Я, Лучано Паваротти, или Восхождение к славе

Многие письма такие искренние, волнующие, что требуют особого, персонального ответа. Просто невероятно, сколько людей сообщает Лучано, что его голос спас их от отчаяния. Из некоторых писем ясно, что человек находился на грани самоубийства. Нельзя не реагировать на крик души и ответить формально вежливой отпиской, присоединив фотографию певца с автографом.

Кроме того, ведь присылают еще и подарки. Люди часто хотят порадовать своего любимца чем-нибудь таким, что, по их мнению, необходимо ему: вязаные свитера ручной работы, кривые гвозди, рисунки, статуэтки, скульптурные портреты Лучано. Каждого дарителя следует поблагодарить, не забыв упомянуть, разумеется, присланную им вещь. Лучано внимательно следит за этим.

Что меня особенно поражает, так это несметное число поклонников, которые направляют Лучано что-нибудь съедобное. Понимаю, что ими руководят самые добрые побуждения, и все же крайне неосмотрительно с их стороны присылать еду. Ведь все же знают, Лучано постоянно борется со своим весом. Так зачем ему посылать печенье, сладости… разные другие запрещенные лакомства? Я вынуждена прятать такие подарки или же сама съедать их, когда никто не видит.

Исполнять роль диетической фурии — стало одной из моих самых трудных обязанностей. Когда у Лучано бывают гости к завтраку или обеду, он спокойно съедает свои диетические блюда и нормально относится ко всему остальному, что подают на стол. А потом все время пытается прихватить что-нибудь со стола или на кухне. Мне постоянно приходится следить за ним и останавливать, когда его рука тянется к какому-либо запретному лакомству. Он поначалу, конечно, раздражается, но на самом деле в душе благодарен мне и просит и впредь сдерживать его. Я даже не обращаю внимания на его краткие вспышки недовольства, так как знаю, что он радуется, когда придерживается диеты и отмечает снижение веса.

В мои обязанности входит также следить за холодильником и набивать его диетическими продуктами, причем, не только в Нью-Йорке или Сан-Франциско, но и во время коротких, но столь частых перелетов из города в город. Приходится брать с собой пластиковый контейнер. Разумеется, когда Лучано в Модене, припасами занимается Адуа. И сколько раз мы обменивались с нею контейнерами в аэропортах.

Наконец, одна из самых серьезных моих обязанностей — это забота обо всем необходимом для Лучано, когда он выступает в концерте. В оперных театрах ему помогают костюмеры, гримеры, реквизиторы. Но если у Паваротти сольный концерт, тут выручаю только я одна. До начала выступления Лучано — настоящий комок нервов.

Если же перед выходом на сцену выясняется, что нет какого-нибудь аксессуара или он в плохом состоянии, может разразиться конец света. Я так опасаюсь подобных вспышек, что теперь вообще все привожу в двух экземплярах: две рубашки, два галстука… И упаси вас Боже забыть подтяжки!

Кроме того, Лучано любит всегда иметь под рукой минеральную воду, лед и, пожалуй, немного фруктов. Обычно о них заботятся администраторы театров или концертных залов, которым и напоминать об этом не приходится. Если же они все-таки забывают их приобрести, то мне надлежит все раздобыть или проконтролировать заранее их наличие. Наконец, я непременно должна захватить фен и таблетки от изжоги.

Лучано советует мне присутствовать на его репетициях и всегда интересуется моим мнением о его выступлении в концерте или на спектакле. Он убежден, что молодые люди, которые учатся петь, лучшие критики. Паваротти часто просит их, а также начинающих карьеру молодых певцов высказать свои соображения о его исполнении. Этот мой способ, говорит он, поддерживать контакт с молодежью — дело для него весьма важное.

Он ни в коем случае не хочет отходить от каждодневной реальности. Слава очень часто рождает тенденцию — даже более чем тенденцию — укрыть ее носителя в башне из слоновой кости. Существует множество причин, по которым знаменитый певец в конце концов замыкается в узком кругу музыкантов, администраторов, коллег по театру. Лучано ненавидит саму мысль об изоляции от внешнего мира. Вот почему он так много времени уделяет своим поклонникам, и в этом кроется еще одна причина его интереса к моему мнению и отзывам других молодых певцов. Он еще не забыл, что такое быть юношей, который учится петь.

