Я – предатель?
Шрифт:
– Ребята, вы что меня, за наркокурьера или шахида приняли?
А они:
– Дед, такой порядок. У нас норма: 200 человек надо проверить за смену. Курьер ты или инопланетянин, это без разницы. Нам нужно баллы набрать, у нас балльная система. Иначе никакой премии. Так что ты не обижайся, если мы к тебе еще пять раз подойдем. Поэтому паспорт далеко не прячь, особенно в рюкзак.
– Ладно, – говорю, – ребята, я вас понял и сочувствую. Но лучше подскажите, где поезда дальнего следования искать?
– А вот это, дед, не по адресу. Мы здесь такие же приезжие, как ты. Сегодня тут, а завтра там.
На этом мы и разошлись. Поплутал я немного, но свой поезд нашел. Подхожу к вагону, а у дверей проводница, такая красномордая, хоть спичку подноси. Как наша доярка Серафима на скотном. У той хоть щеки горят от сливок, она ими умывается, а у проводницы от чего, я сразу понял, когда дыхнула на меня. Билет она мой взяла и долго крутила его, рассматривала. Потом говорит:
– Дед, ты вагон перепутал. Наш шестой, а тебе
– Дед, быстро на выход, на митинг, вещи не брать. И поживей!
Выскочил я из вагона и не знаю, куда бежать. А кругом уже целая толпа. Окружили нас омоновцы и повели к вокзалу, а там уже трибуна стоит и красная тряпка над ней со словами «Пенсионеры – наше богатство и наша гордость. Ура!».
Я потом пожалел, что пошел на этот митинг. Хотя с ОМОНом не поспоришь, быстро тумаков надают. Будешь потом лечить синяки, а если сломают, не дай бог, что-нибудь? Они мастера в этом деле.
Я видел по телевизору, как они руки заламывают людям, а моим костям много ли надо? Хорошо, что сцена близко оказалась. Но я не стал к ней близко пробираться. Приткнулся сзади толпы и правильно сделал. После митинга народ как ломанул к вагонам – поезд, оказывается, из-за него задержали, – ну и ОМОН всех торопить стал. Смех получился, он сначала выгонял на перрон, а потом обратно погнал по вагонам. Спрашивается, зачем эту толкотню устроили? Наверное, хотели показать, как наверху о пенсионерах пекутся, какую заботу проявляют правительство и Дума. Я далеко стоял от сцены, поэтому плохо слышал, что там говорили. К тому же, мой слуховой аппарат в рюкзаке остался. А, может, это даже к лучшему, что я не все слышал. Как я понял из отрывков, на сцене были депутаты Госдумы. Они приехали специально проводить нас в санаторий. Видишь, какая честь была оказана твоему деду. Депутаты покинули свои заседания, совершили прогул, чтобы сказать нам напутственное слово. Это многих, стоявших на перроне, удивило. Некоторых выступающих даже провожали аплодисментами.
Наверное, что-нибудь дельное сказали, пообещали нашему брату. Особенно долго хлопали твоему любимчику Жириновскому. Он, как всегда, говорил больше всех и без бумажки. За это я его тоже люблю. А кого он там распекал, шерстил, я так толком и не понял, он говорил по делу, это он умеет. Жаль, что ты его не слышала, ты бы его речь оценила как надо. А в конце он чуть не подрался с каким-то железнодорожным начальством.
Тот попросил его закруглять этот митинг, так как он расписание поездов нарушил. Так Жириновский приказал своей охране вывести его со сцены, чтобы не мешал выступать. Крутой мужик, твой любимчик. Раньше, я помню, в Думе он сам расправлялся со своими обидчиками, а теперь поручает это своим телохранителям. Толпе это понравилось. «Молодец», – кричали пенсионеры.
