Я пришла попрощаться

Я знала, что Дэвид был против собеседования. Он англичанин и не выносит вмешательства в личную жизнь. Я предупредила, чтобы он даже не пытался шутить с австралийскими бюрократами среднего уровня. Они знают себе цену и ни на минуту не усомнятся в своем праве наказать вас.

Я видела, что Дэвиду не нравится социальный работник, ее многослойная одежда, распущенные волосы. Первые вопросы были безобидными: сколько вам лет, как вы зарабатываете на жизнь и так далее.

Затем она поинтересовалась, как мы собираемся сохранить наследие Саванны и поддерживать ее самосознание — ее наполовину суданское происхождение.

Дэвид ответил:

— Она будет чернокожей. И мы не будем скрывать это от нее.

Затем социальный работник спросила, не собираемся ли мы перевезти Саванну в Судан, когда она станет старше.

Дэвид ответил:

— Я полагаю, это зависит от обстановки в этой стране.

Следующий вопрос был о том, как мы объясним цвет кожи Саванны окружающим нас людям. Дэвид ответил:

— Мы скажем им, чтобы занимались своими делами.

Но очевидно, социальный работник ожидала, что мы ответим: «Мы будем учить Саванну гордиться своим происхождением».

В конце собеседования разгорелась короткая дискуссия о Малоке: будем ли мы поддерживать с ним отношения. Я ответила:

— Да, конечно, — и добавила, что мы хотели бы предложить Саванне одну из хороших школ в безопасном районе. Я имела в виду, что мы в состоянии обеспечить малышку материально, но социальный работник заинтересовалась тем, как я буду поддерживать самосознание ребенка, в котором соединились две культуры.

После ее ухода Дэвид сказал:

— Она хочет, чтобы ребенок рос у суданцев. Она хочет, чтобы мы научили девочку ходить к деревенскому колодцу и набирать воду в ванную. Понимаешь, Кэт, мы недостаточно черные, мы не едим козлятину. Социальный работник ожидает именно этого.

Мы были расстроены, когда прочитали ее отчет. Те факты, которые должны были сработать в нашу пользу, были представлены негативно.

Особое внимание было обращено на район, где мы живем: на состоятельность жителей и на отсутствие расового разнообразия.

Я сделала копию этих документов и отправила по электронной почте отцу.

Он высказал свое отношение к этому в грубой форме, но очень точно:

— От этой женщины несет лошадиным навозом. Она хотела доказать вам, что, несмотря на всю вашу обеспеченность, она обладает полномочиями не позволить вам взять этого ребенка.

В тот же день я поговорила с нашим адвокатом. Я сообщила ему, что отчет был негативным: в нем говорилось, что Саванна должна находиться с более подходящими ей родителями, которые поддержат ее самосознание. Другими словами, Саванне будет лучше с незнакомыми людьми, чем с Дэвидом и со мной.

Донна-Фей тоже пришла с нами на суд. Судья некоторое время разговаривала непосредственно с ней:

— Мисс Атлей, вы понимаете, что являетесь объектом обсуждения вопроса об опекунстве до рождения ребенка?

— Нет.

— Это означает, что департамент не разрешит вам ухаживать за ребенком после его рождения, поскольку ваше заболевание связано с психическим расстройством.

— Я лежала в психиатрической клинике, но ведь сейчас я в другом месте.

— Вы понимаете, что произойдет, когда родится ваш ребенок?

— Вы имеете в виду, что его заберут?

Странно, но Донна-Фей произнесла это очень спокойно и не выглядела при этом несчастной. Она произнесла это так просто, как будто надеялась, что ответила правильно.

— Вы знаете, что ваша сестра Каарен Атлей и ее муж Дэвид будут ухаживать за вашим ребенком?

Донна-Фей кивнула и сказала:

— Да, это хорошо.

— Но департамент считает, что для вашего ребенка будет лучше, если он будет находиться с суданскими родственниками.

— И это тоже будет хорошо.

Судья смутилась и сказала:

— Прекрасно.

Юрист, представляющий департамент, доказывал, что в интересах Саванны расти и познавать суданскую культуру. Потом длилась дискуссия о том, нужно ли предоставлять суданским детям возможность узнать свою культуру, если они не проживают на исторической родине.

К нашей радости, судья подытожила:

— Мне кажется, что план департамента о размещении ребенка в незнакомом месте с незнакомыми людьми не имеет смысла. Когда Саванна родится, она будет передана под опеку Каарен Атлей и ее мужа Дэвида Бенетта.

Судья добавила, что нам необходимо сделать так, чтобы Донна-Фей и Малок участвовали в жизни Саванны. Она попросила департамент составить распорядок, и мы обязаны будем придерживаться его. Я видела, что представители департамента были разочарованы, но за судьей осталось последнее слово.

Мы покинули суд, довольные результатом. Недалеко от здания суда было кафе, и мы решили отпраздновать нашу победу. Я заказала капуччино, и Донна-Фей сказала:

— И я хочу.

Мне пришлось напомнить ей о беременности, и я заказала для нее чай. Я обратилась к сестре:

— Донна-Фей, это прекрасный результат, мы победили.

— Да, мы победили.

В тот момент я действительно воспринимала это как победу и у меня не было никаких сомнений.

Через неделю мы с отцом, который практически жил у нас, отвезли Донну-Фей в больницу. Помню, как отец сказал:

— Эта больница похожа на отель «Хайатт».

Он сравнивал ее с больницей в Форстере. Тут была роскошная мраморная стойка в приемной, цветы в красивых вазах на подставках.

Я позвонила в больницу и объяснила ситуацию: моя сестра будет рожать у них, а мы с мужем станем ухаживать за ребенком после родов. Нас встретила старшая медсестра. Стараясь организовать радушный прием, она подарила Фэт специальную сумку. В ней было меню больницы и знаменитый медвежонок — талисман этой больницы, — белый, с красным крестом на жилетке.

Фэт спросила:

— Если мне нельзя оставить ребенка, можно я хотя бы оставлю себе медведя?

Старшая медсестра смутилась, засмеялась и сказала:

— Я уверена, что мы сможем найти еще одного медвежонка.

Через неделю мы опять были в больнице. На этот раз врачи проверяли, есть ли необходимость делать Фэт кесарево сечение. Я помню, как они шли по коридору — большая Фэт и рядом с ней отец, с бородой, в рубашке с короткими рукавами и в шортах.

Кроме нас было два социальных работника и Малок. Департамент был решительно настроен вовлекать его в процесс, хотелось ему этого или нет, поэтому за ним присылали машину за государственный счет. Могу только представить эти расходы: социальные работники ехали за Малоком в Тамворт, забирали его и привозили в Сидней.