Я никогда вас не полюблю

Не знаю, сколько просидела, набираясь сил на обратную дорогу, но вскоре улица опустела. Темный лаэр больше не появлялся, а вот наемники стали проходить чаще. Надо идти домой.

Глава 2

На меня в грязном плаще мало кто обращал внимания. Только если с кем сталкивалась, тогда крыли руганью. Дождь лил, не прекращаясь. Как зарядил ближе к обеду, так и шел непрерывно, лишь усиливался. Вскоре за пеленой из бесконечной воды невозможно было ничего рассмотреть. Ночь давно накатила на город. Огни в бедном районе никто не зажигал на улицах. Иногда в окнах мелькали зажженные свечи за плотными занавесками. Горожане ужинали и ложились спать, чтобы встретить точно такой же следующий сумрачный день.

Домой возвращаться не хотелось, но и оставаться на улице под дождем не имело смысла. Мама и Лаэль поймут, если я приду без еды. Только я не могла себе простить потерю заработка. Хрумт был добр, а я не уберегла, не донесла.

Скрючилась под тугими струями дождя, хлеставшими со всей силы по голове, плечам, плелась по чавкающей грязи. Ноги давно замерзли, а ветхий плащ, выменянный когда-то на браслет, больше не грел. Мокрые волосы покачивались перед лицом. От голода и холода шатало, и приходилось цепляться онемевшими пальцами за стены каменных домов, таких же бездушных, как и все в городе.

По ступеням, ведущим в нашу комнату, едва плелась, не желая встречаться взглядом с родными. В них будет сначала радость от возвращения, потом надежда на поздний ужин и разочарование от голода. Сегодня ночью мама тихо заплачет и не сможет спать, а Лаэль вновь отвернется лицом к стене и на ее крыльях к утру станет меньше пыльцы.

— Тиоль, — поторопилась навстречу мама, — ты совсем промокла.

Она снимала с меня одежду и ни о чем не спрашивала. Огонек одинокой свечи покачивался от движения воздуха и бросал слабый свет на пустой стол. Все, что оставила им утром, они давно съели.

— Ты плачешь? — с тревогой спросила мама.

— Это дождь не высох, — солгала ей и отвернулась.

Сегодня мы остались голодными. Впрочем, такое иногда случалось, но ко всему прочему я осталась без магии. И восстанавливаться было не за счет чего. Да, наверное, и незачем.

— Раздевайся, я тебе дам сухую рубашку, — потребовала мама.

Она права. Кроме одежды нам греться нечем. Денег на дрова или уголь, которыми пользуются люди для отопления жилищ, не было. Магии практически ни у кого из нас не осталось.

— Умойся, — подвела мама к чаше с холодной водой.

Надо. Я чувствовала, что дождь не все смыл с лица, да и шея наверняка грязная. Внутренне соглашаясь с ней, расстегнула пуговицы на груди и потянула платье с плеч. Мокрая ткань сползла на пол, противно пройдясь по замерзшей коже.

— Тиоль, — ахнула мама.

Чуть обернулась в ожидании продолжения.

— Твои крылья, — в ее голосе было все: от ужаса до слез и отчаяния.

Я уже и так догадалась, что пыльцы не осталось после атаки темного, но оглядываться и рассматривать не хотелось. Связующих нитей не видела. Это говорило лишь об одном — пыльцы на крыльях тоже нет. Странно, что осталась жива.

— Девочка моя. Как же это? — мама кинулась ко мне и крепко обняла, насколько ей хватило сил.

Как ни странно, но я даже почувствовала тепло. Забытое ощущение, оставленное под холодным дождем.

— Тиоль, твои крылья, — мама плакала, — Их больше нет.

— Нет? — сил удивиться или ужаснуться тоже не было.

— Они упали. На пол. Сами.

Слез, как оказалось, не осталось. Потянулась к воде и долго плескала стынь в лицо, ничего не чувствуя.

— Без крыльев тоже живут, — закончив умываться, твердо произнесла я и повернулась к маме.

Крылья лежали у моих ног. Я никогда их не видела со стороны. Вытянутые с когда-то яркой расцветкой, переливающиеся на свету, сейчас они представляли жалкое зрелище. Облезлые, помятые плащом, на краях основания капельки крови.

— Как спина? — спросила я.

— Там… — сдавленно выдохнула мама, подавив всхлип, — ничего нет. Только раны.

— Заживут, — холодно ответила ей и повела плечами.

«Если выживем» — мысленно договорила я. Натянула сухую по сравнению с моим платьем рубашку и отправилась к кровати. Она у нас одна. Мне, как единственной, кто может выходить в город, отдали самое удобное спальное место. Рухнула без мыслей и эмоций и мгновенно провалилась в привычную пустоту без снов.

— Тиоль, скоро рассвет, — ворвался голос мамы в тяжелую муть без картинок.

Уже! Кажется, я только коснулась головой свернутого платка, заменяющего подушку, а уже пора вставать. Болело все тело, не успевшее согреться за ночь. Наверное, последствия вчерашней атаки темного. Повела плечами и болезненно поморщилась.

— Сильно болит? — беспокойно спросила мама, присев рядом.

— Терпимо. Заживет, — ответила ей и, поднявшись, направилась к чаше с водой, — Простите, я вчера ничего не смогла принести.

— Не переживай, — запротестовала она, — Сегодня получится и все будет хорошо.

Но я точно знала, что уже не будет. Магии нет. Как я узнаю, к кому можно подойти и попросить работу? Меня любой торговец может обмануть, да еще выдать темным, чтобы заработать за донос. Связующие нити больше не предупредят.

«Как будто они смогли вчера показать засаду в проулке» — мысленно одернула себя. Сил оставалось мало после трудного дня, потому магия в самый последний момент показала опасность, а спастись не помогла.

— Крылья, Тиоль, — всплакнула тихо мама где-то за спиной, пока плескала в лицо холодную воду.

— С ними только хуже, — огрызнулась я, чувствуя очередной приступ голода, — Любой мог их увидеть.

— Но магия, — еще один всхлип, выворачивающий душу.

— Вы видите ее? — развернулась к ней и посмотрела в упор.

— Иногда, — запинаясь, ответила мама и робко подняла на меня взгляд, — Ты же знаешь, пыльцы почти не осталось.

— Зато теперь я могу устраиваться на работу, как обычный человек, — произнесла я сквозь стук зубов.

«Только кто меня возьмет в драной одежде? Кто доверит убираться в доме или мыть тарелки?» — подумала про себя. Оборванка, шатающаяся от голода и холода. Я бы сама себе не поверила, встретив на улице.

Платье осталось влажным. Времени оказалось мало не только мне, но и ткани. Влажный воздух не способствовал высыханию. Рубашку сняла, отдала маме и принялась натягивать мокрую одежду. Какая разница, если сразу промокну, выйдя на улицу? Низ плаща еще сырой, а обувь даже не думала становиться сухой. С безразличием обулась, привычно почувствовав отвращение к мокрым подметкам, накинула на голову капюшон и распахнула дверь на темную лестницу, ведущую вверх. И тут же обо что-то споткнулась. Охнула и выставила руки вперед, чтобы не приложиться лицом о камень. Под ногами с характерным звуком покатилось нечто.