Я пишу - лучше всех
Шрифт:
"...Вот так и любовь - не сложней и не проще, / чем песнь соловья над притихшею рощей..."
"...Еще вчера я мог дать дёру / на Сахалин иль в Магадан, / но мне судьбу за косы дергать / уже - увы!
– не по годам..."
"...Укутав стареньким платком / по-детски острые ключицы, / трет Муза, всхлипнувши тайком, / озябший носик рукавицей..."
"Знаю я - судьба не балует, / что ж скулить от пустяков? / Даже лисы улыбаются, / свесившись с воротников..."
"...И глядя в ночь, в окне - увидеть отраженье, / и плохо понимать, что это тоже - ты..."
23 августа, четверг. На 14-30 я был приглашен в Международный фонд славянской письменности
В назначенное время мы были в Черниговском переулке, немного подождали и встреча началась. Одним из первых выступал брат Слободана - Борислав Милошевич, и во время его выступления произошел один почти мистический эпизодик. Когда он говорил о ситуации в Югославии и о своем брате, раздался вдруг звонок мобильного телефона и из гаагской тюрьмы позвонил Слободан Милошевич. Журналисты ринулись к трубке, чтобы услышать голос президента-узника, нам, правда, было его слышно хуже, но Борислав слушал и передавал нам слова своего брата...
Потом говорили Геннадий Зюганов, Николай Иванович Рыжков, другие ораторы. Все были единодушны - Международный Трибунал нелигитимен и не имеет права судить лидеров суверенных государств. А я сидел и испытывал чувство глубокого позора. Увы, мы вместе с нашими речами давно проиграли схватку. Милошевич сидит в тюрьме, Косово отдано албанцам, миром правят США, а нас никто уже давно всерьез не слушает. Сегодня нужно не Бушу протесты слать, а делать все возможное, чтобы руководство России наконец-то оправилось от чувства страха перед НАТО, и чтобы наши Путин, Касьянов и министр обороны Иванов вспомнили, что они, едри их в корень, мужчины, а не тряпки. Если мы не покажем Америке свою силу, то скоро и мы, и весь остальной мир превратится не более как в её задворки.
Официальная часть встречи длилась часа полтора, Алинка успела сильно проголодаться, так что последовавший в завершение мероприятия фуршет оказался весьма кстати. Отведав шашлыков, рыбы в кляре, жареного поросенка и запив все это кока-колой, мы сфотографировались на фоне модели памятника митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Иоанну работы Вячеслава Клыкова и поехали домой.
* * *
Вечером, по уже установившейся привычке, я закончил миновавший день ревизией своих записных книжек. И опять не удержался, чтобы кое-что из них не выписать сюда:
"...А я, дурак, уверовал в триумф, / считал тебя, словно монеты в ларе. / Но оказалось - посох и треух / да нищенская сумка - мои лавры..."
"Как одноглазый волк в кустах, / за мной следит тайком звезда, / и как когтями шатуны, / хватают ветки за штаны. / И в страхе я свернул назад, / и понял я, что виноват / за то, что я - один из тех, / кому убийство - род потех, / кому что роща, что зверьё - / материал, еда, сырье, / и потому мы - не в чести... / Природа, милая, прости."
Запись на полях завхозовского гроссбуха: "Отпуская тушенку - не забудь про душонку!"
* * *
...Уже перед тем как лечь спать, Алинка прочитала нам свои дневниковые записи за этот день. Фрагмент, касающийся нашего с ней посещения Фонда
славянской письменности и культуры, заканчивается словами: "...А потом был фуршет, на котором были вкусные шашлыки и "Пепси", но в зале было очень сильно тесно и Зюганов все время мешал своим задом папе есть".24 августа, пятница. Едва проснувшись, взялся за недолистанные вчера записные книжки. За последние дни это стало прямо каким-то наваждением перебирать руины недописанных стихов своей далекой юности:
"...И все снится, снится мне ночами, / как, захлопнув юность за собой, / мальчик с неокрепшими плечами / за меня спускается в забой..."
"Ни женщина любимая, ни друг / не в состояньи, жертвуя собою, / тебя отвлечь, когда найдет запоем / стихов всепоглощающий недуг..."
"Сколько ж сидеть затворником? / Сколько же лет мечтать? / Выучиться б на дворника, / улицы б - подметать..."
"...Ночь поразвесила кошму, / слегка проточенную молью, / и свет потусторонний - с болью - / просачивается в нашу тьму..."
"Зря мотался я по дорогам, / увязая средь луж и жиж, / счастье сутью подобно Богу: / верить - веришь, а видеть - шиш..."
"...Но не внемля угрозам зимы, / ни копья не заначив в резерве, / я раздал, как получку взаймы, / свое сердце..."
"...И отмолчаться не с руки, / и не поведать миру мысли... / Я начал жизнь с такой строки, / что продолжать - уже нет смысла."
* * *
К двенадцати часам дня (опять с Алинкой, которую боязно бросать дома одну) поехал в Правление Союза писателей России. Созвонился там с Виктором Васильевичем Петелиным относительно нашей предстоящей поездки в Сызрань и передал Громову в Самару номер его паспорта, чтобы там покупали билеты на поезд. Потом поговорил с Владимиром Бондаренко, послонялся по полупустому зданию и поехал домой сидеть за компьютером.
В метро, на переходе с "Курской" на "Чкаловскую", увидел индивидуальные гороскопы на четвертый квартал 2001 года и купил себе (знак Тельца) и Марине (Девы). Понимаю, что пользоваться советами астрологов это большой грех, но все равно не могу удержаться, чтобы хотя бы одним глазком не заглянуть в будущее. Господи! Ну когда же Ты пошлешь нашей многострадальной России мир и процветание, а мне, грешному - успех и везение?.. Спаси и помилуй...
25 августа. Всю субботу работал над началом задуманного ещё год назад в Заветах Ильича романа "Лаборанты Лабиринта". Вещь намечается очень сложная, многое я вижу ещё только в общих чертах, четкого сюжета покуда нет, так что работа продвигается медленно и трудно. Но я не хочу писать то, что могут вместо меня написать другие, мне хочется сделать такой роман, который бы буквально ЗАСТАВИЛ прочитать себя и правых, и левых, и авангардистов, и традиционалистов. Сегодня вообще нужно писать такие вещи, чтобы они, словно шаровые молнии, разрывали темноту общественного сознания и гипнотизировали читателей своей яркостью и необычностью. Но при этом чтобы и не оказались такими же идейными пустышками, как романы пресловутого Бориса Акунина и ему подобных...
* * *
...Во второй половине дня Марина и Алинка сагитировали меня сходить к метро "Марьино" на рынок и поискать там Алинке туфельки к первому сентября. Походив часа полтора по торговым рядам двух рынков, мы ничего подходящего не нашли (отечественной продукции на рынке нет совсем, а импортная обувь очень узка в пальцах и из-за этого непригодна для носки), мы купили шестикилограммовый астраханский арбуз и вернулись домой.
А вечером я опять выписывал строчки из своих читинских черновиков: