Я, мои мужья и их мамы
Шрифт:
Остались бы одни, потеряв ту, что стала смыслом жизни. Уверен, Адель не из тех, кто мог бы такое простить, а быть уверенным в том, что те девицы не воспользовались бы возможностью, я не могу. Попались бы они мне сейчас, я бы лично им…
Так, ладно. Нужно думать о том, что делать дальше. Так точно продолжаться больше не может.
Да, я люблю свою маму. Очень люблю. Но вмешиваться в свою жизнь не дам никому. Не для того я столько работал, чтобы в одночасье все потерять. Не для того я спокойно воспринял чувства Адель к Джону и Александру, чтобы в итоге остаться одному.
Все мы немного эгоисты. И я
Адель же, по сути, как чистый лист в нашем мире. Да, у нее есть стальной стержень внутри, который не даст ей свернуть с намеченного пути, но он делает ее только более привлекательной. Что же относительно всех этих коварных игр, скрытой ненависти, злости и зависти, то нет.
Иногда мне вообще кажется, что она даже не успевает смотреть на других, не замечает их мнимого «превосходства», заботясь исключительно о собственной жизни и людьми в ней. И это не просто притягивает — завораживает.
Жаль только, что именно этого чувства меня хотела лишить мама. Самый родной человек, в итоге едва не разрушил мою жизнь. Это настолько смешно, что реально плакать хочется.
— Что собираешься делать? — спросил Александр, внимательно посмотрев на меня.
Поджав губы, я кинул взгляд на хмурого Джона. За все то время, что Адель и Александр рассказывали, что произошло, он не произнес ни единого слова. Боюсь, на него это повлияло еще сильнее, чем на меня, ведь мама — это его единственный родной человек. У меня еще есть отцы, которые не принимали в этом участия. Уверен, если бы они знали, то точно бы не позволили маме ничего сделать или, как минимум, предупредили бы меня. У Джона же кроме мамы нет никого!
— Поговорю с мамой, — просто ответил я.
— И все? — прищурился Александр. — Думаешь, это поможет?
— Что ты хочешь услышать? — разозлился я и вздохнул, понимая, что злость не лучший союзник. Увы, но пока все эти разговоры не воспринимались так уж легко, как хотелось бы. — Поможет.
— Все хорошо, не злись, — погладив меня по плечу, мягко проговорила Адель.
Посмотрев в глаза своей сладкой бестии, я горько усмехнулся. Адель не кричала, ни в чем не обвиняла нас и мам, просто оставив этот вопрос. Сейчас она вела себя так, словно ничего не произошло. Почти ничего, если учитывать тот факт, что она закрылась от нас, только поделившись с нами сухими фактами.
Но мамы все-таки молодцы. Не в зависимости от результата, кажется, у них вышло вбить клин между нами. Адель больше не говорит то, что думает, скорее всего, стараясь не давить. Джон вообще не разговаривает, словно его здесь вообще нет. А я готов головой о стену биться, только бы кто-то сказал, что это все сон.
Да, не бывает только взлетов! Падения подстерегают на каждом шагу, одно неверное решение и ты на дне. Вот только, я совсем не ожидал того, что в пропасть меня скинет именно мама.
— Я ухожу, — выдохнул я, только сейчас осознав, что все это время был без одежды. Вот к чему приводят коварные игры мам, даже одеться забыл!
— Куда ты? — обеспокоенно уточнила Адель.
—
Хочу навестить родителей. Джон, ты пойдешь к маме?Кивнув, Джон без лишних слов встал с кровати и потянулся к своим вещам. Не знал бы, что он живой, подумал бы, что это тряпочная кукла. Ноль эмоций.
— Может, мне пойти с вами? — неуверенно уточнила Адель.
— Я справлюсь, но Джон…
— Я сам, — сухо бросил Джон, впервые заговорив с того момента, как я проснулся.
Да, очень содержательный диалог. А ждет еще лучше. Только бы не наделать глупостей и выдержать…
Когда карета остановилась у дома родителей, я все так же сидел на одном месте, не спеша встретиться лицом к лицу с родными. В душе, словно кошки скребли, доставляя нереальный дискомфорт. Хотелось что-то сделать, разрушить, выплеснув накипевшую в груди злость.
Увы, но за время дороги я не только не успокоился, но и еще больше разозлился.
Вздохнув, я выскочил из кареты, быстро идя к дому. Решение принято, нужно только озвучить его. Нет смысла прятаться, лучше не будет. Только хуже с каждым разом, пока кто-то из нас полностью не сдастся, потеряв себя в этой глупой вражде. Лично я этого не хочу, потому нужно закончить все как можно быстрее!
— Лорд Чарльз? — удивленно уточнил дворецкий, увидев меня.
— Я пройду?
— Да-да, конечно, извините.
— Ничего. Лучше позови родителей в гостиную.
— Конечно, — быстро ответил старый дворецкий и неуверенно посмотрел на меня. — Что-то случилось?
— Ничего, — криво ухмыльнулся я, и дворецкий понятливо кивнул, больше не задавая глупых вопросов.
Пройдя в гостиную и заняв одно из кресел, я хмыкнул себе под нос. Даже дворецкий понял, что что-то не так, интересно, поймет ли что-то мама? Или будет делать вид, что все хорошо?
— Сын, что случилось? Почему ты вернулся домой сегодня? Что-то произошло на прощальном вечере, когда мы ушли? — спросил папа Кортес, и они с папой Самюэлем переглянулись.
— Где мама?
— Она снимала макияж, сейчас умоется и спустится.
— Тогда давайте подождем маму, ее это касается в первую очередь.
— Сынок, чтобы не произошло, давай не будем горячиться, хорошо? — нахмурился папа Самюэль, явно что-то заподозрив.
— Я бы с радостью, — честно признался я, посмотрев на отцов, — но не могу.
— Объясни нормально! — взволнованно проговорил папа Кортес. — Если это как-то связано с твоей мамой, то мы…
— И что же вы сделаете? — почти спокойно спросила мама, спустившись с лестницы. — Сынок.
— Мама, — кивнул я и невидящим взглядом посмотрел на свои руки. Все так просто.
Безудержно рассмеявшись, я глубоко вздохнул, беря свои эмоции под контроль, и посмотрел на маму. От моего взгляда мама, кажется, вздрогнула, но, тем не менее, даже не потрудилась ничего сказать, чтобы хотя бы формально извиниться. Гордость дороже сына. Самолюбие важнее материнской привязанности.
В глазах мамы я просто…. Кто?
Сын, который не может сам решить, как ему жить? Даже девушку и ту выбрал «бракованную». Конечно, ведь Аделаида была уже замужем. Как будто это хоть что-то значит! Для меня это просто пустые слова. Это была не моя Аделаида, так почему я должен заботиться об этом? Но для мамы это важнее меня, ведь другие леди могут сплетничать, насмехаться.