Через несколько минут Лучано Паваротти выйдет на сцену мужественным и пылким Радамесом в «Аиде» Верди.

Марио Буццолини

Авиакатастрофа

Мы с женой познакомились с Лучано Паваротти в сентябре 1975 года во время перелета из Милана в Нью-Йорк. Мы знали, что знаменитый тенор летит в одном с нами самолете и, будучи его большими поклонниками, попросили стюарда узнать у певца, можно ли подойти к нему, чтобы выразить свое восхищение. Вскоре получили ответ: синьор Паваротти будет счастлив познакомиться с нами, но лучше, если мы останемся на своих местах, он сам подойдет к нам.

И вот действительно, этот огромный, тучный человек движется по проходу между креслами. Он, разумеется, не знал нас в лицо, и мне пришлось подняться с места и подать ему знак. Мы провели в дружеской беседе какое-то время.

Несколько месяцев спустя мы с женой возвращались в свой родной город Лугано на рождественские каникулы и ожидали посадки на рейс компании ТВА, как вдруг увидели, что кто-то спешит присоединиться к нашей группе. Мы узнали Паваротти. Он опоздал на свой рейс компании «Алиталия», и его послали в наш самолет. Как и мы, он возвращался на Рождество домой. Казалось, певец обрадовался, что мы снова оказались попутчиками, надо ли говорить, как счастливы были мы.

Паваротти всегда путешествует эконом-классом. Ему нравится сидеть над крылом — кажется, будто тут самое надежное место. Кроме того, он считает, глупо платить вдвое дороже, лишь бы оказаться на виду у всех пассажиров. Мы попросили разместить нас в самолете рядом.

Полет над Атлантическим океаном прошел великолепно, но когда приблизились к Милану, ведущий пилот объявил, что в аэропорту «Мальпенса» стоит очень сильный туман и приземлиться невозможно. Он сделает круг в надежде, что видимость улучшится. Спустя какое-то время пилот снова обратился к пассажирам, сообщив на этот раз, что сбавит высоту — не для того, чтобы приземлиться, объяснил он, а чтобы получше оценить ситуацию. Мы все перепугались. Лучано больше всех — он и без того всегда испытывал страх даже в самых идеальных условиях полета, а теперь находился просто в трансе.

Мы летели на «Боинге-707». Я принимал участие в авиационной выставке в Швейцарии и немного разбираюсь в летном деле. Посмотрев в иллюминатор, я с удивлением увидел, что самолет снижается под углом 45 градусов. Но едва стала заметна земля, как «Боинг» вновь круто взмыл вверх. Лучано чуть не потерял сознание. Он сидел, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза. В эту минуту ему было не до разговоров.

Пилот снова обратился к нам по радио. Если не прояснится, сказал он, придется взять курс на Геную.

— Ну, так и лети туда! — воскликнул Лучано.

Но вскоре пилот сообщил, что передумал. Он попытается приземлиться в Милане. Я увидел, что самолет снова снижается под очень острым углом. Наконец колеса коснулись земли. Большинство пассажиров решило, что все в порядке — приземлились. Раздались возгласы облегчения, а в глубине салона даже послышались аплодисменты.

Но тут я увидел в иллюминатор, что «Боинг» вынесло за пределы взлетно-посадочной полосы. И в то мгновение, когда правое колесо оказалось на неровной почве, правое же крыло задело землю и разломилось пополам. Один из моторов оторвало и словно пушечным выстрелом отбросило далеко в сторону. Почти тотчас же отлетел и другой двигатель.

Самолет продолжал нестись по земле по-прежнему на большой скорости. И вдруг обломок крыла снова задел почву. «Боинг» подбросило, он проделал в воздухе пируэт. Стукнувшись о землю, самолет разломился на две части: буквально пополам!

Передняя половина его обломилась прямо перед нашими креслами. Когда же мы наконец остановились, там, где только что находился салон первого класса, зияла огромная дыра.

Это оказался поистине апокалипсис. Все пассажиры орали, как безумные. Они лихорадочно освобождались от ремней безопасности, а освободившись, бросились вперед, стремясь выбраться из остатков самолета. Но мы-то с Лучано видели, что до земли высоко, а внизу нагромождена груда искореженного металла. Прыгать опасно. Мы заблокировали проход и помешали людям ринуться вниз.