Я один вижу подсказки 7

Пойдёт ли это мне на пользу или, наоборот, всё обернётся хуже — пока оставалось неясным. Тут мои полномочия заканчивались.

Люди вокруг были слишком сильными и влиятельными. Я же всего лишь лодка в этом шторме. Единственное, что оставалось, — молиться, чтобы не всплыло что-то вроде: «Раз он наследник школы Шивы, давайте его убьём!»

Наследник, конечно, только в их воображении.

Всё это крутилось у меня в голове, когда мы стояли в лифте. Я посмотрел на мрачного парня рядом и решил обратиться:

— А как вас зовут?

Я говорил на «вы» — так было принято. Я молодой, а он, судя по всему, взрослый и уважаемый человек. Фривольное обращение могло легко закончиться оплеухой.

— Моё имя тебе ничего не скажет.

— И всё же?

— Гневон.

Мрачный комитетчик представился неохотно.

— Как-как? Гневон?

— Да. Это обычное имя, — процедил он сквозь зубы.

Моё удивление его явно задело. Нет, я бы даже сказал, расстроило. Но почему?

Шпион — мелькнуло в голове.

Я уже успел познать жизнь. У всех плохих парней и предателей всегда идиотские имена. Могу даже поставить сотню, что этот человек попытается меня убить.

Нет, стоп, так думать глупо. Я быстро себя одёрнул. Это же не объективно. В этом мире полно самых разных имён. Есть даже те, кого называют «Дураком» или «Плаксой». Это просто имена.

Их называют Охранительными. Не от слова «охрененные», а от слова «охрана» — то есть защита от духов. Считается, что чем уродливее имя, тем меньше вероятность, что нечисть заинтересуется ребёнком.

Если честно, так думают не только в этом мире, но и в моём. Не зря же мой род называется Некрасовы. Это ведь как послание: «Мы не красивые, нас и так жизнь наказала. Злой дух, не трогай нас!»

Маскировка под невзрачность.

Работают ли такие имена? Видимо, нет. Со мной точно не работает — за мной постоянно какие-то черти увязываются.

Погружённый в эти дурацкие мысли, я почти не заметил, как лифт поднял нас на поверхность. Родной, долгожданный солнечный свет ударил в глаза. Щурясь, я почувствовал, как на душе сразу стало легче.

Я человек солнечный, мне нужно солнце, чтобы жить, а не шахты и мрак.

Однако облегчение длилось всего секунду. Мне не дали постоять и насладиться этой атмосферой. Гневон тут же сказал:

— Не стой столбом, у нас много дел…

В спину уже ощутимо подталкивали.

В этот момент я понял, как неприятно Лете, когда её постоянно торопят. Правда, я-то делал это ласково, а тут всё было грубо и бесцеремонно.

Стоит уточнить: мы с Гневоном были не одни. Меня окружили плотным кольцом, как будто я был либо особо опасным преступником, либо очень важной персоной. Хотя, по сути, таких охраняют одинаково тщательно.

Вскоре мы подошли к зданию комитета Чести. Оно больше походило на тюрьму: массивные каменные стены, почти без окон. А там, где окна всё же были, красовались решётки.

Меня подняли на третий этаж, прямо в кабинет Гневона. Он настоял на этом, пояснив:

— Мне Бояна Мизури сказала лично поговорить с ним…

Что ж, я был не против. Когда вокруг слишком много людей, они начинают давить, а здесь можно было хоть немного выдохнуть.

Кабинет Гневона оказался уставлен бумагами и оружием. Различные мечи, булавы, кинжалы — они напоминали трофеи.

Очевидно, всё это было «добыто» им у различных преступников. А судя по количеству, Гневон был человеком, до мозга костей пропитанным своей работой в комитете Ч.

Он сел за массивный стол из чёрного дерева. Дверь за нами закрылась, и мы остались один на один.

Гневон указал на мою сумку:

— Давай. Сначала посмотрим, что у тебя там.

Честно говоря, показывать ничего не хотелось, но это было неизбежно. Личный досмотр — часть процедуры. Поэтому я достал и выложил всё на стол: кровавые камни, жуков-хрущаков и, конечно же, то, что я меньше всего хотел показывать — хрустальный череп, известный как Кости Неба.

Естественно, это тут же привлекло его внимание. Как я понял, сам Гневон находился на уровне Потока, и для него Кости Неба могли стать шансом прорваться на уровень Земли.

Неудивительно, что он взял череп, внимательно осмотрел его, но лицо при этом осталось бесстрастным.

— И где ты его нашёл?

— В пещере.

— Надо же. В той свалке оказалось что-то полезное.

Видимо, культиваторы на стадии Потока не считали шахты чем-то значимым. Ну что ж, их ошибка, не моя.

— Просто повезло, — сказал я, стараясь показать всем своим видом, что в этом нет ничего особенного. Ведь не говорить же ему: «Кто ищет, тот всегда найдёт».

Гневон хмыкнул, но ничего не сказал. Никаких «конфискую» или других грубых фраз. Нет, он просто отложил хрустальный череп в сторону.

Казалось, что его вообще ничто не заинтересовало — ни вещи, ни я. Всё, что он делал, выглядело как рутинная формальность, выполненная «спустя рукава».

Он расспросил меня о том, что с нами произошло, требуя именно мою версию событий. Версии Далемира и Веи он, очевидно, уже знал. Я пересказал всё с начала до конца, лишь немного приврав в части, касающейся Всеведущего. Впрочем, как обычно.

К тому моменту я даже успел расслабиться. Казалось, что всё вот-вот закончится. Всеведущий меня ни о чём не предупреждал, да и сам я был уверен, что нахожусь в безопасности.

И вдруг прозвучал один, на первый взгляд, глупый вопрос. Точнее, вопрос «ред флаг».

— А почему ты не согласился?

Сначала я не понял. Решил, что это какая-то проверка.

— Согласился на что?

— Стать рабом Тьмы, — сказал Гневон, как будто шутя.

Я улыбнулся и ответил в том же тоне:

— Да кто нормальный вообще согласится стать рабом?

Но я не учёл одного: Гневон говорил абсолютно серьёзно.

— Знаешь, ситуации бывают разные.

— Что вы имеете в виду?

— Это не рабство. С какой-то стороны, это и есть истинная свобода.

Он говорил с убеждением фанатика, как человек, для которого служение кому-то стало смыслом жизни. Без этого, казалось, он не видел смысла своего существования. Я понял: передо мной фанатик.

Его слова лишь укрепили эту мысль: