«Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное
Шрифт:
Самое трудное и самое решающее — почувствовать единственную опору в собственной глубине, не иметь внешней опоры и в ней не нуждаться. — Быть, как звезда в междупланетном пространстве: единственная опора — собственный центр тяжести.
Сладок или ужасен этот полет в пустое, это парение над безднами? Все зависит от того, чем мы хотим быть: растением или птицей.
Сам по себе мир не хорош и не плох. Это мы делаем его хорошим или плохим, освещая его, как прожектором, избытком собственного света или затемняя его своей тенью.
По мере того, как разгорается зажженный Богом пожар, сам Бог проступает в его лучах все ярче и ярче.
Мир — океан, Бог — вода, из которой этот океан построен. Океан –
весь из воды и все-таки не тождествен воде. Мир и Бог несоизмеримы, как несоизмеримы океан и вода.
Химическая молекула — вода, океан —
Я — капля воды. Как «капля» я — часть мирового океана. Как «вода» — его основание.
Почему мы видим мир, но не видим Бога? Потому что Бог и есть то, что смотрит из нас на мир.
Бог не впереди нас, а позади. Бог — наш собственный спинной хребет, основание, на котором мы все воздвигнуты.
Я не могу увидеть Бога, как не могу увидеть собственной спины и затылка.
Бог — сияющая точка позади меня. Благодаря ее свету впереди меня образуется огромная тень, своими контурами напоминающая меня самого, но в миллионы раз меня увеличивающая. Тень эта — мир.
Я — глаз Бога. Глаз видит все, за исключением лица того, кому он принадлежит.
Бог светит сквозь всех нас одновременно, как солнце сквозь трещины ставен. Раздробляясь на множество лучей, он остается в каждом из нас все тем же единственным солнцем.
Каждый из нас — только обнаружение чего-то неизмеримо большего, чем он сам. Но будучи обнаружением, он тем самым есть и то, что в этом обнаружении обнаруживается. Вода, закругляясь в каплю, не перестает от этого быть водой. Бог, становясь человеком, не перестает от этого быть Богом.
Сходя с неба на землю. Бог в каждом из нас остается все тем же Богом — единственным и всесильным: король и в одежде нищего остается королем.
Об игре [163]
Что хуже, что лучше — сухие, черные губы у самой воды — Тантал, или губы сухие от жажды — в воде — Суламифь? (Из разговора) [164] . Но если мой собеседник сомневается, то пусть спросит у Тантала и Суламифи — не хотят ли они поменяться ролями.
Гегель боялся «дурной бесконечности». Но ведь может быть и «хорошая бесконечность». Тантал — «дурная бесконечность», «ад»; Суламифь с ее страстью — «хорошая бесконечность», «рай». Суламифь изнемогает. Отчего? Конечно, не от муки, а от блаженства.
163
Об игре.Вероятнее всего, первоначальный вариант эссе был написан в Познани. В письме к Ю. П. Иваску от 1 августа 1946 г. К. К. Гершельман сообщал, что выслал ему подборку афоризмов «Об игре». В 1947 г. он через того же Ю. П. Иваска предпринял попытку опубликовать эссе в журнале «Грани», но она не удалась. В 1951 г.; сам Ю. П. Иваск стал готовить эссе к печати и внес в ее текст ряд изменений, в частности, убрал ссылки на себя, заменив фамилию Иваска безымянным «собеседником». К. К. Гершельман, как следует из его письма к Ю. П. Иваску от 12 ноября 1951 г., не был согласен с этими изменениями и просил «оставить всё, как есть». Но Ю. П. Иваск при первопубликации эссе в нью-йоркском журнале «Опыты» (1956. Кн. VI. С. 18–24) все же сохранил все исправления в тексте, выбросив и имевшийся подзаголовок: («О “дурной” и
“хорошей” бесконечности»). Хотя в архиве К. К. Гершельмана сохранились машинописная копия и черновой автограф эссе, мы все же публикуем его по тексту первопубликации, поскольку у нас нет уверенности, что машинопись отражает последнюю волю автора.
Тантал — герой античных мифов, сын Зевса, царь Сипила, любимец богов, посещавший их пиры. За разглашение людям тайных решений богов Тантал был жестоко наказан: в подземном царстве он стоял по горло в воде и терзался жаждой, поскольку вода всегда отступала, когда он пытался сыпать глоток.
Суламифь (Суламита) — библейский персонаж, возлюбленная царя Соломона, героиня «Песни песней».
