Я [презираю] аристо

Очень хотелось продолжить сельскохозяйственные аналогии и заметить о том, что чья бы корова мычала о напыщенности и высокомерии. Но, пожалуй, она права. Пока не разберусь — лучше помалкивать.

Здание местного книгохранилища было выполнено всё в том же узнаваемом стиле — искусном сочетании современного дизайна и закоса под старину. А размерами почти не уступало главному корпусу.

Но от остальных строений ликеумного комплекса это всё же заметно отличалось. Все окна, в которые можно было заглянуть с земли, были наглухо закрыты изнутри плотными шторами. В то время как в других домах я то и дело замечал потолки комнат и кабинетов.

— А мне вот нравится, как книжки пахнут. — Таисья определённо обладала тем же самым обонянием, что и раньше. Поводив носом, она ненадолго задержалась у тяжёлых входных дверей. — И ещё чем-то странным тянет… Не пойму… Вроде приятно… Но раньше тут такого не было.

Сейчас, в человеческом обличье, я не чувствовал ни одной нотки от тех ароматов старой бумаги и клея, который окутывал тут всю округу на Хеловин. Только смола молодых сосен в парке и душноватый запах свежеподстриженной травы на лужайках по периметру здания.

— Запах старых тайн, наверное… — Я осмотрел массивные створки, обитые крашеным металлом. — Тут стучать надо или звонить?

— Тут просто входишь. — Девчонка легко потянула на себя одну из дверей. И когда мы оказались в сумраке небольшого тамбура, нажала на кнопку переговорного устройства на стене. — А вот тут уже звонить.

Пока устройство отвечало нам только тихими длинными гудками, я осмотрелся. Внутри библиотека пока что напоминала совсем не винтажное здание, а шлюз какого-то фантастического космолёта из старых фильмов. Строгая белизна гладких стен, плавные линии и, вроде бы, герметичный второй вход. Тут были уже не створки, а отъезжающая в стену пластина.

— Тут что, внутри всё стерильно, что ли?

— Здесь и в приёмной — нет. Но там, где всякие редкие книжки хранятся, я слышала, что есть комнаты, куда без специального костюма заходить нельзя.

— А как же тогда тут на хеловин полагалось гербовник искать, если всё так строго? Сюда даже Ежика полы мыть пустили…

— А как раз для этого подсказки и были нужны. Код от вот этого замка и место, где в приёмной книжка спрятана. А в само хранилище только Библиотекарь может войти. Ну или Ректор ещё, не знаю… — Таисья отвлеклась и снова задёргала ноздрями, оглядываясь — Хм… Чем же пахнет-то… Что-то знакомое… Совсем недавно же вроде чуяла…

— Слушаю! — Из небольшого динамика наконец-то прозвучал голос человека, которого, похоже, только что отвлекли от важного занятия. И теперь он вынужден тратить драгоценные секунды на не очень приятное общение.

Девчонка перестала принюхиваться и ответила:

— У меня есть заказ!

— Слушаю… — Устало повторил тот же голос. Однако, не смотря на некоторое раздражение, можно было назвать его красивым. Как у новостных дикторов или радиоведущих.

— Да я сама толком не знаю, что мне надо… — Похоже, что где-то здесь была камера. Потому что вдобавок к виноватому голосу девчонка состроила не менее виноватое личико. И захлопала ресницами, глядя на переговорное устройство. — Но если увижу — то наверняка узнаю! Честно-честно!

После короткой паузы, переговорное устройство, в свою очередь, лишь пикнуло — тоже каким-то недовольным тоном. Но внутренняя дверь после этого действительно отъехала в сторону, пропуская нас в более просторный полумрак

Хотя глаза быстро привыкали к мягкому искусственному свету. И вскоре я разглядел всё в подробностях.

Почти сразу за дверью дорогу преграждала длинная стойка, отделявшая нас от длинных рядов высоких полок, уставленных разнообразными книгами. Стеллажи стояли перпендикулярно стойке. И на торце каждой были указаны буквы, с которых начинались названия.

Быстро пробежавшись глазами по видимым из-за стойки корешкам, я понял, что ничего загадочного или редкого тут явно не нет. Судя по всему, это просто бумажные копии тех многочисленных учебников и справочников, которые можно было найти в электронном виде через планшет. И, вроде бы, подшивки свежей периодики.

Тут интерьер уже не бил в глаза больничной белизной. Как и стойка, полки были сделаны из лакированного дерева. И выглядели дорого — ни одной царапинки, потёртости или скола. Пол — из такого же дорого паркета, как и в учебном корпусе или жилых кампусах. Потолок — с фигурными плинтусами и балясинами. И нигде ни пылинки.

В обе стороны от стойки вели массивные деревянные двери, похожие на уличные. Справа, судя по табличке, располагался вход в читальный зал. А слева — комната с копировальной и фототехникой. Сразу припомнился звук машинки для смены слайдов в кабинете истории. Наверное, тут их и делают для какого-нибудь занятия, на котором нужно демонстрировать содержимое редких книг для студенческой аудитории.

А позади стойки нас встречал пожилой человек, чей взгляд разительно отличался от всех остальных конторщиков, с которыми я успел познакомиться в стенах ликеума.

Стариковская ирония и деланная заботливость Пушкаря, классическая интеллигентность и вежливое добродушие Ректора, весёлое, хоть и немного усталое любопытство Технаря, суровая сосредоточенность и подчёркнутая деловитость Ключника — все эти взгляды выглядели вполне естественно на своём месте. И при общении с отпрысками благородных семейств казались вполне приемлемыми.

Но вот это надменное презрение, с которым посмотрел на нас Библиотекарь, я совсем не ожидал встретить в стенах ликеума. Если бы сюда добавить ещё немного злобы, то взгляд этого человека будет уже совсем как тот, с которым на меня смотрел Ратмир Боровик.

Внешний вид служащего и его одежда тоже сильно отличались от тех образов, что я видел раньше. Даже заляпанный маслом комбинезон Димитра выглядел как-то органичнее. А этот… Словно только что из-под одеяла вылез. Где перед этим спал прямо в одежде.

Мятая белая рубашка хоть и была чистой, но опрятной отнюдь не выглядела. Бордовый жилет наполовину расстёгнут. Ниже пояса Библиотекаря не было видно за стойкой, но наверняка и брюки тоже мятые — как и он сам. Мешки под глазами, усталые морщины, неаккуратная запущенная причёска, давно требующая внимания цирюльника. Всё это ещё меньше сочеталось с той непомерной гордыней, что читалась в обращённых на нас глазах.

Может прав был Тумир, когда я однажды спросил у него, почему говорят «горе от ума». Тогда старик почесал бороду и предположил, что это всё из-за того, что шибко умному и непомерно эрудированному человеку все остальные кажутся непроходимыми идиотами. Даже если на самом деле они просто не настолько богаты знаниями, но достаточно сообразительны и профессиональны в какой-то своей, отдельной сфере знаний. Например, в подметании улиц, как он сам. И поэтому таким людям трудно найти себе приятелей. Вот потому «умники» всё время грустные и ходят. И никого не любят.