Я объявляю войну
Шрифт:
– В каких вы отношениях с Дегтяревой?
– Она моя невеста.
– Давно не слышал здесь этого слова...
– Я старомодный человек, Анатолий Сергеевич.
– Вы передали мне пистолеты, из которых были произведены выстрелы. Что у вас есть еще?
– Вот, гильзы. Отстреливался ночью, когда вызывали милицию, - Андрей достал носовой платок и передал
– Отстреливался один из двух сразу?
– Да. А что тут удивительного?
– Как вы объясняете пропажу денег из вашей машины?
– Мы занимались Брагиным. Он умирал у нас на руках. Машина стояла во дворе. Там наверняка был ещё кто-то, кроме убийцы Брагина.
– А кто, по-вашему его убил?
– Скорее всего, Телегин.
– Почему вы его выгораживали, когда мы с вами говорили по телефону?
– Я и сейчас не уверен, что это он. Похож на Телегина - так точнее.
– Подпишите здесь... Отвлечемся от протокола, - Сергушов положил ручку и в упор взглянул на Андрея.
– Вы по-прежнему считаете Артекова преступником?
– Да.
– Он погиб сегодня на даче. Вместе со своими сотрудниками - Телегиным и другими...
– Сергушов внимательно следил за лицом Андрея.
– А что там случилось, если не секрет?
– спросил Андрей.
– Взрыв и пожар. Мощный взрыв, не простой.
– Газ, наверно. Они на все плюют, что им какая-то пожарная безопасность. Или динамит хранили - для конкурентов.
– Вы, кажется, рады?
– Анатолий Сергеевич, не буду кривить душой, мне их не жаль, абсолютно. Да и вам, наверно, облегчение: сэкономили расходы - на следствие, суд и остальную юриспруденцию. Расплата нашла их сама. Что посеешь, то и пожнешь. Это называется судьбой. Каждый должен быть готов к расплате... Только к справедливой, а не казенной.
– Ну, на такие дела существуют и другие точки зрения...
– Я никогда не доверял людям, имеющим на все много точек зрения. Это значит - ни одной.
– А как же быть с совестью, Андрей Николаевич?
– Сергушов посмотрел на него в упор.
– С вечными истинами: "не убей, не суди, не укради"...
–
А как быть со справедливостью?– не отводя взгляд, спросил Андрей. Если дело совершенно ясно и очевидно, то и совесть будет чиста.
– Не уверен, - покачал головой Сергушов.
– К чему эта метафизика, Анатолий Сергеевич?
– Хочу понять вас.
– Понять? Зачем это нужно, чтобы вы меня поняли? Мы не на философском диспуте. Вы - следователь, я, насколько я понимаю, - чуть ли не подозреваемый... Между нами - стена.
– Понять человека - значит оправдать его и, может быть, даже простить, хотя бы в душе, разве не так?
– Прокуратура - не то место, где изливают душу. Здесь понять - значит ущучить... Извините.
– Неужели вы думаете, Андрей Николаевич, что если бы я взялся за вас по-настоящему, то вы бы вышли сухим из воды? Но для этого мне надо слишком много времени и людей. Ничего этого у меня нет. Вот и приходится каждый раз решать: что действительно опасно, что мене опасно, а на что пока можно и вовсе закрыть глаза. Временно закрыть. Сегодня я просто хотел понять вас, а вы испугались.
– Я не испугался, - Андрей смутился, он не ожидал такого поворота.
– Что же нас разделяет?
– Закон, Анатолий Сергеевич. Вы - служитель закона, а я - просто человек. Закон и справедливость - разные вещи, к сожалению, - Андрей помолчал мгновенье, и вдруг улыбнулся: - Лучше, давайте встретимся как-нибудь в более спокойной обстановке. Когда вы не будете в ранге следователя. А сейчас, - Андрей вздохнул и решительно добавил: - Мне можно идти? Я ведь безработный теперь, и надо искать работу.
– Вот как? А служба охраны банка тебе не подойдет? У меня есть заявка...
– Не знаю... Слишком неожиданно... Скорее всего, недостоин я.
– Могу составить протекцию...
– Спасибо, - Андрей поднялся.
– Я подумаю.
– Договорились. Позвоните, когда надумаете. И давайте ваш пропуск, Сергушов неторопливо расписался и протянул его Андрею.