр тоже смотрел на меня так, когда мы познакомились. И он тоже хотел меня убить.

«Мерзавка, – с ненавистью отчётливо подумал Рэйан, увидев на моей руке кольцо де Креси. – Ты свела с ума моего друга. Как ты…»

– Это хуже, чем лгать ему? – тихо поинтересовалась я, не двигаясь с места и не отводя взгляда. – Это лучше, чем потом убить его сюзерена, а ты знаешь, как он любит короля, и лгать, что так было нужно, что ты здесь ни при чём? Это лучше, Рэйан?

Он вздрогнул, сжал медальон.

«Будь ты проклята».

Я тихо рассмеялась.

– Ты не чародей, Рэйан. Твои проклятия не имеют силы, – и, подцепив пальцем медальон, добавила: – Оставь эту игрушку, она тебе не поможет.

Я почувствовала его страх – как липкая волна, как паутина.

«Ты лжёшь. Такие, как ты, не должны жить, – он уставился мне в глаза, до крови кусая губу. – Что ты сделала с моим братом?»

Я схватилась за спинку кресла.

– Он умер у меня на руках. И только из-за него я не причиню тебе вреда, Рэйан Боттер. Я была убийцей, а ты станешь предателем. Причём по своей воле. Подумай об этом.

Он с силой сжал талисман, но тот мог лишь светиться. Хотя, сожми я его в руке, он обжёг бы мне пальцы.

Я ещё поймала ужас – сокрушительный, хуже, чем липкая паутина страха, до того, как заставила забыть брата Алэра о своих подозрениях.

И остаток ночи прошёл спокойно, если, конечно, не считать того, что думать после этого я уже не могла. У Боттеров имелся небольшой домашний храм – я спряталась там. Хвала Матери, туда я десять лет назад не забрела. А так мои кровавые следы, очевидные сейчас, когда Рэйан так любезно о них напомнил, нашлись чуть не по всему дому. И стены некоторых комнат сочились кровью.

Ланс очень переживал, когда утром нашёл меня в таком состоянии. Он думал, что я страдаю из-за него. Глупыш. Я еле убедила его поехать во дворец к его обожаемому королю, которому он был нужен.

За завтраком мы были одни (у Рэйана предсказуемо болела голова) и обсуждали дату свадьбы и церемонию. Я была настолько смущена, что не замечала чёрного ворона с человеческим взглядом, заглядывающего в окно.

А как только наступил вечер, я решилась пробраться во дворец и попробовать снять проклятие. И забыть, забыть всё. Забыть, кто я. Забыть про кровь на стенах и кровь на полу. Боги со всем этим, пусть я умру молодой. Я же чувствовала, что, когда я принесу клятву меча, это повторится. Почему кто-то – даже король Заккерия Овидий – должен отличаться от Валентина? Валентин – из того, что я о нём узнала от Ланса (а Лансу я верила) – был ещё неплохим королём.