Я поживу еще немного
Шрифт:
Пока наши встречи с психологом продолжались, я терпела. Они давали мне немного кислорода, не позволявшего задохнуться в реальности, на которую я не могла повлиять…
– Понимаешь, Тея, ты так чувствуешь, потому что твое настроение болеет, его можно вылечить, – внимательно выслушав меня, объяснила психолог и предложила поехать с ней к врачу. – Доктор выпишет тебе таблетки для хорошего настроения, и все пройдет, – убеждала она.
Мне хорошо было известно про подобные лекарства. Я знала, что они могут мне помочь. Но больше не хотелось… Пойти к доктору – означало дать
Несмотря на то что Маргарита Дмитриевна не стала настаивать, а предложила лишь подумать, я чувствовала себя оскорбленной.
«Зачем она со мной так? – думала я, выйдя из кабинета. – Я же все решила».
Теперь я вновь терзалась сомнениями. Возобновилась моя внутренняя борьба между желанием остаться и решением уйти. Во мне определенно что-то хотело жить, но мне казалось это предательством по отношению к самой себе и пугало меня. Время от времени я ловила себя на мысли, что просто боюсь умирать, и тогда упрекала себя за трусость, но иногда, прислушавшись к себе, я соглашалась, что надо бороться, ведь можно жить хорошо и нужно лишь еще чуть-чуть приложить усилий, тогда все обязательно наладится. И все-таки желание уйти из жизни оказалось сильнее. Я это почувствовала, когда решила не переписывать контрольную. Теперь для меня не имело значения, какую годовую отметку мне поставят по геометрии. Это равнодушие подсказало мне, что назад пути нет…
После занятий в школе я побежала к Маргарите Дмитриевне. Я предвкушала нашу последнюю встречу. Хорошо осознавая ее ценность, я размышляла о том, как с ней лучше попрощаться. Мысли путались.
«Почему бы последний раз не побороться за жизнь, раз и так терять нечего? – нашептывал мне крохотный кусочек обманчивой надежды. – Почему бы не попытаться спасти себя, хотя бы для того, чтобы окончательно убедиться, что я сама для себя сделала все возможное и теперь со спокойной душой могу уходить на тот свет? Зато как Маргарита Дмитриевна обрадуется! Хотя бы напоследок…»
Из чувства благодарности к ней я ухватилась за эту возможность сказать спасибо и сделать приятное самому дорогому мне человеку, и внутри медленно и трудно начало зарождаться еще неясное решение.
Смущенно ерзая на стуле и заливаясь румянцем, я робко и неуверенно сказала:
– Я хочу поехать к доктору за таблетками.
– Тея, я рада, что ты приняла такое решение! – воскликнула Маргарита Дмитриевна, и на ее лице появилась радостная и одновременно озабоченная улыбка. – Я сейчас быстро позвоню и узнаю, сможет ли врач принять нас сегодня. Хорошо?
– Ладно, – с облегчением ответила я.
Маргарита Дмитриевна сразу ушла звонить доктору.
Не скрывая восторга, я думала: «Это шанс!» Я чувствовала приятное волнение и гордость за себя. Но к ним присоединились тревога и мучительное ожидание возвращения Маргариты Дмитриевны. «А что я скажу доктору? Вдруг она засмеет меня… И надо все успеть, чтобы мама ничего не заподозрила…» Мысль о том, что я встречусь с незнакомым мне человеком,
вызывала любопытство и страх одновременно.– Доктор примет нас в три часа дня, – сообщила вошедшая Маргарита Дмитриевна. – Сейчас я соберусь, и мы поедем.
– Хорошо, – робко ответила я.
Ее возвращение немного отвлекло меня от мыслей.
Через четверть часа мы двинулись в путь. С нами поехала еще одна женщина – социальный работник, которая работала в паре с психологом.
Был полдень. Солнце стояло прямо над головой и жарко палило, как будто на дворе середина лета. На улице было сухо и пыльно. Мы двинулись в сторону метро. Сначала завернули во дворик, потом прошли через парк и вышли на главный проспект. Я держалась поодаль, но старалась не отставать, поскольку дорога мне была незнакома.
Весь путь Маргарита Дмитриевна оживленно общалась со своей напарницей. Я прислушалась к их разговорам, и мне вдруг стало очень обидно. Я злилась и всем своим существом ненавидела социального работника.
«Зачем с нами напросилась эта женщина? – с досадой размышляла я. – Скорее бы они уже прекратили разговаривать. Я ведь тоже о многом хочу спросить и сказать. И вообще, они какие-то глупости обсуждают. Ну что, она без психолога не выберет себе модные брюки? Наверное, Маргарите Дмитриевне совсем не интересно об этом слушать. А она время у нее отнимает».
Я старалась не показывать свое недовольство, но, когда на лице Маргариты Дмитриевны появлялся неподдельный интерес к тому, о чем оживленно рассказывала ее коллега, я сжимала кулаки и от переполнявшей меня обиды старалась перегнать их, чтобы они наконец заметили меня.
Всю дорогу я не проронила ни слова. Когда мы зашли в метро, Маргарита Дмитриевна спросила, доставая монетки из кармана:
– Тея, тебе купить жетон?
– Нет, у меня есть проездной, – смущаясь, торопливо заверила я и тут же достала из кармана карту…
Вот мы и приехали. Зашли в небольшое двухэтажное здание. Со всех сторон доносился гул скопившихся здесь людей. Детский смех, плач, крики сливались с заботливыми, ласковыми, строгими голосами взрослых. Чувствовалась общая напряженность и суетливая усталость дожидавшихся своего времени посетителей. К врачу была большая очередь, но нас обещали принять первыми.
– Тея, если хочешь, я зайду одна и поговорю с доктором, а потом зайдем вместе, – предложила мне Маргарита Дмитриевна.
– Давайте! – обрадованно воскликнула я.
Она как будто прочитала мои мысли. Я хотела, чтобы она сама все объяснила, тогда доктор не заметит мою робость.
Когда дверь кабинета отворилась, Маргарита Дмитриевна исчезла в нем, а я осталась сидеть в коридоре с женщиной, на которую все еще злилась. Тщетно я пыталась подавить свою внутреннюю дрожь. Тревога путала мысли. От этого время тянулось очень долго. Наклонившись низко к полу, я пристально разглядывала свои кроссовки и беспокойно теребила пальцы.
Соцработник сделала несколько попыток со мной заговорить. У меня не было желания с ней общаться, и я отвечала односложно, всем своим видом стремясь показать ей свою безграничную подростковую холодность.
Конец ознакомительного фрагмента.