А ОМОН молчал. Я думал, что он вступится за этого железнодорожника. Нет, а так бы получился бы не митинг, а представление или, как сейчас говорят, ток-шоу. Я это словечко запомнил, оно теперь с телевизора не сходит. На всех каналах только и слышно «шоу, шоу…». Ладно, Матрен, я сейчас ухожу на процедуры, а в следующем письме напишу про «шоу», которое разыгралось у нас в купе почти сразу после митинга. Матрена, я чувствую, что ты мое тогдашнее письмо не получила.
Третье письмо деда Матвея
Комната 9
Ну, Матренушка, что ни день, то у меня новости.
Я тебе уже отписал, как на вокзале ночевал, как потом на митинг попал. А опосля, значит, у нас в вагоне состоялось настоящее представление, или, как теперь говорят, ток-шоу. Одним словом, спектакль.
Но обо всем по порядку, чтобы ты не запуталась.
Пришел я, значит, с митинга в свой вагон, а в руках держу бумажный пакет с надписью: «Седьмой континент». Такой подарок получил каждый, кто был на перроне. Так нас, пенсионеров, отблагодарил хозяин этого магазина. Он тоже, оказывается был на сцене и выступал. Потом мне рассказали, он не простой был депутат, а богач. У него этих магазинов «Седьмой континент» по всей стране целая уйма. Вот он и решил поделиться с пенсионером своим достатком. Потом в вагоне заглянул я в этот пакет, узнать, что там лежит интересного. А там одни крупы: овсянка, гречка, перловка, рис – и бутылка подсолнечного масла. Как все продумано – кашу сваришь, обязательно ешь ее с маслом, чтобы в горле не застряла. Какой хозяйственный мужик этот владелец «Седьмого континента». И ведь хорошо знает, что для пенсионера каша – самая полезная еда. Не зря любимая пословица у нас: «Щи да каша – основная пища наша». Но я недолго радовался. Посмотрел внимательно цифры на пакете, а даты все просрочены, прошлогодние аж. Но все же решил пакеты не выбрасывать. Скормлю голубям и воробьям в санатории. А у меня даже мысль
мелькнула – может, мне эти крупы домой в деревню привезти. Своих кур порадую. Ты как думаешь, Матрен? Ты в следующем письме отпиши, как мне с ними поступить? Везти или не везти? Ну пока я с этими крупами разбирался, вдруг в купе вваливается наша проводница. Вроде немного протрезвела и румянец даже спал, но, видно, градус из нее еще не весь испарился. В руках у нее стопка белого белья. «Ну что», – говорит она, – «наслушались депутатских сказок? Они вам теперь всю ночь будут сниться, вон они как вас любят. И речи сладкие наговорили, и пайком снабдили, и даже бутылочку не забыли положить. Они богатые, им можно дарить подарки. У них вон какая зарплата, не ровня нашей и вашей. Но я вас тоже люблю.Это моя обязанность – любить и обслуживать вас.
Я вот чистенькое белье принесла, но уговор такой – денежки гоните сразу, не как раньше, по приезду.
Это так было при социализме, а теперь капитализм. Это две большие разницы, поэтому оплата по-новому». Закончила она свою речь и вручает каждому из нас, а в купе нас четверо, простынь, наволочку и еще что-то. И все это сырое и вонючее. Я даже не знаю, чем они пахли: или хлоркой, или еще чем-то. Правда, оказалось, что белье не совсем сухое, и с запахом. Но она в этом не виновата, его ей таким привезли. У них централизованная стирка. А то, что оно сырое, тоже ничего страшного. Примете, мол, сейчас, по стакану, у вас же есть в пакете бутылка, и никакая сырость вам не будет страшна. Она сейчас пойдет по другим купе, а мы должны готовить деньги. Через полчаса она вернется за ними. Ну, сидим мы, четыре мужика, голову ломаем, что нам делать. Отдавать деньги или нет? Решили не отдавать и белье брать не будем. Через полчаса вернулась она, вся такая взвинченная, наверное, и в других купе был разговор непростой. А мы в один голос – белье не берем, денег не даем. Вот тут она как с цепи сорвалась, показала настоящее «шоу». Я хорошо запомнил все ее слова.
