Я ревную не тебя!

– Нет, не все. Почему ты запретил нам рассказывать Клэри о том, что произошло? Она ведь имеет право знать об этом!

– Нет, не имеет. Я так сказал, и это не обсуждается, Иззи.

– Не будь ослом, Алек! Я у тебя нормально спросила и жду полного ответа! – девушка стала закипать, поэтому в этот раз её голос прозвучал немного громче и жестче.

– Что ты хочешь услышать, Из? Ты думаешь, ей будет легче, если она услышит всю эту чушь о сфере? Весь этот бред о чувствах, неземной любви и тому подобное. Оно ей нужно? Или ты хочешь, чтобы она узнала, что была мертва минут 10, пока её не оживила непонятная сфера, которая, по словам Магнуса, возникла из-за чувств, которых мы друг к другу НЕ испытываем? ЭТО ты хочешь ей рассказать? Ей от этого легче не станет. Поверь мне. – все это Алек говорил, немного повышая голос, а вот последняя фраза была сказана совсем тихо, еле слышно.

Иззи аж выдохнула от удивления и внезапной догадки, которая пришла в её голову. Она подняла глаза на брата, пытаясь встретиться с ним взглядом, и сказала.

– Так вот в чем дело. Ты не хочешь, чтобы она узнала о твоих чувствах. Ты боишься, что у неё действительно есть к тебе чувства, о которых говорил Магнус, и тогда тебе будет сложнее скрывать свои собственные. Поэтому ты не хочешь, чтобы она знала об этой сфере, ведь тогда она будет заниматься самокопанием точно так же, как сейчас это делаешь ты. Я ведь права, Алек?

Иззи смотрела ему в глаза и на долю секунды увидела в них обреченность и согласие, которое вновь скрылось за ледяным барьером. Он холодно посмотрел на неё и сказал.

– Думай, как хочешь. Но от этой правды лучше никому не станет. Если ты переживаешь за Клэри, то промолчишь, как я тебе и сказал. Выбор за тобой. А сейчас, прости, но я устал и хочу отдохнуть. Поговорим как-нибудь потом.

Тон, которым все это было сказано, не подразумевал возражений, да и сам Алек подошел к окну и, повернувшись спиной к сестре, стал смотреть на утренний Нью-Йорк.

Иззи глубоко вздохнула и сказала, смотря на спину брата.

– Я ничего ей не скажу, но это пока. Я надеюсь, ты разберешься в себе и примешь свои чувства. И тогда ты сам все ей расскажешь. Если же нет, то рано или поздно все ей расскажу я.

Сказав это, девушка развернулась и тихо вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. От звука закрывающейся двери Алек вздохнул и опустил голову. Это все было слишком сложно для него. Он привык, что в его жизни все четко и понятно. Он всегда был строгим охотником, которым руководит только долг, правила и закон, которому должен подчиняться каждый. Свои чувства он не привык показывать кому-либо, даже семье. Только сестре, родителям и брату он мог искренне, тепло и с любовью улыбаться, ведь это его семья, часть его самого. Только к ним он всегда питал нежность и любовь, и всегда считал это нормальным.

С самого детства Алек для себя решил, что любое проявление любви или привязанности делает охотника слабее, уязвимее. Он боится потерять того, кого любит, и поэтому им можно манипулировать. Влюбленный человек не может смело идти в бой, не думая о последствиях. Настоящий охотник никогда не должен бояться смерти, ведь погибнуть в бою – это наивысшая честь для воина. Но влюбленный охотник начинает бояться смерти, бояться разлуки с любимой. Он становится уязвимым, и его легче победить, проще уничтожить.

Алек никогда не хотел быть уязвимым, он боялся этого. Даже своих родных он не подпускал к себе слишком близко, чтобы потом было не так больно. Именно поэтому он окружил себя и свое сердце стеной изо льда, которую никому не удалось пробить, но только, похоже, до появления одного рыжеволосого огонька…

Лайтвуд вновь глубоко вздохнул и запустил руку в собственные волосы. Как же ему сейчас было тяжело. Он всегда точно знал, чего хочет и что чувствует. А сейчас он совершенно не контролировал себя и свои чувства. Да и он не мог понять, какие именно в нем сейчас бушуют чувства. Он отвернулся от окна и подошел к кровати, на которую тут же упал, положив руки за голову и закрыв глаза. Алек постарался разобраться во всем по порядку.

Для начала, он не мог понять, почему именно так среагировал на смерть Клэри. Он задавал себе этот вопрос уже несколько раз, но так и не смог найти нормальный ответ. Буквально часом ранее он говорил ей, что только обрадуется и облегченно выдохнет, если она умрет. И на тот момент ему казалось, что он верит своим словам, что говорит правду. Но когда он увидел бездыханное тело девушки, что-то оборвалось внутри, что-то сломалось. Будто сломался какой-то рычажок, который держал эмоции Алека на замке. В тот момент жизнь показалась ему немилой, а мир – пустым и бесцветным. Было такое чувство, что у него отобрали желание жить, способность радоваться, смеяться.. У него отняли жизнь, но оставили дикую боль и всепоглощающую пустоту, которую уже ничем не заполнить.

Можете не верить, но Алек даже не помнил подробно все свои действия в тот момент. Он понимал, что не должен показывать свою слабость, свою реакцию, свою боль. Он не должен был становиться перед её телом на колени, не должен был шептать те слова, не должен был держать её за руки.. Он не должен был этого всего делать, но делал, ибо все остальное уже не имело смысла. Вся жизнь не имела смысла без неё, без её зеленых глаз, огненных волос, без её лучистой улыбки и звонкого смеха.. Сейчас нефелим анализировал те свои действия и чувства, и было такое ощущение, что им что-то или кто-то руководил, ведь никогда до этого он не терял над собой контроль. Ни разу за все свои годы он не давал воли чувствам и эмоциям, какими бы они не были. А тут… Алек совершенно не узнавал себя..

А эта сфера.. Это еще одна вещь, которую он совершенно не мог понять. По всем рассказам Магнуса Алек понял то, что она не возникла бы без взаимных чувств со стороны его и Клэри. Маг говорил, что должна быть искренняя и большая любовь в их сердцах.. Но Алек не чувствовал её. Он не мог отыскать в своем сердце той самой большой и чистой любви к этой девушке. Еще вчера он ненавидел её всей душой, а сегодня сработала эта сфера, да еще и с таким подтекстом. Или же это ему только казалось, что он ненавидит эту девушку?

Она внесла хаос в его размеренную и спокойную жизнь. Каждый день Лайтвуда проходил по ненаписанному графику, один за другим. Он никогда не нарушал правил, не шел против воли родителей и Конклава, никогда не соглашался на необдуманные поступки… он никогда не веселился… А с появлением Клэри все изменилось. Правила нарушались одно за другим, никто не считался с мнением Лайтвудов старших и Конклава. Каждый день эта неугомонная что-то чудила, доводя тем самым Алека до припадка. Её звонкий смех, который все время разносился по тихому до её появления Институту, бесил охотника, казался самым ужасным звуком в мире.

И добавляло ему злости еще и то, что Иззи и Джейс с первого же дня попали под её очарование. Иззи увидела в ней подругу, о которой всегда мечтала, а Джейс – очередную пассию, очередную «любовь на всю жизнь». Они потакали ей во всем, наплевав на мнение самого Алека, а ведь до её появления такого не было. Слово старшего Лайтвуда всегда было главным, и его оспорить могли только родители. Но с появлением Клэри все изменилось, и это невероятно бесило нефелима. Он перестал контролировать ситуацию, но оставался ответственным за все, и за её жизнь в том числе.