Я люблю свою куклу

А потом по променаду хлынули волной моты. Электрические моторы работают негромко, но клановые сигналят, орут, палят во все стороны из дробовиков.

— Чёрт, не выедем, — сказал я. — дорогу заняли, идиоты. Давай пропустим, подождём, пока проедут.

Но мотов всё больше и больше, никогда не видел на Средке столько клановых. Сначала я решил, что они стреляют в воздух, из чистой дури и молодецкой удали, подумал даже: «Зацепят же кого-нибудь случайно, придурки!» Но потом один из них подлетел на моте к нам, тормознул с заносом и, радостно ухмыляясь, шарахнул картечью в витрину борделя. Нас, стоящих в тёмном углу за машиной, он не заметил. Толстое стекло покрылось плотной паутиной трещин, помутнело, но выдержало. За ним продолжает невозмутимо танцевать оборудование, прошивкой такие случаи не предусмотрены. Тогда клановый, передёрнув цевьё, выстрелил снова. Ручьём потекли на дорогу осколки, дёрнулась, застыла в полудвижении и повалилась, неловко подвернув ногу, мапа. Картечина попала ей точно в глаз, и, хотя в ренде мозг отключён, жить без него она всё же не может. Стекло окрасилось кровью, хлынувшей из глазницы…

* * *

— Стой, хватит! Гарт, достаточно! — остановила меня Седьмая. — Лучше достань из багажника «скорлупу».

— Ты права. Ещё не хватало тебе случайный выстрел словить. Переодевайся, я прикрою.

За кланового, застрелившего мапу, заступились только двое его приятелей, остальные просто пронеслись мимо, ничего не заметив в азарте. Теперь у нас есть дробовики и патроны. Седьмая, скинув так недолго послужившее ей платье, натягивает на себя «скорлупу», я помогаю застегнуть. По центральному проезду рассыпаны стёкла, проносятся, стреляя куда попало, мотоциклисты, и мы уходим переулками.

* * *

— Девятую! Они застрелили Девятую! — рыдает интик.

— Не реви! — обрываю я его. — Тащи ремнабор, он должен быть в подсобке.

Клановые не успели особенно порезвиться в борделе. Он в стороне от променада, и я надеялся, что до него вообще не доберутся; но нет, трое доехали. Когда стеклянная дверь осыпалась от выстрела, сообразительный Груша выскочил в заднюю дверь и сбежал, а интик не успел. За отказ предоставить услугу бесплатно ему надавали по морде, проигнорировав попытку объяснить, что это невозможно, потом попытались воспользоваться, так сказать, неподключённым оборудованием, а поняв, что не выходит, начали от досады палить в витрины. Всего до нашего появления разбили три, но стёкла прочные. Вторая, Четвёртая и Восемнадцатая отделались мелкими ранами и порезами, а вот в Девятую, которую пытался огулять в отключённом режиме один из них, выстрелили прямо в боксе. Она лежит на полу, заливаясь кровью.

Выбрасывать на помойку трупы клановых я предоставил Седьмой, а сам взялся за резак и сшиватель. Интик в стрессе забыл, что боится крови, и держит сорванное с кровати покрытие, прижимая его тампоном к ране.

— Она умерла, боз? — хлюпает он разбитым носом.

— Она сломалась, — поправляю я, — сейчас попробую починить. Да брось ты эту тряпку, толку от неё… Иди к терминалу, переведи в стендбай, затем нажми одновременно эф четыре, ноль и пробел.

— Что это, боз?

— Технический фриз. Снизит пульс, меньше крови потеряет. Бегом!

— Помочь? — спрашивает вернувшаяся Седьмая.

— Да, тащи воду и полотенца, надо понять, куда ей прилетело. Тела выбросила?

— Да, как ты и сказал, в люк. Знаешь, они странно пахли.

— С водой в пустошах не очень.

— Не в этом дело. Они под какой-то химией, она выходит с потом, я чувствую. Не похоже на обычное штырево.

— Да плевать на них, давай займёмся мапой. Оботри вот здесь и вот здесь. Да, выглядит не очень. Ладно, глаза боятся, руки делают. Подай резак из кофра. Что у нас внутри, ну-ка?

Сет у Девятки хороший, дорогой, полный, и это её спасло. Из пяти картечин три застряли в миоблоках спинной и плечевой части, одна пробила миоблок правой руки, и только одна ушла ниже рёбер, прошив брюшную полость сбоку. К счастью, навылет, есть выходное отверстие. Не знаю, как бы я извлекал это из внутренностей. Дырки зашил, картечь из имплов вытащил и зашил тоже.

