Я пас в СССР!
Шрифт:
«А ведь помимо превентивной карательной психиатрии в обычной больнице, сейчас и советская стоматология в полный рост цвет и пахнет!» — Осенило меня в очередной момент просветления, и даже вздрогнул, вспомнив то немногое, что запомнилось из детства о нашей советской медицине: «Если выживу — зубы чистить ежедневно и после каждого приема пищи! И никаких вредных привычек!»
После школьных чудесных лет все воспоминания неприятные выветрились, а вот условный рефлекс при посещении зубоврачебного кабинета остался. Как-то непроизвольно при виде кресла, рефлектора и инструментов, поблескивающих на подносе — бледнел и глаза закатывались, и всё это уже в зрелом возрасте. Так что нафиг, отныне — и зарядку буду делать, и за здоровьем следить! И вообще, стоит выжить, чтоб как минимум — спалить эту больницу, желательно — вместе
Вернулись из курилки мужики и судя по звукам — устроились играть в домино. Что ещё в больнице делать, телевизора не слышу. Причем играть они старались деликатно, оглядываясь на то, чтоб не потревожить мой покой, но мне это помогало мало. Раздражало всё одинаково, что доносившиеся звуки, что тишина. С такой фармакологией и адских мук не надо!
Каким-то чудом дожил до утра и это время показалось вечностью. Всю ночь, когда получалось осознавать себя и своё состояние — мучили два диаметрально противоположных желания: умереть или кого-нибудь убить. Но так как даже переменить положение тела было проблематично — оставалось только мечтать…
Когда всю палату разбудил голос вчерашней медсестры, строго скомандовавшей: «Подъём!» — мне уже полегчало, смог открыть глаза. Первое, что бросилось в глаза при ярко-желтом свете лампы накаливания — замотанная бинтами кисть правой руки. Болело всё, даже смотреть было больно. Медсестра, надо полагать всё та же строгая Лидия Валерьевна, невысокая, расплывшаяся брюнетка с неприятным, отталкивающим лицом — сунула мне градусник подмышку.
— Очнулся? Как себя чувствуешь, что беспокоит?
— Пить… — Вот всё, что я смог из себя выдавить. Чудо, что она этот писк расслышала, однако заморачиваться со мной не стала, распорядившись:
— Чего расселись, напоите мальчишку!
Прошедшая ночь не прошла бесследно — помимо кошмаров и мучений я обзавелся воспоминаниями реципиента. Частично, то ли функционал такой предусмотрен, то ли нейролептики сбили настройку. Тот момент, из-за которого меня и сочли буйным, обезвредив аминазином — хоть убей не помню, что исполнял.
Что имею на данный момент — зовут меня Ванька, а фамилия (вот тут было бы на самом деле смешно, если бы не коснулось самого) Жуков. Спасибо маме, между прочим — обладательнице среднего профессионального образования, окончившей в свое время техникум по специальности обработка металлов. В данный момент трудилась на селе, в комбинате бытового обслуживания. Бухгалтером и швеёй-закройщицей на полставки. Отца у меня не оказалось, по весьма уважительной причине — пил, курил и с полгода назад по синей дыне попал в аварию, с летальным исходом.
При попытке вспомнить что-либо о семейных отношениях, наша (теперь уже общая на двоих с бывшим владельцем) память подсовывала несколько картинок. От благостных, до весьма характерной, когда мать стояла в углу, отбиваясь от наскакивающего на него отца табуреткой. Мда, семья, семья никогда не меняется, кто ещё может так тиранить друг друга, как не родные люди…
Еще у меня была младшая сестренка, которая в памяти реципиента была помечена тегом #Визгушка. Покопался тщательней, звали её Саша, шести лет от роду, будем разбираться, в чем причина такой неприязни к молодой поросли. Стоп, шесть ей будет только через двадцать дней, двадцать четвертого, а сегодня — пятница, четвертое апреля. Надо не забыть и налаживать отношения, не дело с родной, к тому же младшей сестренкой собачиться. Хотя подозреваю, что дело в банальной ревности, осложненной моим пубертатом на всю голову. Лет то мне сейчас — тринадцать, в этом году стукнет четырнадцать, в самом конце осени. Седьмой класс заканчиваю, нежный возраст, чреватый всеми сопутствующими.
