Я подарю тебе «общак»

– Ладно, тогда пошел собираться, – вздохнул Стрелок.

– И не забудь проинструктировать парней, – напомнил Алекс, – тебе они доверяют больше, вы вместе служили.

– Не забуду, – буркнул наемник и задержался в дверях: – Кстати, все собирался спросить, да не получалось… Если кто-то из нас погибнет завтра, что будет с его долей?

– Очень правильный и своевременный вопрос, – улыбнулся Алекс. – Все элементарно – доля оставшихся возрастет. Я не собираюсь забирать себе ничего лишнего.

7. 1930 год

Дверь склепа отворилась, и Сергей Лапин тихо проскользнул во тьму, пахнущую плесенью и тленом. Он не боялся мертвецов. Глупо бояться тех, кто не может причинить тебе вреда. Гораздо опаснее живые, особенно если это блатные, у которых увели «общак». В руках у Лапы был объемный узел. Он закрыл за собой дверь и только после этого зажег керосиновую лампу. В тусклом свете его взору предстало тесное пыльное помещение с низкими потолками. В углах, под потолком и на потрескавшихся каменных стенах висела старая паутина. Гробницы были вскрыты и пусты. Мертвецов красноармейцы вытащили наружу, поглумились и сожгли на костре. Каменная крышка у одного из гробов валялась расколотая на полу. Тут же и сам гроб, накренившийся набок. Несмотря на всю мрачность места, Лапа чувствовал себя в оскверненном склепе в безопасности. Здесь его точно искать не будут. Эта часть кладбища давно заброшена, и в городе ходят жуткие легенды, что по ночам над разоренными могилами знати бродят призраки умерших. Сам он тоже способствовал распространению этой легенды, а один раз собственноручно пуганул пару урок, решивших подзаработать на разграблении могил. Смешал глину с фосфором, намазался этой дрянью, пропитал ею же надетые на себя лохмотья, прилепил парик из длинных седых волос и в таком виде явился грабителям. Одному он сломал нос, вырубил, а второго слегка придушил. Затем нагрел зажигалкой их нательные крестики, и те прикипели к телу, вызвав сильный ожог. В дополнение попинал обоих да подложил тому, которого душил, под бок мертвеца, вытащенного грабителями из разграбленной могилы. Потом малость поседевшие и избитые грабители вернулись в город и стали всем рассказывать, как на них на старом кладбище напали мертвецы. Истории верили, так как у них были доказательства – одинаковые ожоги в форме крестов на груди, синие отметины от пальцев на шее и седина.

– Эй, – тихо сказал Лапа, и его голос эхом отразился под сводами склепа.

Внезапно сбоку раздался шорох, и к его ногам из темного угла метнулась тень. Он даже вздрогнул от неожиданности, но это была всего лишь его спутница. Вцепившись в его ноги, Лиза горько заплакала.

– Ну, ты чего! Чего прицепилась-то, – смущенно пробормотал Лапа, не зная, что делать.

– Я думала, ты уже не придешь, – выдавила она из себя сквозь рыдания.

– Да куда ж я без тебя теперь денусь? – фыркнул Лапа, легко высвободившись и присев рядом с девочкой. – Давай кончай реветь, и пойдем есть.

– У тебя есть еда! – Глаза Лизы зажглись от радости. Она мгновенно позабыла обо всех печалях и кинулась вслед за Лапой к печке, стоявшей в закутке, в простенке. Труба была выведена наружу так, что весь дым сносило к черной топи, и было непонятно – то ли на болоте что горит, то ли с кладбища тянет.

– А ты почему без света сидела, – поинтересовался Лапа, разжигая в печке огонь, – не страшно было?

– Да я со свечкой сидела, – отстраненно ответила Лиза, – потом услышала, что кто-то в дверь лезет, испугалась и потушила свечку, чтоб не заметили.

Лапа протянул ей ломоть хлеба и кусок ветчины:

– Молодец, вот, получи за храбрость.

Сам отрезал себе брынзы, налил в кружку простокваши и устроился возле печки, ожидая, когда плита нагреется, чтобы можно было подогреть картошку с мясом да вскипятить чайник.

– А ты тут живешь? – спросила Лиза с набитым ртом.

– Да приходится иногда, – буркнул, вздохнув, Лапа, – когда припекает.

