Я подарю тебе новую жизнь
Шрифт:
Могло ли быть всё иначе?! Не будь мы с Сергеями такими трусами. Не прячь каждый голову в своей норе, сотканной из боли, а продолжая идти вместе, крепко держать друг за друга. Были бы мы сейчас счастливы? Смогли ли создать новый мир на руинах старого?
Эти вопросы, этот бесконечный рой не дает мне покоя. Я хочу знать. Я, черт возьми, просто хочу понять, в какой момент своей жизни шагнула не туда. Где черта этой пропасти, где та любовь, которая грела меня с первой нашей с ним встречи. И почему только сейчас этот тлеющий уголек начинает разгораться с новой силой. Сейчас, а не четыре года назад, когда я умирала и казалось уже ничто меня не сможет спасти.
Утром
Высунув кончик языка, Тима с усердием пыхтит, пытаясь крутить педали, а я придерживаю велосипед сзади, страшась отпустить. И ведь понимаю, что разбитых коленей не избежать. Я не смогу держать его вечно. Однажды он захочет быть самостоятельным и это касается не только поездки на велосипеде.
Ведь он жил как-то до меня. Выживал на улице, питался чем придется, воровал булки в магазине. Взрослел слишком быстро, забывая, что по сути еще ребенок.
И мне до одури хотелось подарить ему настоящее детство. Вот этим велосипедом, мороженным, просмотром мультиков…Чем угодно, лишь бы никогда больше он не нуждался в чем-либо.
— Можно я сам? Смотри, как у меня уже хорошо получается, — хвастается Тима. — Всего один разочек. Пожалуйста.
И это его «пожалуйста» бьет меня наотмашь. Я не могу отказать. Только не ему и только не сейчас, когда как сама эгоистично держусь за него, как за спасательный круг. Завишу от него гораздо больше, чем он от меня.
Я отпускаю руки. Обхватываю себя за плечи, закусываю до боли щеку изнутри и отступаю. И Тима действительно едет сам. Еще шатаясь со стороны в сторону, кренясь то в один, то в другой бок, но едет. А еще улыбается мне, довольный и счастливый.
— Правда, круто? — интересуется ребенок.
— Очень, — киваю я головой и ощущая, как тугая пружина напряжение отпускает. — Давай еще разок прокатишься и пойдем обедать.
— Ладно, — вздыхает Тима, садясь на велосипед.
Однако, не успевает проехать и нескольких метров, как мимо проезжающий парнишка на скейтборде, отвлекает его внимание. Словно в замедленной съемке я вижу, как Тима не справляется с управлением велосипеда и летит прямиком на асфальт, приземляясь на правую руку.
— Тима! — кричу я и бегу к нему, падая на колени возле ребенка.
— Рука, — хнычет Тимофей. — Больно.
11.1. Яна
«Погашен свет
Сердце и телефон в тишине ждут смс
Через стекло и бетон, пускай услышит он
Сигналы S. O. S»
Зара — На полную громкость
Яна
От него исходил жар. Мне стыдно было признаться, но находясь рядом с ним, уткнувшись носом в его широкую и крепкую грудь, впитывая в себя запах его тела, смешанный с дорогим парфюмом, я, снова вернувшись в прошлое, не хотела его отпускать. И даже на секунду, всего на миг, забыла почему дрожащими руками набрала именно его номер и попросила приехать, вопреки громким обещаниям, что больше никогда не попрошу у него помощи.
Попросила. Более того, не просто просила, а умоляла. Дрожала всем телом, вновь погружаясь в пучину такого знакомого отчаянья, слушала длинные гудки и боялась, что он не возьмет трубку.
Сбросит вызов или вовсе откажется приезжать, сославшись на важные дела. Необоснованно кляла его и в ту же минуту мысленно вопила о помощи.Не помню, как вообще умудрилась добраться домой. Действовала на каких-то только Богу ведомых инстинктах, надеясь, что травма Тимки не больше чем ушиб. Но рука синела, боль не прекращалась и испуганные глаза дитя, его бледное как полотно личико, кинжалом кромсали моё сердце. Я вновь и вновь, по кругу, переживала всё то же самое, что чувствовала, когда заболел Саша. Снова пыталась бороться и быть сильной, но чертовски понимала, что не справлюсь в одиночку. Без каких-либо прав на ребенка, без документов на руках. Глупая, лелеющая свою гордыню, непутевая мамаша.
Права была моя мама, когда говорила, что роль матери не для меня. Что только я виновата в смерти Сашки и дурость в моей ситуации разбазариваться таким мужиком как Сергей. Она всегда была на стороне зятя, даже в такой кошмарной ситуации, как у нас.
Не хочу думать. Не хочу вспоминать, не хочу ковырять незажившие раны по новой. Только бы стоять так с ним вечно, впитывать всеми порами его тепло и молчать. Но нельзя.
Я с сожалением отпускаю его и отступаю. Лепечу что-то в своё оправдание, наблюдая как он избавляется от обуви и верхней одежды и с дотошностью пытается разобраться в положении дел. Собранный, спокойный, уверенный в себе. Этакий гранитный камень, нерушимый и фундаментальный.
— Ну, здравствуй, малый, — усмехается Сергей и присаживается на корточки возле сидящего на диване Тимофея. — Болит?
— Здрасте, — поджимает губы Тима и едва заметно кивает, прижимая пострадавшую руку к себе. — Просто синяк.
— Просто или не просто, будет врач решать, — отрезает Царёв и вставая, обращается уже ко мне. — Собирайтесь. Я отвезу вас в клинику.
— Но… — пытаюсь возразить я. — У меня же нет документов, ничего нет. Я же…
— Всё потом. Собирайтесь, — командует мужчина и скрывается в дверном проеме, бросив напоследок: — Я жду вас на кухне.
У меня миллион причин не верить ему, но вопреки этому, сейчас я безоговорочно доверяю Царёву. И не задаю больше никаких лишних вопросов, сидя на заднем сиденье его авто и тесно прижимая к себе Тимку, который от боли даже забывает выпустить свои маленькие иголочки.
— Помнишь Егора? Он бы свидетелем на нашей свадьбе, — прерывает густое напряженное молчание Сергей, кинув мимолетный взгляд на меня в зеркало заднего вида.
Я киваю, начиная понимать к чему ведет бывший муж. Его лучший друг детства, был некогда подающим надежды молодым пластическим хирургом.
— У Егора своя клиника. Я уже позвонил и договорился. Пацаненку без вопросов сделают рентген и, если понадобится, наложат гипсовую повязку.
Сергей старательно игнорирует его имя, но возражать сейчас я не решаюсь, просто коротко благодарю и, отвернувшись к окну, стараюсь не показывать, как меня задевает такое отношение к моему ребенку. Потому что, как бы Царёв не сопротивлялся, как бы не пытался обезличить Тимофея, он был моим, пусть не я была его биологической матерью.
Я не понимаю, почему меня злит его поведение. Он не обязан был принимать Тимку, у него своя жизнь, невеста, свадьба, в конце концов. Рано или поздно он вновь исчезнет с моих радаров, растворится в будущем, уйдет, как ушел три года назад не оглянувшись. У него своя интересная жизнь, в которой нет места проблемной бывшей жене и маленькому беспризорнику. Но отчего тогда так сильно тошно? Будто бы меня снова предают.