Я русский солдат! Годы сражения

А. Проханов: – Победа оправдывает всё. Победа 1945 года оправдывает всё. В том числе и факт продолжающегося существования еврейского народа, не только в России, а в мире – он объясняется только победой 1945 года.

Н. Болтянская: – Угу.

А. Проханов: – Если бы не было этой победы, евреев бы не существовало.

Н. Болтянская: – Ну, не только евреев.

А. Проханов: – Я думаю, что и русских бы не существовало во многом, но не существовало бы и евреев. Поэтому победа 1945 года как детище Сталина, детище сталинизма советского – она искупает многое.

Н. Болтянская: – Что-то у вас сегодня болит еврейский вопрос как-то во всём. Что-то случилось?

А. Проханов: – Давайте говорить…

Н. Болтянская: – Давайте. «Александр Андреевич, – это вопрос из интернета, – о мере ответственности различных служб и ведомств за крымскую трагедию высказались уже все. Вы можете подвести итоги?», – спрашивает Евгений из Новосибирска.

А. Проханов:– Не могу по одной причине. В то время, когда происходили эти очень важные, мучительные дебаты, я находился сначала в Сарове, я работал с академиками нашими блестящими, продолжающими сейчас исследования, которые вели Харитон, Зельдович и Сахаров, создающими новые варианты российского ядерного оружия и систем ПРО. Это гигантские люди. Я познакомился с потрясающим человеком, с академиком… с которым 20 с гаком лет назад встречался на полигоне в Семипалатинске. Мы присутствовали при взрыве его оружия, его бомбы, и я не знал его, мы не были с ним знакомы. Вот теперь только мы познакомились. А теперь вот я только что вернулся с Украины, где я вел беседу с Азаровым, премьер-министром. Конечно, тоже потрясающий человек, умница, прорусский человек. Это просто русский человек. Он мне открыл наконец драму сегодняшней Украины. Это глубинная драма, раскол, который сегодня рассекает украинское общество на две половины – прорусскую часть, тяготеющую к общему русскому, между-славянскому, и русофобскую, сложившуюся в такой очень мощный, агрессивный, пассионарный комплот, и она, эта вторая часть, торпедирует все инициативы, связанные с созданием общего славянского поля.

Поэтому русский язык, проблема русского языка, как он мне объяснял, и севастопольский флот крымский, и проблема православия, и всё, что взрывает сегодняшнюю Украину – результат вот этой таинственной глубинной связи. Он, конечно, блестящий политик. Я просто не подозревал, что на Украине существуют такие умницы. Вот поэтому я не занимался Крымском.

Н. Болтянская: – Но возвращаюсь к закону о клевете. Вот этот вопрос, меня он, правда, очень беспокоит.

А. Проханов: – И меня тоже.

Н. Болтянская: – Дело в том, что уже объявлена официальная цифра погибших. И в то же время продолжаются разговоры о том, что их было в десятки раз больше. И в связи с этим вопрос вот какой.

Пункт первый. Если их действительно было в десятки раз больше (все там называют цифры в несколько тысяч) – всех этих людей, которые погибли и которые якобы не опознаны, – то разве у них не было родственников, никого, ни единого человека, который бы начал звонить в колокола и спрашивать: «Где мои близкие?». Или это уже мы настолько готовы к тому, чтобы ждать от каждой трагедии, что она должна быть ещё большей?

А. Проханов: – Я думаю, что второе. Просто это действительно огромная трагедия. А такого рода трагедии, катастрофы, военные или стихийные – они же травмируют общественное сознание, они делают безумными целые пласты. И вот это безумное горе, безумная тоска и желание объяснить состояние паники, кошмара объёмом трагедии, увеличивая этот объём, – оно понятно. Так было и в 1993 году, когда танки Ельцина стреляли по Дому Советов, среди моих друзей ходила цифра (и я её придерживался долгое время), что там погибло несколько тысяч, или что работали чёрные крематории ночами и сжигали эти трупы.

Н. Болтянская: – Ну, имена должны же были всплыть?

А. Проханов: – Говорили, что это приезжие. А потом, Нателла, у нас ведь в России пропадают десятки тысяч в год людей безымянных, и имена не всплывают.

Н. Болтянская: – То есть всё люди, не имеющие близких? Если, не дай бог, кто-то из близких пропадает, естественно, я начинаю дёргаться и…

А. Проханов: – И куда вы дёргаетесь? На телевидение, на радио?

Н. Болтянская: – Куда угодно.

А. Проханов: – И вы дергаетесь в своей деревеньке, и там ваши слезы и ваша беда тонут в этом глухом белом шуме, откуда ничего не вырывается. Поэтому я думаю, что, наверное, число жертв было меньше. Наверное, оно было меньше. Я тоже не доверяю официальной статистике, потому что власть склонна постоянно преуменьшать это число. В этом логика есть определённая, но что там были десятки тысяч – это маловероятно. По существу, ведь тогда практически всё население Крымска оказалось бы там под водой и погибло.

Н. Болтянская: – А документы о том, что были выбросы из водохранилища в «Новой газете»?

А. Проханов: – Я не видел. Идёт информационная война. Повторяю. Всё, что сейчас происходит в информационном поле – это так или иначе схватка между властью и либеральными СМИ, либеральной культурой, либеральным укладом. И о чём бы мы с вами ни говорили – список Магнитского…

Н. Болтянская: – А, может, между властью и всеми остальными?

А. Проханов: – И кем ещё?

Н. Болтянская: – Всем остальным населением России.

А. Проханов: – Кроме меня.

Н. Болтянская: – А, вы за власть?

А. Проханов: – Я за власть, и со мной ещё те, кто голосовали за Путина. Не преувеличивайте значение либерализма в России сегодня.

Н. Болтянская: – Я не преувеличиваю. Ну, мы разберёмся с этой и другими темами в разговоре с Александром Прохановым…

Линейку-то захватили?

А. Проханов: – М..?

Н. Болтянская: – Линейку захватили?

А. Проханов: – Какую свинью вы мне хотите подложить сейчас?