– Что припекает? – не поняла девочка.

– Солнце, – отшутился он, – тут прохладно в жару, только пыльно.

– Я могу пыль убрать, – с серьезным видом заявила Лиза, – ты только паутину сними. Я пауков страсть как боюсь.

– Нет, не надо. Склеп должен выглядеть естественно, – возразил Лапа и указал на медальон, болтавшийся на шее у девочки: – Что это?

– Ммм, это медальон, там мои мама и папа, – ответила Лиза и инстинктивно прикрыла его рукой, защищая.

Лапа заметил, что девочка лишь тогда, когда ей было страшно, доставала медальон из-под лохмотьев, сжимала в руке и что-то бормотала. Он протянул руку и попросил:

– Можно мне посмотреть?

– А ты не отнимешь? – с сомнением спросила она, стиснув свое сокровище в кулачке.

– А сама как думаешь? – грустно улыбнулся Лапа.

– Не отнимешь, – улыбнулась в ответ девочка и, сняв медальон, протянула его «медвежатнику».

Он открыл его и взглянул на фотографии внутри. Мужчине было не больше тридцати, с усиками, во фраке и при бабочке. Женщине – лет двадцать пять, в вечернем платье, с пышной прической. Ее лицо показалось Лапе чертовски знакомым.

– Слушай, а где вы жили до этого? – задумчиво обратился он к девочке.

– В большом доме. Там еще были такие окна, – старательно начала объяснять Лиза, дополняя объяснения жестами.

– Стоп! – оборвал ее Лапа. – Я имею в виду место. У вас рядом с домом что было?

– Магазин. Мы заходили туда с мамой и папой и покупали всякие сладости, пирожные, – ответила Лиза, улыбаясь воспоминаниям. – А дальше там были лошади, им меняли подковы.

– Понятно, – нахмурился Лапа, – а церковь напротив была?

– Да, была, – кивнула девочка, – мы туда ходили.

– Замечательно, – с наигранным восхищением воскликнул Лапа. – А мать твою звали Надеждой.

– Надей, – поправила девочка.

– И она была учительницей в гимназии, – уточнил Лапа, развеивая последние сомнения.

– Да.

– Мать твою! – выдохнул Лапа, схватившись за голову.

– Что? – не поняла девочка.

– Я хотел сказать, что где-то видел твою мать, – поправился Лапа, чувствуя, как загорелось его лицо.

– А-а, – протянула девочка и весело хихикнула, обнаружив в узле петушка на палочке, которого Лапа подобрал на одной из могил по пути обратно. Она тут же сунула леденец в рот.

– Эй! – воскликнул Лапа, желая ее остановить, потом махнул рукой.

– Что?

– Ничего, кушай конфету, – пробормотал он, делая вид, что следит за гревшейся на плите картошкой, а сам исподтишка изучая ее лицо. Теперь он видел, что девочка действительно очень похожа на него. Надя была его первой любовью. Он долго добивался ее, и, в конце концов, она уступила. Ей очень хотелось иметь детей, а у мужа были какие-то проблемы с этим. Сколько они ни пытались, ничего не выходило. С Лапой же получилось с первого раза. Их роман был очень коротким. Когда Надежда поняла, что беременна, она позвала Лапу в сад перед гимназией и объяснила, что у них все кончено. Лапа очень стыдился, что не смог тогда сдержать слез, а она утешала его и говорила, что если он действительно любит ее, то должен сохранить все в тайне, чтобы ни одна живая душа не узнала. Лапа дал слово и сдержал его. Их свидания закончились, хотя они потом часто виделись в гимназии. Сердце Лапы сладко щемило, но он сдерживал свои чувства и каждый раз усилием воли отводил от нее взгляд.

– Так, значит, эти сволочи убили ее, – пробормотал он, вспомнив рассказ Лизы о сектантах.

– Что? – спросила Лиза. Она кормила леденцом свою куклу, разговаривала с ней и не расслышала слов Лапы.

– Картошка готова, – буркнул Лапа в ответ, снял с плиты сковороду и водрузил ее на каменную крышку гробницы, служившую им столешницей. – Есть будешь?

Лиза задумалась. Она не могла найти в себе сил отказаться от еды, но и есть больше не могла. Ветчина, брынза, сало, вареные яйца – этого для нее было уже слишком.