— Как она? — спросил вернувшийся интик.

— Да чёрт её знает, — сказал я честно. — Я техник, а не лечила. В руке миоблок под замену, спинной, скорее всего, поработает, плечевой — не уверен. Надо проверять. А вот что там в пузе — вообще без понятия. Может, ничего важного не задело, а может, загнётся теперь. В общем, надо в ренд-центр тащить, в сервис сдавать.

— Киралик скажет, на выброс, — уверенно заявил Груша.

— Надо же, вернулся, — поприветствовал его я. — Думал, до сих пор бежишь.

— Я не дурак на клановых кидаться. Они упоротые были в хлам, зрачки во весь глаз, и с ружьями. Много пострадало?

— Девятая сильно, ещё три по мелочи, я заштопаю. Стёкла в витринах менять и дверь ещё.

— Трында борделю, — загрустил Груша. — Киралик и так думал его закрывать. Без тебя мапы работают хреновато. Интик, — уж прости, Тики, — для техна ничего, но наш хлам не вытягивает. А если брать что-то получше, это уже расходы, и смысл? Еле-еле в ноль работали последнее время. Закроемся, вот увидишь, не захочет босс в ремонт вкладываться. А я уже почти набрал на член, эх! Где я теперь работу найду? Там, говорят, клановые половину Средки разнесли, а бизнес и так дышал через раз. Ну заштопаешь ты мап, но они уже битые будут, не товарный вид. Девятую, опять же, даже если чинить, по гарантии не возьмут, она из брака, да и случай слишком явно не гарантийный. А за токи Киралик удавится, потому что всё равно экстерьер нерабочий будет, вся в шрамах. Так что можешь не стараться, всё равно в мусорку.

— Как в мусорку? — закричал с надрывом интик. — Она же живая ещё!

Зарыдал, убежал в подсобку.

— Нервный он сегодня какой-то, — вздохнул Груша. — Надеюсь, по башке его не били? Другого техна у меня нет…

* * *

Заштопал мап к утру. Мы с Седьмой помогли Груше и интику убрать стекло, обслужить непострадавшее оборудование, а потом сели на трофейные моты и уехали. Забирать машину сочли бессмысленным, в другой раз как-нибудь. На Средке побиты витрины, рассыпано стекло, кое-где следы крови, дымят и искрят расстрелянные кабельные шкафы, но клановых уже нет. Свалили, наверное, к себе в пустоши. Интересно, где были всё это время полиса и безы? К большому расстройству Седьмой, её любимая танцующая мапа пропала — на стекле следы выстрелов и кровь, витрина пуста.

В вычислительном центре, к моему удивлению, людно. Я уже как-то привык, что мы там впятером, а сейчас куча народу. Флаеры туда-сюда, с грузовиков выгружают ящики с маркировкой «Скорлупа». Кроме рендовых грузчиков, тяжести таскают Хлось, Скеша и Мешана.

— Привет, ребята! — машет им Седьмая. — Помочь?

Они не отвечают, смотрят мимо, берут, тащат, возвращаются и всё повторяется.

— Оставь их, — говорю я, приглядевшись, — они под прошивкой, на внешнем управлении. Не услышат.

— Но как так?

— Иди переоденься, а то скоро аккумуляторы сядут. Прими душ, отдохни.

— А ты?

— А я найду Берану и спрошу, что происходит.

Владетельница сидит в контрольном центре, выглядит довольной. С ней та же пара брейнфрейм-операторов — раскосая женщина и блондин. На большом экране видеонарезка с ночной Средки: снято откуда-то сверху, но крупно. Видны лица клановых, ружья, битое стекло, огонь, кровь.

— Здравствуйте, Гарт, — кивнула Берана. Операторы помахали приветственно. — Вы там были?

— Да.

— Как вам ролик?

— Зрелищно, — ответил я, досмотрев. — Только на самом деле ничего не горело. Нечему там гореть.

— Вот и я говорю, — сказала она, — нереалистично.

— Это неважно, — говорит раскосая. Тиравия её зовут, вспомнил. Необычное имя, но у внешников ещё и не такие бывают. — Огонь добавляет эмоций, создаёт динамичную подсветку, контрастирует с неоном, выделяет кровь. А что горело… Ну, могли же они какие-нибудь бутылки с горючим бросать? Домонтируем, пометь, Маркион.