Я, Потрошитель

– Отправляйся в Лондонский архив, – посоветовал мне Генри Брайт. – Найди дружелюбного клерка, который поможет проверить нашу дамочку. В архиве должны быть какие-либо ниточки: где она жила, есть ли у нее дети, муж, настоящий или сожитель. Не теряя времени ни на полпенса, отправляйся к ним, разговори их. Но сначала захвати художника; он отправится с тобой, чтобы набросать портреты. Нам в газете нужны их лица.

– Он прав, – подхватил мистер О’Коннор. – Читатели должны ассоциировать человеческий облик с рассказчиком. Это придаст большую достоверность.

– Если узнаешь имя, ты опередишь всех. Также не забывай обрабатывать того «фараона». Эти ублюдки следователи строят из себя неизвестно кого, будто среди свинопасов есть выпускники университетов, но на самом деле они не знают и половины того, что знает внимательный констебль. Сыграй на несправедливостях, которые пришлось претерпеть твоему другу по их милости, и вытяни из него все, что он знает. Зависть – это тот бульон, в котором варится мир, с приправой из злобы, превращающей человечину в восхитительное кушанье.

Я занимался всем этим, урывками спя прямо в редакции. У меня получилось на удивление хорошо. И действительно, сержант Росс выдал мне имя в благодарность за упоминание, которого он удостоился в первом материале «Стар», – за долгие годы службы в полиции бедняга впервые удостоился подобной чести. Но, как выяснилось, гораздо важнее для него было то, как эта заметка разозлила господ из криминального отдела управления «Джей» полиции Большого Лондона, которым было поручено расследование.

Через Лондонский архив я вышел сперва на бывшего мужа бедной Полли и даже стал первым, кто сообщил ему печальную новость. Если б у меня оставалась хоть крупица человеческого сострадания, я, пожалуй, выждал бы хоть немного, давая ему возможность прийти в себя после известия о смерти женщины, которую он когда-то любил, которая подарила ему пятерых детей, готовила еду и на протяжении двадцати шести лет отдавала свое тело, пока не продала душу демону джина, и которая, встретив жуткую смерть в темном переулке, теперь лежала в морге, изуродованная и выпотрошенная. Напротив: почувствовав его беззащитность, я надавил, вытягивая интересные подробности. Мое честолюбие было таким же сильным, как сильно мое нынешнее пристрастие к опиуму. Бедняга уже довольно давно не видел свою бывшую жену, и все же благодаря его воспоминаниям мне удалось придать его несчастной старушке хоть сколько-то человечности. Вот в чем прелесть ремесла журналиста, осознал я. От этого мне стало гораздо лучше, тут не может быть никаких сомнений, но ведь и вам в конечном счете также становится лучше, хотя, быть может, выигрыш приходит порой слишком поздно.

Затем я отправился в «Сковородку», весьма неприглядное место, где нашел две живые души, бармена и некую Эмму Лоунс, определенное место жительства отсутствует, если не считать недели-другой, время от времени проведенных в Ламбетском работном доме, и за три пенса, потребовавшихся, чтобы угостить Эмму стаканчиком джина, который вряд ли был из подвалов «Будлз» [8] , она поведала о достоинствах своей покойной подруги, о своем собственном страхе перед человеком с ножом и о своих крайне ограниченных перспективах. На прощание я дал ей еще три пенса, чтобы она спокойно переночевала в ночлежке; однако я уверен, что еще до семи вечера эти деньги прошли через ее пищевод и были исторгнуты в писсуар.

8

«Будлз» – известный лондонский аристократический клуб, основан в 1762 г.

Наконец, воскресив в живых красках несчастную жертву, я перешел к описанию того жалкого состояния, в котором пребывало полицейское расследование. И тут опять моим конфиденциальным источником стал сержант Росс. Мы встретились тайком, словно шпионы, в уайтчепелской пивной под названием «Альма», в честь великой победы в Крымской войне почти полвека назад. Днем это унылое темное место, лишенное огня и энергии, единственными посетителями которого являются опустившиеся пьянчуги и одинокие проститутки, пропивающие деньги, отложенные на ночлег.

– Тут ты не сможешь сослаться на меня, – сказал Росс. – Старина Уоррен (он имел в виду сэра Чарльза Уоррена, непреклонного главу столичной полиции) установил политику молчания. Об этом деле ничего не говорят, и если что-нибудь просочится, сразу выйдут на того, кто распустил язык.

– Я вас защищу. Но в наших последующих статьях вы будете представлены истинным героем дела. И к черту криминальный отдел! В любом случае там умеют только брать взятки.

– Буду очень признателен. Итак, вот что мы имеем. – Он помолчал для пущей важности. – А имеем мы ровным счетом ничего.

Я молча кивнул. О чем-то похожем я подозревал. Раскрутить это дело будет очень непросто.