«Что значит, не будете», – кричала она, – «за вас буду платить? Вы что, боитесь задницы свои простудить? Неженки хреновые. Если вас бесплатно возят по санаториям, то, значит, за все остальное вам платить не надо? Послушались депутатов, этих болтунов, уши развесили и от меня хотите услышать то же самое? Депутаты в своей Думе хозяева, они могут вам обещать золотые горы, а здесь я хозяйка и не намерена платить за вас за простыни. Предупреждаю», – закончила она, – «если не заплатите, потом пожалеете».
Матрена, если бы ты видела и слышала весь этот спектакль, это «шоу», ты бы месяц не включала бы телевизор, ты бы была сыта по горло увиденным. Накричалась она и ушла. Белье вонючее, правда, забрала. От него уже в купе дышать стало нечем. Мы сразу же дверь закрыли на запор. Вдруг вернется и продолжит это «шоу». Мы даже сквозь стенку слышали, как она в других купе выступала. Мы ведь хотели после митинга познакомиться, стол небольшой собрать из своих припасов, ну и как бывает в таких случаях, немного вздрогнуть… Куда там. После ее криков весь аппетит пропал и настроения уже никакого. Так и завалились спать кто в чем был. Но мы зря думали, что у нас дверь заперта. Она, наверное, знает, как ее открывать. В общем, ночью, я даже не знаю во сколько, ворвались в купе двое или трое и давай нас дубасить, и даже с верхних скинули полок. Я спросонья не понял в чем дело: авария или землетрясение какое-то. Оказывается, все просто: проводница, пьянчужка эта, исполнила свое обещание отомстить нам за наше упрямство. В общем, Матрена, чтобы описать весь этот ужас, который я пережил за эту ночь ни бумаги, ни чернил не хватит. Приеду домой, расскажу во всех деталях. А утром, когда мы приехали на свою станцию к нам в купе, пожаловал опять ОМОН, как в Москве, и приказал всем выходить на перрон с вещами. И здесь шахидов тоже ищут, подумал я, но ошибся. Человек тридцать собралось, потом раздается команда: все, кто не заплатил за белье, шаг вперед. И тут появилась она, наша проводница собственной персоной. Морда опять красная, а на щеке большая царапина и фингал под глазом.
«Вот эти», – говорит она, – «главные дебоширы и хулиганы, нарушители спокойствия». ОМОН окружил нас и повел к вокзалу. Идем мы, а народ останавливается, смотрит на нас. И до того мне стыдно было, Матрен, ты не представляешь, готов был сквозь землю провалиться от стыда. Не знал, куда глаза прятать, чтобы на людей не смотреть. Слышу, как люди спрашивают: «Кого поймали: жуликов, мошенников, наперсточного?». А впереди нас идет проводница, задрав голову, как героиня. Пришли мы в отделение полиции. За столом – майор, молодой, упитанный и что-то дожевывал. Поковырял зубочисткой во рту и говорит проводнице: «Рассказывай, что они натворили».
«Перед вами», – говорит она, – «герои московского поезда, который вез пенсионеров в санаторий. Перед отправкой у них был митинг. Проводить их пришли аж депутаты Государственной думы. Поздравили, напутственные речи говорили, потом вручили продуктовые наборы. В каждом, естественно, бутылка и закуска. А когда они вернулись с митинга в вагоны, устроили проводы. Бутылки быстро опорожнили, и вот тут началось. А перед этим я им белье чистое принесла. Так они отказались за него платить. Придумали, что оно сырое и вонючее, и даже стали его в меня кидать, в общем, устроили драку. И если бы не мои друзья из соседних вагонов, я не знаю, чем бы это для меня кончилось». Кто-то из нашей группы что-то хотел сказать в оправдание, но майор не стал слушать.