Подробностей о школе не выяснил, ясно, что дело темное. Большим, прямо-таки огромным плюсом оказалось то, что мать с отцом хоть и уроженцы здешнего села, но всю жизнь мы прожили далеко отсюда. Тут что-то связанное с отработкой по распределению, когда после окончания учебы молодые специалисты должны определённое количество лет проработать по специальности там, куда пошлют. Вот мои теперешние родители и поехали, куда направили, там и прижились. И лишь трагедия, произошедшая с отцом — поспособствовала возвращению нашей семьи на малую родину. Южный Урал, горно-заводская зона и по совокупности — она же рискованного земледелия. Перебрались мы сюда в начале
февраля, так что странности, которые неизбежно возникнут в моем поведении — можно будет списать на смерть отца. И на переходный возраст, плюс — долго жили не здесь, примелькаться не успел…Тут же пришло понимание того, что это не совсем так — были здесь приятели, и знали в селе (Петропавловка, кстати, центральная усадьба довольно-таки зажиточного совхоза, даже церковь имелась, правда — использующаяся сейчас как клуб, специфика эпохи) меня и семью достаточно хорошо. Не только потому, что мы отсюда родом и родни с пару улиц наберётся, но и я, оказывается (вернее — мой реципиент) — каждый год приезжал к дедам и бабушкам в гости. Судя по отрывочным воспоминаниям — отметился я в хрониках села, и не раз. Подходящего мне реципиента подобрали, такого же беспокойного, с шилом в известном месте.
А вот с учебой кисло — память предшественника ничем не обрадовала, кроме кучи прочитанных книг. Похоже — такой же гуманитарий, как и я, как будем заканчивать школу — ума не приложу. Судя по обрывкам воспоминаний — с учебным процессом у нас вообще швах, вплоть до того, что могут оставить на второй год, что в этом времени — позор семье и крест на карьере в молодежных организациях. Таких не берут в комсомольцы…
Ладно, об этом я буду думать завтра, пусть воспоминания устаканятся, а то и не вжился толком в образ, и самого колбасит не по детски, а я тут планы строю глобальные. Пойдем маленькими шагами к великой цели, пока план минимум — разобраться, по какой причине Ванька Жуков, то есть я — щёлкнул ластами. Вернее, чуть не щёлкнул, для общественности, но я то понимаю, как оно всё на самом деле получилось и почему я смог занять место реципиента. Фактически — мой предшественник не выжил…
А вот что этому предшествовало — покрыто мраком неизвестности. Судя по слышанным вчера замечаниям сопалатников — что-то связанное с электричеством. И ещё, бонусом — непонятное выступление на публику, как очнулся после клинической смерти — тоже ничего не помню. Хотя, если верить тем же репликам соседей по палате — это уже я отжег, собственной персоной.
Что ж, спи спокойно, Ванька Жуков, реквест ин пис, как говорится. И да здравствует Ванька Жуков два ноль! Главное, вести себя сообразно социальному статусу и возрасту, не выбиваясь за рамки. А то вон уже выступил один раз — валандаться не стали, вкатили аминазина и в койку. Даже привязывать не понадобилось, как буйного — лежал как шелковый. Буду упирать на то, что ничего не помню, и ведь на самом деле так, тут я как пионер поступлю — ничего, кроме правды! А вот подозрений в том, что я скорбный на голову — следует тщательно избегать, такое и в моём времени не способствует социальной адаптации, а в этом, как мне кажется — вообще разбираться не будут. А куковать в дурдоме — это не мой путь!
Мысль о покорении эстрады, на крайний случай подмостков рок-сцены — так и не оставляла меня. Только вот, к своему глубочайшему сожалению, несмотря на любовь к музыке в прошлом (причем не взаимную, тогда мне помнится, как раз перед крахом советского союза, на прослушивании в музыкальную школу мне отказали, с сожалением заметив, что ни слуха у меня нет, не голоса) — ни одной песни так и не смог вспомнить полностью. А робкие прощупывания памяти реципиента тоже ничего не дали, музыкой не занимался, по пению — твердая тройка, а из музыкальных предпочтений — какая-то жуткая мешанина из того, что в этом времени считают популярной музыкой. ВИА Верасы и «Весёлые ребята». Ничего, оклемаюсь — расшевелю этот гадюшник, хотя бы этим: «Только, рюмка водки на столе…»
— Что ж ты, Ванька, наговорил вчера такого врачам? — Из мыслей о планируемом счастливом будущем на эстраде, в окружении поклонниц и с солидным счетом, состоящим из авторских отчислений меня выдернул голос вчерашнего деда. Он протягивал мне стакан с водой, к которому я благодарно потянулся всем организмом, но не рассчитал силёнок. Деда это не обескуражило, он приподнял меня, подложив под спину подушку и напоил.
— Ещё, дядь Паш! А что вчера было, ничего не помню… — Пить хотелось неимоверно, а дед оказался знакомым, односельчанин, ещё и сосед практически. Работал он, если верить обрывочным воспоминаниям, в кузне. А здесь, в районной больнице, где мы сейчас находились, такое знакомство считай как родственные связи, что тут же подтвердили слова дяди Паши, принесшего второй стакан.