«НЕСМОТРЯ НА ВСЕ УСИЛИЯ ПОЛИЦИИ, ДО СИХ ПОР НЕ УДАЕТСЯ НАЙТИ НИКАКИХ СУЩЕСТВЕННЫХ УЛИК В ДЕЛЕ О НЕСЧАСТНОЙ, ЖЕСТОКО УБИТОЙ В УАЙТЧЕПЕЛЕ, – написал я в тот вечер. – КАК ЗАЯВИЛИ КОРРЕСПОНДЕНТУ «СТАР» В СЛЕДСТВЕННОМ ОТДЕЛЕ, О СКОРОМ ЗАДЕРЖАНИИ ПОДОЗРЕВАЕМОГО РЕЧИ НЕ ИДЕТ, И ОСТАЕТСЯ ТОЛЬКО ЖДАТЬ, КОГДА ДЕМОН НАНЕСЕТ СЛЕДУЮЩИЙ УДАР, В НАДЕЖДЕ НА ТО, ЧТО ОН ОСТАВИТ БОЛЕЕ ЧЕТКИЙ СЛЕД».

Росс подтвердил то, до чего и так уже догадались все, у кого имелась хотя бы одна извилина: столичной полиции приходилось полагаться исключительно на старые методы. Хотя теоретически следователи знали о дактилоскопии, база данных отсутствовала, а снять отпечатки пальцев, если только они не остались на окровавленном лезвии ножа или на свежеокрашенной стене, было практически невозможно. В распоряжении криминалистов имелись только самые примитивные химические реактивы, а время смерти устанавливалось по степени окоченения и температуре трупа, что можно было считать очень приблизительным. Технологии восходили еще к Средним векам: осмотр и охрана места преступления, изучение улик, опрос свидетелей, работа с осведомителями, усиленное патрулирование района и, наконец, обещание вознаграждения. Однако все это работало более или менее успешно лишь в том случае, если речь шла о представителях организованного преступного мира, бандах, имевших главаря и рядовых членов – все принадлежности обыкновенного мира, но только извращенные для нужд преступности. У преступника наверняка должны быть завистники и враги, свидетели со стороны продадут его, чтобы оказать услугу какой-то третьей стороне. На самом деле в основе стараний полиции Большого Лондона хоть как-то контролировать преступный мир лежит сложная система бартера – торгов, угроз, запугивания, поощрения и наказания. Но наш мальчик, обезумевший мясник, был неуязвим для всего этого, и оставалось только рассчитывать на случай, который пока что не представился.

Можно уже было перечислять одну за другой совершенные ошибки. Не догадываясь, как разрастется дело, полицейские работали очень небрежно и даже позволили Джебу пройти к месту убийства и взглянуть на труп; двое констеблей успели истоптать все вокруг, стараясь поднять с земли тело бедняжки Полли. Конечно, какие-то ниточки могло бы дать изучение улик, но только если преступник не оставил свою визитную карточку, в данном случае максимум выяснилось бы, что нож не был новым, а это заметил еще спешивший на работу Чарли Кросс.

Что же касается подозреваемых, предположительно у полиции имелся список ребят из округи, кто в прошлом уже разбирался с проститутками при помощи кулаков или даже ножа, однако это преступление масштабами настолько превосходило все то, что было прежде – а Джеб своими стараниями раздул его еще больше, – что казалось крайне маловероятным, что к нему имеет отношение кто-либо из этих парней. Все мы – «фараоны», журналисты и читатели – понимали, что достигнут какой-то порог, какой-то новый уровень, и, нравится это или нет, мы вошли в современную эпоху. Поэтому от архивов будет мало пользы. Возможно, что-то было известно проституткам, однако по самой своей природе они не были склонны болтать с ребятами из следственного отдела, хотя у констеблей, патрулирующих улицы, возможно, шансы были чуточку повыше.

Поможет ли усиленное патрулирование? Только это и сулило хоть какую-то надежду: возможно, это погасит безумные устремления убийцы. Зная о том, что повсюду полицейские, он рассудит, что достаточно и одного триумфа, которым можно будет упиваться на склоне лет. Было в убийстве бедняжки Полли что-то не до конца сформировавшееся, даже незрелое. Оно было больше похоже на прибытие экспедиционного корпуса, а не полномасштабную оккупацию; убийца хотел проверить, сойдет ли ему это с рук, на что это будет похоже, чему он сможет научиться, и усиленное патрулирование улиц станет для него непосильной задачей.

В конце концов, несмотря на то что дерзости ему было не занимать, ему очень повезло, когда он разминулся с черными мундирами, покидая место преступления. Это должно насторожить его; он наверняка ожидал, что на его стороне будет что-нибудь еще помимо голого везения. И впредь, освоив азы, убийца будет действовать тоньше.

Я покинул «Альму» с блокнотом, заполненным моей скорописью, и стал искать кэб, чтобы поскорее вернуться в редакцию. Я торопился завтра поразить Лондон новыми разоблачениями. Однако Коммершл-стрит была запружена экипажами, и я сообразил, что от кэба мне не будет никакого толку. Поэтому я решил пройти несколько кварталов пешком до пересечения с Уайтчепел-роуд, и если эта широкая улица окажется более свободной, взять кэб уже там. Мои карманные часы показывали почти восемь, и я отправился быстрым шагом.