Шел Господь пытать людей в любови,Выходил он нищим на кулижку.Старый дед на пне сухом в дубровеЖамкал деснами зачерствелую пышку.Увидал дед нищего дорогой,На тропинке, с клюшкою железной,И подумал: «Вишь, какой убогой, —Знать, от голода качается, болезный».Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:Видно, мол, сердца их не разбудишь…И сказал старик, протягивая руку:«На, пожуй… маленько крепче будешь».1914
«Чую радуницу Божью…»
Чую радуницу Божью —Не напрасно я живу,Поклоняюсь придорожью,Припадаю на траву.Между сосен,
между елок,Меж берез кудрявых бус,Под венком, в кольце иголок,Мне мерещится Исус.Он зовет меня в дубровы,Как во царствие небес,И горит в парче лиловойОблаками крытый лес.Голубиный дух от Бога,Словно огненный язык,Завладел моей дорогой,Заглушил мой слабый крик.Льется пламя в бездну зренья,В сердце радость детских снов.Я поверил от рожденьяВ Богородицын покров.1914
«По дороге идут богомолки…»
По дороге идут богомолки,Под ногами полынь да комли.Раздвигая щипульные колки,На канавах звенят костыли.Топчут лапти по полю кукольни,Где-то ржанье и храп табуна,И зовет их с большой колокольниГулкий звон, словно зык чугуна.Отряхают старухи дулейки,Вяжут девки косницы до пят.Из подворья с высокой келейкиНа платки их монахи глядят.На вратах монастырские знаки:«Упокою грядущих ко мне»,А в саду разбрехались собаки,Словно чуя воров на гумне.Лижут сумерки золото солнца,В дальних рощах аукает звон…По тени от ветлы-веретенцаБогомолки идут на канон.1914
Песнь о собаке
Утром в ржаном закуте,Где златятся рогожи в ряд,Семерых ощенила сука,Рыжих семерых щенят.До вечера она их ласкала,Причесывая языком,И струился снежок подталыйПод теплым ее животом.А вечером, когда курыОбсиживают шесток,Вышел хозяин хмурый,Семерых всех поклал в мешок.По сугробам она бежала,Поспевая за ним бежать…И так долго, долго дрожалаВоды незамерзшей гладь.А когда чуть плелась обратно,Слизывая пот с боков,Показался ей месяц над хатойОдним из ее щенков.В синюю высь звонкоГлядела она, скуля,А месяц скользил тонкийИ скрылся за холм в полях.И глухо, как от подачки,Когда бросят ей камень в смех,Покатились глаза собачьиЗолотыми звездами в снег.1915
«Запели тесаные дроги…»
Запели тесаные дроги,Бегут равнины и кусты.Опять часовни на дорогеИ поминальные кресты.Опять я теплой грустью боленОт овсяного ветерка,И на известку колоколенНевольно крестится рука.О Русь, малиновое полеИ синь, упавшая в реку,Люблю до радости и болиТвою озерную тоску.Холодной скорби не измерить,Ты на туманном берегу.Но не любить тебя, не верить —Я научиться не могу.И не отдам я эти цепи,И не расстанусь с долгим сном,Когда звенят родные степиМолитвословным ковылем.<1916>
«Устал я жить в родном краю…»
Устал я жить в родном краюВ тоске по гречневым просторам.Покину хижину мою,Уйду бродягою и вором.Пойду по белым кудрям дняИскать убогое жилище.И друг любимый на меняНаточит нож за голенище.Весной и солнцем на лугуОбвита желтая дорога,И та, чье имя берегу,Меня прогонит от порога.И вновь вернуся в отчий дом,Чужою радостью утешусь,В
зеленый вечер под окномНа рукаве своем повешусь.Седые вербы у плетняНежнее головы наклонят.И необмытого меняПод лай собачий похоронят.А месяц будет плыть и плыть,Роняя весла по озерам…И Русь все так же будет жить,Плясать и плакать у забора.<1916>
«День ушел, убавилась черта…»
День ушел, убавилась черта,Я опять подвинулся к уходу.Легким взмахом белого перстаТайны лет я разрезаю воду.В голубой струе моей судьбыНакипи холодной бьется пена,И кладет печать немого пленаСкладку новую у сморщенной губы.С каждым днем я становлюсь чужимИ себе, и жизнь кому велела.Где-то в поле чистом, у межи,Оторвал я тень свою от тела.Неодетая она ушла,Взяв мои изогнутые плечи.Где-нибудь она теперь далечеИ другого нежно обняла.Может быть, склоняяся к нему,Про меня она совсем забылаИ, вперившись в призрачную тьму,Складки губ и рта переменила.Но живет по звуку прежних лет,Что, как эхо, бродит за горами,Я целую синими губамиЧерной тенью тиснутый портрет.<1916>
«Прячет месяц за овинами…»
Прячет месяц за овинамиЖелтый лик от солнца яркого.Высоко над луговинамиПо востоку пышет зарево.Пеной рос заря туманится,Словно глубь очей невестиных.Прибрела весна, как странница,С посошком в лаптях берестяных.На березки в роще теневойСерьги звонкие повесилаИ с рассветом в сад сиреневыйМотыльком порхнула весело.<1916>
Голубень
В прозрачном холоде заголубели долы,Отчетлив стук подкованных копыт,Трава поблекшая в расстеленные полыСбирает медь с обветренных ракит.С пустых лощин ползет дугою тощейСырой туман, курчаво свившись в мох,И вечер, свесившись над речкою, полощетВодою белой пальцы синих ног.
* * *
Осенним холодом расцвечены надежды,Бредет мой конь, как тихая судьба,И ловит край махающей одеждыЕго чуть мокрая буланая губа.В дорогу дальнюю, ни к битве, ни к покою,Влекут меня незримые следы,Погаснет день, мелькнув пятой златою,И в короб лет улягутся труды.
* * *
Сыпучей ржавчиной краснеют по дорогеХолмы плешивые и слегшийся песок,И пляшет сумрак в галочьей тревоге,Согнув луну в пастушеский рожок.Молочный дым качает ветром села,Но ветра нет, есть только легкий звон.И дремлет Русь в тоске своей веселой,Вцепивши руки в желтый крутосклон.
* * *
Манит ночлег, недалеко до хаты,Укропом вялым пахнет огород.На грядки серые капусты волноватойРожок луны по капле масло льет.Тянусь к теплу, вдыхаю мягкость хлебаИ с хруптом мысленно кусаю огурцы,За ровной гладью вздрогнувшее небоВыводит облако из стойла под уздцы.
* * *
Ночлег, ночлег, мне издавна знакомаТвоя попутная разымчивость в крови,Хозяйка спит, а свежая соломаПримята ляжками вдовеющей любви.Уже светает, краской тараканьейОбведена божница по углу,Но мелкий дождь своей молитвой раннейЕще стучит по мутному стеклу.
* * *
Опять передо мною голубое поле,Качают лужи солнца рдяный лик.Иные в сердце радости и боли,И новый говор липнет на язык.Водою зыбкой стынет синь во взорах,Бредет мой конь, откинув удила,И горстью смуглою листвы последний ворохКидает ветер вслед из подола.<1916>