Я не свидетель

– Нет.

– Моя фамилия Михальченко, - он достал красную книжечку удостоверения, махнул ею и тут же сунул в карман.
– После семнадцатого апреля вам был сдан мужской плащ, пятидесятый размер. Темно-синий, импортный, на меховой подстежке. Она крепится на "молнии". От вас он был анонимно передан в комиссионный номер двенадцать. Мне необходимо знать: кем он был сдан и какого числа точно. Когда вы сможете поднять документы?
– он говорил с напором, не давая возможности перебить себя.

– Рыться надо долго, - спокойно ответила заведующая.

– Я зайду через час.

– Лучше после перерыва. В перерыв я и поищу.

– Хорошо. В три я буду, - он вышел, уверенный, что его деловитая настырность впечатлила.

Два с половиной часа он скоротал, съездив в финотдел за какими-то бланками и выстояв очередь в сберкассе, чтоб уплатить по счетам за телефонные переговоры.

Ровно в три Михальченко вошел в ломбард. Заведующая сидела на том же месте, словно и не поднималась с него с момента ухода Михальченко.

– Как наши дела?
– спросил он, подходя к конторке.

– По-моему, я нашла то, что вы просили. Восемнадцатого апреля такой плащ был сдан гражданкой Лынник. Вот данные по ее паспорту, - заведующая протянула листок бумаги.

"Лынник Ольга Викторовна, проживает по ул. Шевченко, 17, кв. 8", прочитал Михальченко.

– Почему же она не выкупила плащ своевременно?
– спросил он.

– Вот этого я уже не знаю. Срок прошел, и мы его сдали для реализации через комиссионный.

– Сколько же она за него у вас получила?

– По минимуму, - и назвала цену.

– "Странно, - подумал Михальченко.
– Новый импортный плащ! По нынешним ценам на барахолке и у фарцовщиков такой втрое дороже".

– Что еще?
– спросила заведующая.

– Все! Спасибо!
– Михальченко схватил бумажку так, словно заведующая могла передумать.
– Все в порядке, - повеселел он.
– Задал я вам хлопот!

Она равнодушно пожала плечами, ей было наплевать на реакцию этого здоровенного детины, внезапно перешедшего от нагловатого тона к благодарно-любезному.

Попрощавшись, он вышел, уселся в машину:

– Стасик, домой! Везем подарок Ефиму Захаровичу!

Но Левина в бюро Михальченко не застал.

"Сейчас мы установим возраст Ольги Викторовны Лынник и все остальное, - сказал он себе и взялся за телефонную трубку.
– Хотя спрашивать о возрасте женщины неприлично, но в данном случае мы ведь не у нее будем спрашивать, а? Потом попросим участкового дополнить нам портрет Ольги Викторовны".
– Он позвонил в справочное бюро УВД.

Через полчаса он уже знал, что Ольга Викторовна Лынник, 1962 года рождения, замужем, работает барменшей в гриль-баре "Голубой день". Михальченко отправился туда. Он помнил этот гриль-бар в пятнадцати километрах от города, в зоне отдыха в старом сосновом бору с прудами, когда в субботу и воскресенье горожане ездили отдыхать автобусами и электричками - в эти дни въезд в зону отдыха частному автотранспорту был запрещен. В бору располагалось несколько пионерских лагерей, реабилитационное отделение для перенесших инфаркт. Заведение общепита "Голубой день", сооруженное из сборных древесно-стружечных плит, работало только летом. Сегодня, в будни, сюда можно было ехать машиной.

– Налево, по просеке, - сказал Михальченко шоферу.
– Бывал здесь?

– Нет, - ответил Стасик.

– Вон флигелек. Подваливай к нему.

Народу в единственном зальчике оказалось немного. Быстро оглядевшись, Михальченко увидел за стойкой бара молодого парня в белом халате, наливавшего в мензурку из коньячной бутылки. Слева от него за стеклом вращались на трех вертелах бройлеры.

– Что будете заказывать?
– подошла официантка.

– Одного красавчика, только пополам, два салатика, помидоры резать не надо, целиком. Бутылочку минеральной.

– Водку, коньяк?

– Кофе. Два.

Михальченко вышел, позвал Стасика.

– Навернем по курочке. Садись.

– Я уже позавтракал, спасибо, Иван Иванович, - деликатно отказался шофер.

– Я тоже завтракал. Но от такой еды в наши дни грех отказываться, втолкнем.

Официантка принесла воду, салаты и исходившего вкусным паром цыпленка.

– Что это Оли не видно?
– спросил ее Михальченко, кивнув на стойку бара.

– В отпуске.

– Жаль. Я ее земляк.

– Из Богдановки?

– Вот ехали мимо, я в командировку, думал повидать. А когда она должна вернуться?

– Ей выходить с понедельника.

– Поехала позагорать? Ну, правильно. Красивой женщине да еще хороший загар... В Сочи, конечно?

– Нет, в Коктебель.

– Что это в такую глухомань?

– Она уже несколько лет ездит туда с Леней Локотком. Он на сезон, она приезжает к нему на месяц.

– Тогда другое дело. Я тебя, Стасик, обязательно с Олей познакомлю, повернулся Михальченко к шоферу.
– Ты же у нас холостяк.

– Зато Оля замужем, - засмеялась официантка.

– Все-таки за Леню вышла, - воскликнул Михальченко.

– Нет. Она за Володю вышла. А Леня - старая любовь. Только между нами, сболтнула я.

– Дело житейское. Но я - молчок, - улыбаясь, Михальченко приложил палец к губам. "Вот, где ты, Локоток, выплыл!" - вспомнил он рассказ Виктора Вялова о парне, сдававшем иногда квартиру.

– Я вас где-то видела, - не торопилась отходить официантка, пока они разрывали руками горячее куриное мясо и поливали его острой приправой, отложив совершенно тупые ножи.

– Бывал я здесь, бывал, - мечтательно вздохнул Михальченко. Проездом.

– Приятного аппетита, - официантка наконец отошла.

– Рубай, - подмигнул Михальченко Стасику.
– Потратились мы не зря, хоть и Олю не застали.

– Она действительно красивая, Иван Иванович?

– В глаза ее не видел.

– Ну, вы даете!

– Что поделать, Стасик. У каждой профессии есть свои издержки...

Поев, выпив водянистый кофе, оставив щедрые чаевые разговорчивой официантке, они вышли.

– Куда теперь?
– спросил шофер.

– В город. На сегодня хватит впечатлений, - Михальченко, вытерев бумажной салфеткой жирные пальцы и губы, швырнул ее в траву.

Было без десяти шесть, когда в комнату к Левину вошел веселый Михальченко:

– Воды!
– закричал он, хватая сифон и наливая полный стакан.

– Что это тебя так уморило?
– спросил Левин.

Выпив залпом, шумно выдохнув, Михальченко поставил стакан.

– Объелся жареным бройлером, соус к нему очень острый.