Я не ее копия

— Муж сирота, — отвечаю хрипло и негромко, не отрывая взгляда от стола.

Мне хочется кричать, но не могу выдавить и звука. Хочется плакать, но в глазах аж резь от сухости. Мозг не верит, даже видя то, что видит, он отказывается верить в то, что это правда.

Что его больше нет. Что он больше никогда не улыбнётся мне, никогда не назовёт меня принцессой или Лисенком, никогда не обнимет и не поцелует меня.

Я неосознанно начинаю шагать вперёд слабыми, неуверенными шагами, подхожу к этому страшному столу, наклоняюсь и обнимаю человека, который стал всем для меня и которого я потеряла.

Я не осознаю, как простынь, которой он накрыт, становится мокрой насквозь от моих слёз, и не помню, кто и как меня оттуда увёл.

Следующие сутки я тоже не помню. Наверное, я начала сходить с ума? Мне давали много успокоительного, после того, как я разбудила весь этаж испуганных пациентов своими криками во сне. Слышала, как врач обсуждал с чужим, но смутно родным голосом, что хочет перевести меня в неврологию. Но голос твёрдо сказал, что забирает меня домой. Куда домой, я так и не поняла.

Пришла в себя в светлой комнате. Такой светлой, что я ещё не открыла глаза, а им уже было больно. Слышу шум улицы. Открыто окно. Слышу шаги и понимаю, что в комнате кто-то есть. Открываю глаза с какой-то дикой, безумной надеждой в то, что мне приснился самый жестокий в жизни кошмар, открыто окно нашей спальни, и это Коля проснулся на работу и негромко собирается на работу, чтоб меня не разбудить.

Резко распахиваю глаза и сажусь на кровати, и меня тут же ждёт очередной неприятный сюрприз. Я в комнате. Своей бывшей комнате в квартире Шагаева. И его Барби тоже здесь.

— Василисочка, солнышко, — ко мне на край кровати присаживается Ольга и берет мою безвольную прохладную ладошку в свою, гладит её, — я тебе чай заварю. У тебя что-то болит? Если голова, то таблетки на кухне, я мигом, только скажи какую именно.

??????????????????????????Смотрю на неё пустым, бесстрастным взглядом, а сама где-то глубоко в душе недоумеваю от того, какого черта я здесь делаю с ней и почему она так добра ко мне.

— Почему я здесь? Где Коля?

— Солнышко, это у дяди своего спроси, он скоро вернется. За круассанами вышел, говорит, что ты их любишь… к чаю. Зелёный тебе? — а взгляд блуждает по комнате, а не направлен на меня.

— Его похоронили? Я проспала похороны?! — голос надтреснул от одной мысли. Пытливо смотрю на блондинку.

— Умоляю, Оля, скажи, что это не так, — хватаю её за руку и сжимаю до боли.

— Нет, Василиса, нет, — сжимает мою ладошку, — Лёша всё уладил, без тебя никто, ничего делать не будет. Ты сама решишь, что делать дальше. Мы рядом, правда. Прости.

Блондинка склоняется и обнимает меня за плечи, чувствую, что сдерживает рыдания.

Словно в каком-то оцепенении обнимаю её в ответ.

— Не надо плакать, — утешаю её и автоматически глажу белокурые волосы ладонью.

В этот момент нас застаёт вошедший в комнату Шагаев.

Я вижу его торс и не поднимаю взгляда на его лицо. Не хочу. Не могу себя заставить. Ещё рано.

— Ольга, сделай нам троим чай, — обращается к невесте, а я отворачиваюсь к окну.

Блондина тихо ускользает из спальни. Слышу, как прикрылась дверь в мою комнату. Слышу его шаги, садится на край кровати. Не сразу говорит, а когда решается, слышу:

— Прими мои соболезнования. Только скажи, когда похороны, и я всё организую.

— Я сама, — прерываю его сразу, всё ещё не поднимая взгляд.

Облизываю пересохшие губы и добавляю, уже не так жестко как звучал голос сразу.

— Я должна сама. Понимаешь? — поднимаю взгляд и молча смотрю в его глаза.

— Понимаю, поэтому уважаю твой выбор, но в любом случае мы рядом. Василиса, посмотри на меня, нам нужно о многом поговорить.

Я отвела глаза, как только услышала одобрение, и последняя фраза заставила меня заскрежетать зубами.

Поворачиваю лицо к нему и устало смотрю ему в глаза.

— О чём? — спрашиваю, слегка прищурившись.

Я ни о чём не хочу говорить. И только потому, что его невеста здесь, я всё ещё здесь, иначе бежала бы без оглядки.

— Я не уверен, что тебе нужно возвращаться домой, одной, ты ещё не совсем окрепла. Оля может помогать тебе первое время, она с радостью поможет.

— Нет, — отрезаю сразу. — Я здесь не останусь. Это не обсуждается, ни при каких условиях.

— Ты должна быть под присмотром, это не обсуждается. А теперь пошли пить чай.

Шагаев встает и подает мне руку.

— Не разговаривай со мной, как с ребёнком, — бросаю зло, игнорируя его руку и резко поднимаясь на ноги с кровати.

В этот момент у меня перед глазами резко почернело, и я отключилась.

Очнулась в руках Алексея. Не хватает кислорода. Медленно закрываю глаза, делая глубокий вдох. Осторожно выбираюсь из его цепких рук.

— Всё, порядок. Я стою. Я поняла, о чём ты. Прости.

Тем не менее, отступаю на два шага от него, выбрасывая его из своего личного пространства.

— Спасибо, — говорю, потому что я не свинья, и они не обязаны мне ничем.

— Я жду тебя на кухне, — выходит поспешно, словно сбегает.

Я некоторое время стою и понимаю, что никуда уходить не хочется. Но желудок протяжно ноет. Я не ела ничего толкового сколько времени, даже не знаю. Иду к ним, словно на каторгу. Ольга соскакивает со стула и помогает мне сесть на соседний от нее стул. Шагаев даже не повернулся, когда я вошла. Он сидел напряженный, словно струна, и что-то рассматривал в чашке с кофе. Ольга не молчала, она лепетала что-то о погоде, о жаре за окном, но я ее толком не слушала.

— Ольга, помолчи, — довольно спокойно произнес Лёша и строго посмотрел на невесту.

— Прости, просто думала, что нужно разрядить обстановку.

— Иногда нужно просто помолчать.

— Василиса, я мешаю?

— Нет, — качаю головой, — это я здесь в гостях благодаря вашей доброте, веди себя как хочешь. Я всё равно не слушала. Прости.

Присутствие хозяина дома я по-прежнему полностью игнорирую. Хотя ощущаю кожей. И меня это бесит. Поэтому это я тоже игнорирую.

— Мне нужен мой телефон. Я тяну время, которого давно нет. Нужно сделать много звонков, — я поднимаюсь на ноги, чувствую слабость, хватаюсь за стол, вцепившись в него так, что костяшки побелели. Собственная слабость ужасно раздражала.