Гурии (арабск. «ослепительно белые») — вечно юные райские девы; по Корану, служат наградою правоверным мусульманам в раю.
Осанна — молитвенный возглас, славословие. Петь творцу осанну — выражать полную преданность, превозносить Господа Бога.
Брама (Брахма) —
в индуистской мифологии высшее божество, творец мира, открывающий триаду верховных богов индуизма.164
В черновике и в машинописной копии вместо «из разговора» ссылка на «Провинциальные записки» Ю. П. Иваска. Там же вместо упоминаемого в следующей фразе «собеседника» прямо назван Ю. П. Иваск.
«Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви» [165] . Суламифь хочет растянуть мгновение, а не остановить, хочет «хорошей бесконечности», а не смерти.
Суламифь не может не нацеловаться? Так что же, тем лучше!
Тантал, жаждущий и не могущий дотянуться до воды — это «дурная бесконечность». Но Тантал жаждущий и пьющий — новые желания которого возникают от жажды удовлетворенной, от переизбытка — это тоже бесконечность, но не «дурная», а «хорошая».
165
Цитата из Библии — из книги «Песни песней» Соломона (II, 5).
Сделай дело и умри! (Слова того же собеседника [166] ). Почему? Кто сделал сполна всё, что имел сделать, тому нечего больше делать. Разве это так? Разве жизнь только дело?
Может быть, жизнь не только дело, и сделавший дело совсем не должен еще умирать?
Мой собеседник не учел момента «игры».
Сделавший дело, может еще играть
Что такое жизнь — «игра» или «дело»? Днем мы сидим на службе — это «дело»; вечером идем в кинематограф или слушаем радио — это «игра». Есть ли игра только отдых от дела или его увенчание?
166
Т. е. Ю. П. Иваска. Далее в машинописной копии и в черновике идет спор не с безымянным собеседником, а с Ю. П. Иваском.
Игра для дела, или дело для игры?
Дело — средство, игра — самоцель. Если дело нам по душе — оно уже игра, если оно не по душе — оно должно быть награждено игрой. Жизнь — или уже игра, или стремится стать игрой.
Игра не отдых от дела, а его цель. «Мы живем ради праздника». Шесть будней ради одного воскресенья, а не одно воскресенье ради шести будней. Чего хочет жизнь? Рая. Что такое рай? Игра.
Чем занимаются райские жители? Они едят яблоки, целуют гурий, поют Творцу осанну, пляшут, резвятся — играют. Рай — там, где никто ничего не делает.
«Будьте, как дети». Где же больше игры и веселья, чем именно среди детей? Смех, — высшее, чего достигла жизнь. Смерть только тогда будет окончательно побеждена, когда вечность наполнится смехом — беспричинным, как детский.
Взрослые для детей, а не дети для взрослых. Жизнь человека кончается его свадьбой — дальше начинается «унаваживание», Соль земли — дети. Мир создан для детей: им одним весело в нашем невеселом мире.
Пока мира не было, в вечности всё было тихо, как в пустом зале. Одну большую взрослую вечность Бог разбил на множество маленьких, гомонящих, ребячествующих вещей: тронный зал превратил в детскую.
По замыслу Творца, рай Адама — это игра и беззаботность. Грехопадение заключалось в том, что ребенок решился стать взрослым, потянуло к «древу познания добра и зла», он вышел из легкомысленной, бездумной, самодовлеющей игры.
Что такое жизнь? «Храм»? «Мастерская»? Ни то, ни другое. Неужели воплощение жизни — седобородый священник или закоптелый рабочий? Воплощение жизни — беспричинно и бесцельно резвящийся ребенок. Воплощение жизни — теленок, скачущий по полю «в телячьем восторге». Для чего существует мир? Просто так, ради «телячьего восторга».
Всё началось с игры. Адам и Ева соскучились в раю, стали играть. Увлекаясь всё больше, придумывая игры всё сложнее — правило на правило, задача на задачу, — и получился наш мир.
Так увлечься! Так войти в игру! Кончать самоубийством из-за проигранной партии и быть готовым на убийство ради выигрыша!
Хороша жизнь или не хороша? Любить или не любить жизнь — это вопрос не познания жизни, а ее оценки. Спорить о «хорошей» или «дурной» бесконечности — это спорить о вкусах.
Кому жизнь не нравится, тому нельзя «доказать», что она хороша, как нельзя доказать, что женщина красива тому, кому она кажется безобразной.