Я [ненавижу] аристо
Шрифт:
Огненная спираль вращалась всё быстрее. И постепенно увеличивалась в размерах, медленно заполняя всю область зрения. Рыжие всполохи уже танцуют вокруг меня… Отражаются от самой темноты, кроме которой нет ничего вокруг… Только танцующее пламя… Обсидиановая тьма… И этот голос…
— Возьмите эту силу. Владейте ею. Возьмите то, что ваше по праву. — Голос звучал всё дальше и дальше, а спираль уже окружала меня со всех сторон. — По праву рода!
…
Тишина.
Тьма.
Рыжие искры.
И шёпот:
— Кто это? — Сипло шипит кто-то прямо передо мной, хотя я никого не вижу. — Что
— Это он… — Змеиный шелест пролетел где-то сзади. — Тот, кого мы ждали…
— Он слишком слаб… — Разочарованно протянул кто-то сверху тонким голоском.
— Он не готов. — Вынес суровое заключение низкий рык в бездне где-то подо мной.
Но есть ли здесь верх и низ? Восток или запад? Я не чувствую тела. Моё сознание просто висит в чёрной пустоте. Маленькое и слабое… И одновременно заполняет собой всё пространство…
Но я ведь тоже могу говорить:
— Где я? Я жив?!
— О… — Низкое рычание, кажется, чуть приблизилось. — У него тоже есть голос…
— Это он… — Снова повторила змея за спиной. — Он слаб… Он ничтожен… Но это он…
— Пусть докажет… — Сиплый шёпот передо мной тоже прозвучал чуть ближе. Но перед глазами по-прежнему лишь плясал хаос из маленьких рыжих искорок. Да есть ли у меня теперь глаза…
— Пусть. — Спокойно согласился тонкий голосок сверху.
Почему-то я всё-таки уверен, что «верх» — это там. Что если попробовать туда взглянуть…
— О… — Снова удивился рычащий бас подо мной. — Он уже кое-что умеет…
— Слишком слаб… — Упрямствовал змеиный шелест за спиной. — Он не выдержит… Он погибнет…
— Посмотрим… — Сухой голос передо мной стал громче. И от этого сипения захотелось прокашляться. — У нас много времени…
— Тогда решено. — Пробасил тот, кто был снизу. — Пусть сам всё докажет…
— Пусть пройдёт испытание… — Писклявый голосок сверху на этот раз был последним.
А я всё пытался рассмотреть, что же там движется в темноте. Искры водят свой хоровод, превращаясь в ураган из тьмы и огня. Такой плотный, что я могу потрогать его рукой…
Нет…
Это и есть моя рука…
Моё тело…
Моя голова…
Я теперь весь состою из тьмы и этих слабых огоньков, которые то и дело гаснут. Но тут же вспыхивают вновь, проносясь сквозь меня, вокруг меня и во мне. Они и правда слишком слабы… И их вот-вот задует этот ветер…
Ветер?
Движение воздуха?
Нет.
Движение пустоты, которое почему-то выталкивает меня прочь. И гасит одну искру за другой!
Нужно бежать! Бежать прочь от этой холодной пустоты, которая поглощает мои огоньки! Нет! Они мои! Не смей!!! Нет!!!
— Нет!!!
Уткнувшись лбом во что-то мягкое, я тут же отлетел назад. И с грохотом опрокинул спиной какую-то ребристую полку… Или что это?
Гантели? Круги для штанг? Гиря…
Подняв взгляд, я обнаружил себя в центре небольшого спортивного зала, заполненного тренажёрами и стойками с наборами весов. Того самого, где можно застать аристо за столь редким для них занятием — ходьбой пешком. Если, конечно, как-то сумеешь заглянуть вот в эти широкие окна от пола до потолка, через которые видно вечерний город. Крыши Ротенбурга, яркие витрины, фары беспилотников и рекламные огни. Всё это там далеко внизу, у подножия башни,
в которой живут хозяева жизни. Хозяева всего вокруг. А над ними — только отражения огней на вечных тучах.А вот, похоже, и они сами…
На тренажёрах занимались несколько молодых людей — все очень спортивные и холёные. Дорогая форма, которая подчёркивает их атлетичные фигуры. Пара молодых людей и три девушки. Двадцать с небольшим… Хотя самому старшему уже под тридцать… Хоть в остальном он и выглядит куда лучше, чем мои соседи такого же возраста… Но годы видно по глазам. Наглым, высокомерным… Тоже смотрит сейчас на меня, как и все остальные — их привлёк грохот.
— Ты что здесь забыл, холоп? — Эти глаза вдруг взглянули меня с каким-то странным интересом. И парень в синей футболке отложил здоровенную гантелю в сторону. Одновременно вытирая вспотевшее лицо висящим на шее полотенцем.
Продолжая оглядываться, я заметил, что сам всё так же одет в перемазанный землёй ликеумный костюм. Даже галстук при мне…
— Вроде бы ты тут не работаешь… — Отпустив полотенце, парень шагнул ближе и оглядел мою одежду. — А я тебя раньше не встречал? Что-то не помню… Как зовут?
Зато я тебя хорошо помню… Такое не забывают…
— Ты откуда тут взялся-то? — Взгляд человека в синей футболке снова вернулся к своей привычной презрительности. А остальные спортсмены с интересом выглядывали на нас из-за своих тренажёров.
Девять лет назад… Когда я сам был ненамного старше мелкого… А мама была жива… И искала хоть какую-нибудь работу…
— Ты говорить-то вообще умеешь, холоп?
И вот, казалось, нашла… В собеседовании по видеотерминалу ты обещал ей столько, что можно было не только снять капсулу побольше… Тогда-то я тебя и запомнил…
— Где администратор? — Кажется, атлет начал терять ко мне интерес. — Почему в зал пролезают какие-то оборванцы?
Но после первого рабочего дня мама вернулась с синяками на лице и руках… И лишь молчала в ответ на мои осторожные вопросы.
— А ну пошёл вон, шваль! — Полотенце слетело с шеи и приготовилось хлестнуть меня по щеке в случае непослушания.
Той ночью она всё время плакала. А через девять месяцев родился Тим-младший…
— А ну!..
— Хрясь! — Полотенце быстро обернулось вокруг подставленной под удар руки. Вместе с роем маленьких искорок…
— Ах ты…
— Хлоп! — Я остановил его пощёчину у самого лица, подставив под неё собственную ладонь. Целый сноп маленьких огоньков отлетел от руки, словно от раскалённой заготовки, по которой ударил молот кузнеца.
Я тебя помню…
Помню этот самоуверенный взгляд.
Помню эту идеальную улыбку.
Помню этот холёный подбородок.
Помню эту аккуратную стрижку, которая стоит дороже моего недельного рациона…
Я тебя помню…
И я тебя ненавижу!
Полотенце резко выскочило из рук у озадаченного атлета. И тут же хлестнуло его по лицу. А пока он отшатывался, неловко задрав перед собой уставшие от тренировки руки, я дотянулся до одной из гантель…
— Бдунк! — Удар круглой чугунной чушки пришёлся в челюсть. Противник пытался защититься, но моё движение было так же стремительно, как и те огненные росчерки, что сопровождали полёт сжатой вокруг металла ладони.