Я куплет допою... (песни для кино)
Шрифт:
Нас другие зовут города, -
Будь то Минск, будь то Брест, -
В холода, в холода...
Неспроста, неспроста,
От родных тополей
Нас суровые манят места -
Будто там веселей, -
Неспроста, неспроста...
Как нас дома ни грей -
Не хватает всегда
Новых встреч нам и новых друзей, -
Будто с нами беда,
Будто с ними теплей...
Как бы ни было нам
Хорошо иногда -
Возвращаемся мы по домам.
Где же ваша звезда?
Может - здесь,
1965
Высота
Вцепились они в высоту, как в своё.
Огонь миномётный, шквальный...
А мы всё лезли толпой на неё,
Как на буфет вокзальный.
И крики «ура» застывали во рту,
Когда мы пули глотали.
Семь раз занимали мы ту высоту -
Семь раз мы её оставляли.
И снова в атаку не хочется всем,
Земля - как горелая каша...
В восьмой раз возьмём мы её насовсем -
Своё возьмем, кровное, наше!
А может её стороной обойти, -
И что мы к ней прицепились?!
Но, видно, уж точно - все судьбы-пути
На этой высотке скрестились...
1965
Штрафные батальоны
Всего лишь час дают на артобстрел -
Всего лишь час пехоте передышки.
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому — до ордена, ну, а кому — до «вышки».
За этот час не пишем ни строки.
Молись богам войны — артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так, мы — штрафники.
Нам не писать: «Считайте коммунистом».
Перед атакой — водку, - Вот мура!
Своё отпили мы ещё в гражданку.
Поэтому мы не кричим «ура!»,
Со смертью мы играемся в молчанку.
У штрафников один закон, один конец —
Коли, руби фашистского бродягу!
И если не поймаешь в грудь свинец -
Медаль на грудь поймаешь за отвагу.
Ты бей штыком, а лучше бей рукой —
Оно надёжней, да оно и тише.
И ежели останешься живой,
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
Считает враг — морально мы слабы.
За ним и лес, и города сожжёны.
Вы лучше лес рубите на гробы —
В прорыв идут штрафные батальоны!
Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас — обстрел.
Ну, бог войны! Давай — без передышки!
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому — до ордена, а большинству — до «вышки».
1964
Братские могилы
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают -
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче - гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Все судьбы в единую слиты.
А в Вечном огне - видишь вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.
У
братских могил нет заплаканных вдов -Сюда ходят люди покрепче,
На братских могилах не ставят крестов...
Но разве от этого легче?!
1965
ВЕРТИКАЛЬ 1967
Горы – это прекрасное место, лучше, чем море. Это я говорю сейчас со знанием дела, потому что три месяца был безвыездно в горах. И самое прекрасное, что есть в горах,- это альпинисты. Они нам помогали делать картину: у нас работало пятнадцать мастеров спорта. Мы три недели тренировались там, лазали тоже, жили на леднике – я написал несколько песен для этого фильма. Сначала не думал, что буду их писать, потому что не знал – о чём. Я увидел там настоящую мужскую дружбу, которая может быть только у Ремарка в «Трёх товарищах» и в горах у альпинистов – больше нигде. И действительно – таких людей внизу на равнине нет. Может быть, альпинисты сами внизу ведут себя не так, а там они ведут себя очень достойно. (1967)
Песня о друге
Если друг
оказался вдруг
И не друг, и не враг,
а так;
Если сразу не разберёшь,
Плох он или хорош, -
Парня в горы тяни -
рискни!
–
Не бросай одного
его:
Пусть он в связке в одной
с тобой -
Там поймешь, кто такой.
Если парень в горах -
не ах,
Если сразу раскис
и вниз,
Шаг ступил на ледник -
и сник,
Оступился - и в крик, -
Значит, рядом с тобой -
чужой,
Ты его не брани -
гони.
Вверх таких не берут
и тут
Про таких не поют.
Если ж он не скулил,
не ныл,
Пусть он хмур был и зол,
но шел.
А когда ты упал
со скал,
Он стонал,
но держал;
Если шел он с тобой
как в бой,
На вершине стоял - хмельной, -
Значит, как на себя самого
Положись на него!
1966
x x x
Свои обиды каждый человек -
Проходит время - и забывает.
А моя печаль - как вечный снег:
Не тает, не тает.
Не тает она и летом
В полуденный зной, -
И знаю я: печаль-тоску мне эту
Век носить с собой.
1966
Скалолазка
Я спросил тебя: «Зачем идёте в гору вы?
–
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой, -
Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово...»
Рассмеялась ты - и взяла с собой.
И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя, -
Первый раз меня из пропасти вытаскивая,
Улыбалась ты, скалолазка моя!
А потом за эти проклятые трещины,
Когда ужин твой я нахваливал,
Получил я две короткие затрещины -
Но не обиделся, а приговаривал:
«Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!..»
Каждый раз меня по трещинам выискивая,