Я купил тебя. Дорого

— Мила, не надо меня благодарить, — говорит негромко. — Мы пройдём через это вместе. Ты обязательно встанешь и будешь отличной мамой нашему ребёнку. Да, получается не как у всех, но как вообще у этих всех? Жизнь не сказка. Но мы с этим справимся, вот увидишь.

— А если нет? — в горле встаёт ком. — Если не получится? Если я так и не встану, так и не смогу заботиться о ребёнке, Демьян? Зачем я тебе такая…

— Вот снова ты за своё, — его голос становится холоднее. Обласов обходит коляску и присаживается на одно колено передо мною. — Мила, я люблю тебя. Может, тебе сложно в это поверить, но даже если ты не встанешь, хотя я бы тут верил Матвею, я не стану отказываться от тебя. Ты — тот человек, который мне нужен. Я уже достаточно пожил в одиночестве, и уже достаточно наелся всего красивого и блестящего. Теперь я хочу быть с тобой, потому что ты… ты настоящая. Хоть на шпильках и в бикини на сцене, хоть танцующая под тропическим ливнем, хоть решившая остаться в кресле, чтобы подарить жизнь своему ребёнку. Мне нужна ты, пожалуйста, поверь в это, и давай уже закроем тему, хорошо?

Его слова падают каплями дождя в мою иссушенную страхами душу, и я улыбаюсь. Снова чувствую, как в носу щиплет от подступающих слёз, но мне удаётся их сдержать. Я подаюсь к Демьяну и целую его. Вроде бы даже становится легче, и тревога в груди притихает. Она всё ещё там, жжётся, но сейчас прячется в тень.

— И раз уж я всё равно встал на колено, — улыбается, глядя мне в глаза. — То ждать вечера не буду.

А потом у меня в груди всё сдавливает, когда он вытаскивает из кармана небольшую коробочку и раскрывает её передо мной.

Дыхание сбоит. Кровь приливает к лицу.

Внутри, на белой атласной подушечке кольцо.

Тоненькое, аккуратное, с массивным камнем, который как будто светится изнутри.

— Милана, я бы хотел, чтобы наши отношения имели и юридическую силу. В смысле… я предлагаю тебе выйти за меня замуж.

Не плакать не получается. Совсем не получается.

Я киваю, заливаясь слезами, и даже “да” выговорить не могу.

Демьян бережно берёт мою руку и надевает кольцо на безымянный палец. Сфоткать бы, да рука вся синяя от катетеров и игл.

Но мне нравится, как смотрится колечко на моём пальце. И нравится представлять, как в паспорте будет написано Обласова.

Сейчас бы запрыгнуть на него с разбегу от радости, но я могу лишь обнять. Да покрепче.

— Так, а теперь давай я тебе покажу комнату, в которой мы могли бы обустроить детскую. Хотел даже сам заказать мебель, но без тебя не стал. Займёшься же этим? — улыбается.

— Конечно, займусь, — расплываюсь в улыбке в ответ. — Давай уже показывай.

48

Всё получается сложнее даже, чем я думала.

Проблемы возникают во всём. Мне приходится учиться, чтобы просто обслуживать себя.

В тот самый первый вечер, когда Демьян привёз меня из больницы к себе домой и сделал предложение, мы долго обсуждали будущую детскую, потом ужинали. И всё казалось более светлым и понятным, а потом… потом пришла ночь, и я решила попытаться сходить в душ.

Ну как сходить… “Сходить”. В кавычках.

Меня этому учили в больнице, показывали, что да как, прежде, чем выписать. Но одной оказалось намного сложнее.

Самым же ужасающим было, когда мои попытки добраться до ванной услышал Демьян. Наверное, я разбудила его, случайно столкнув с тумбочки кейс с наушниками, который покатился по ламинату.

— Что случилось, Мила?

— Ничего, — я попыталась улыбнуться. — Я просто хотела попасть в ванную.

— Я помогу тебе, — он наклонился и поднял меня с кресла.

— Нет-нет, я сама, — воспротивилась я. — Мне нужно научиться делать это самой, Демьян.

— Научишься. Обязательно научишься, Мила, но сейчас ты устала, поэтому не отказывайся от помощи.

Он отнес меня в ванную, а потом спросил, нужно ли мне в туалет сначала. Вообще-то, нужно было, но я как представила, что даже если он поможет мне возгромоздиться на унитаз, а потом всё же выйдет, я сгорю со стыда.

Я не готова принять такую помощь от него.

Даже если он искренне хочет позаботиться обо мне и помочь.

Демьян помог мне раздеться и встать под душ.

Он уже раздевал меня и даже намыливал однажды, но тогда это были сексуальные игры, а сейчас… сейчас он просто помогал помыться своей невесте-инвалиду, а я старалась при этом не смотреть ему в глаза.

Когда мы легли спать, Демьян обнял меня сзади и прижал к груди. Он уснул быстро, а я ещё полночи проплакала из-за своей беспомощности.

Не складывается у меня также и с сиделкой. С мамой, конечно, проще, но я не хочу привязывать её к себе. Ей ведь тогда придется отказаться от работы. А кто будет заниматься хозяйством?

Сиделка — медсестра, которую нанял Демьян, ругает меня за то, что пытаюсь делать сама то, с чем мне нужна её помощь.

— Вы слишком торопитесь, Милана, — говорит она. — Вам нельзя перенапрягаться. Это может плохо сказаться на общем самочувствии. Важна постепенность и постоянство.

И с первым, и со вторым у меня проблемы. Я то стараюсь сделать максимум, а потом обессиленная лежу в постели, то вообще ничего не хочу.

Кажется, я впадаю в депрессию.

Кузнецов определяет мне работу с психологом, но соглашаюсь я лишь из-за ребенка. Моему сыну или дочери нужна здоровая мать. И не только физически.

И ещё меня кое-что тревожит.

Секс.

Я перечитываю кучу статей, перелопачиваю десятки форумов. Везде находятся те, кто пишет, что их любимые рано или поздно устают и ищут полноценного секса на стороне.

«Он всё равно тебя бросит» — как пощечина звучит фраза одной из участниц форума в обращении к другой.

Эта фраза и мне причиняет боль, но я пытаюсь взять себя в руки и вернуться к поиску решения.

Когда завожу разговор о сексе с Демьяном, он говорит, что сейчас это не самое важное, что у нас ещё всё впереди, но я всё же упрашиваю его попробовать. Мне важно снова почувствовать себя желанной, важно увидеть в его глазах, что он меня хочет.

Всё получается странно. Поцелуи, объятия — мне приятно, нравится, но… всё, что ниже — не реагирует. Я ничего не чувствую.

Ничего.

— Мила, нам не стоит спешить, — Демьян всё видит и останавливает меня, когда я пытаюсь переключиться на то, чтобы доставить удовольствие ему. — Я же вижу, что тебя беспокоит. Неужели ты думаешь, что я, словно неоперившийся юнец, начну истекать слюной по каждой вертлявой заднице?

— Я просто… — закрываю лицо ладонями. Мне ужасно не по себе становится. — Я не знаю… мне хочется, чтобы всё стало, как было. Иначе…

— Но всё иначе, Мила, — режет по живому. — Не как прежде. Но это не значит, что всё будет плохо. Ты снова торопишься. Боишься. Неужели, тебе недостаточно моего слова о том, что мне правда никто не нужен?