Я русский

– Да нет, – вздыхаю, – уже, пожалуй, не нужна.

И излагаю события.

В своей версии, разумеется.

Но – максимально приближенной к реальной боевой действительности.

Инга моментально становится серьезной, потом подходит к Злате, обнимает ее за плечи.

И я замечаю, что эти плечи опять мелко дрожат.

Будто моя принцесса вот-вот снова расплачется.

– Пойдем, – говорит Инга, – пойдем со мной, девочка. Пойдем в дом. Сейчас мы с тобой умоемся, почистим перышки, приведем себя в порядок…

И, большой, рассерженной кошкой, вполоборота в мою сторону:

– Мудак!

Я чуть сигарету от удивления не проглотил.

Нет, ну ни фига же себе!

Я же – как лучше хотел!

Гляжу, Али тоже башкой укоризненно качает.

– Не могли просто эту шпану пугнуть, что ли?! Тоже мне, хардкор, блин. Раззуделась удаль молодецкая?! Идиоты! Пижоны доморощенные. Спортсмены. А что у девчонки шок может быть, трудно, блин, догадаться?! Она же, может, кровь впервые в жизни увидела, ты, козел! Вот ведь, блин, учишь вас, учишь…

И тоже уходит в дом.

А мы с Никитосом так и остаемся стоять на крыльце.

С раззявленными, мягко говоря, щщами.

Может, думаю, мы и вправду что-то не так сделали?

Да нет, все верно.

По крайней мере, сегодня эти уроды уж точно никого не ограбят, не убьют и не изнасилуют.

Это что, плохо?!

Хотя насчет Златы, наверное, Али прав: не стоило девчонку так вот сразу шокировать.

Неудобно получилось, чего уж тут говорить.

Интересно, как она там сейчас?

В это время дверь открывается и на крыльце снова появляется Али. С бутылкой коньяка в руках.

И с тремя пустыми стаканами.

– Пойдем, – качает головой, – выпьем, идиоты малолетние. На лавочке посидим, пока там Инга твою Злату в порядок приводит. Похоже, кстати, хорошая девочка. И любит тебя, идиота. Вот ведь повезло придурку. Прям как утопленнику.

– Хм-м, – удивляюсь, – а в чем, интересно, утопленнику повезти может?

Али жмет плечами.

– Хрен его знает, – ставит стаканы и бутылку на лавочку. – Может, в том, что не повесили…

– Ну, – смеется Никитос, – разве что в этом. Ты б лучше сказал, Глеб, в чем наш косяк-то? Че вы все на нас с Дэном накинулись?!

Али хмыкает, ехидно изгибая левую бровь «домиком».

– Дэн уже, по-моему, понял. Правда, Дэн?

Я – молчу.

Если честно, ни хрена я не понял.

Так, догадки.

С одной стороны, мы с Никитосом стопудово правы были.

Даже безотносительно личных тем.

Ведь если по-взрослому разобраться, этих отморозков даже в ментовку сдавать бессмысленно.

И не потому, что тупо откупятся.

Откупятся, не откупятся – какая разница.

Думаю, у главаря, которому я щщи розочкой располосовал, в районной ментуре куча друганов и одноклассников.

А то и родственников.

Так что даже если б мы их тупо повязали и чисто по закону отвели в ближайшее отделение – толку от этого не было бы ровным счетом никакого.

Но это не важно.

Важно то, что когда бы эти гоблины из ментуры ни вышли – хоть через день, хоть через семь лет, скажем, по приговору суда, – в их тупых мозгах все одно ничего, по сути, не изменилось бы.

Ни-че-го.

И в следующий раз, возможно, их жертвой стал бы тот, кто не имеет такой школы уличных драк, как мы с Никитосом.

Так в чем тогда наш косяк, извините?

В излишней жестокости?!

А что делать, если эти уроды по-другому не понимают?!

А Злата…

А что Злата?

Пусть привыкает.

Нам с ней – жить.

Долго и, по возможности, счастливо.

Так что о моей «изнанке» ей лучше сейчас узнать, чем через пару лет или месяцев.

Потому что я такой, какой я есть.

Санитар леса.

И меняться в этом отношении – не собираюсь.

– Что, Дэн, и вправду понял? – продолжает лезть Никитос.

Жму плечами.

– Давайте лучше выпьем, – говорю. – И забудем на хрен эту никому, блин, не нужную историю.

Что мы немедленно и сделали.

А через некоторое время к нам Инга присоединилась.

Со своим стаканом, само собой.

– Напугал ты девчонку прямо до полусмерти, – вздыхает. – Она ведь любит тебя. И похоже, по-настоящему.

– Я ее тоже, кажется, люблю, Инг. И что теперь, не пить?

– Да пить, конечно! – смеется. – Только приучать к своей жизненной философии влюбленную в тебя девочку нужно не сразу. Она же совсем маленькая еще. К тому же иностранка, человек с совершенно другой ментальностью. Меня вон Глеб, знаешь, как берег от лишних знаний о своих невинных развлечениях? И то в шоке была, когда узнала! А если б раньше узнала, могла бы и замуж за него не выйти, представляешь?! И мучились бы сейчас оба.

Чокается с Глебом, делает маленький глоток коньячку, потом прижимается к нему, осторожно целует в свежевыбритую щеку.

– Да, – вздыхаю.

До меня, кажется, наконец-то начинает доходить вся щекотливость сложившейся ситуации.

– Что «да»? – усмехается Глеб. – Иди, вымаливай у девчонки прощение. Докури только сначала. И пару раз вдохни поглубже, чтобы немного успокоиться.

– Не стоит, – качает головой Инга. – Я ее успокоительными накачала. А потом отвела на второй этаж, в спальню. Пледиком там накрыла. Пусть поспит девочка. Она, кажется, этого идиота и так уже простила, просто в шоке до сих пор…

…Злата, кстати, так и проспала всю ночь, даже Новый год с нами не встретила.

Видимо, и вправду ее Инга серьезно успокоительными накачала.

Да и сам этот праздник был пока что для моей девочки понятием довольно абстрактным.

В Чехии, как и во всей Европе, главным все-таки является Рождество.

Но все равно нехорошо получилось.

Причем, что самое обидное, – винить в произошедшем, кроме себя – некого.

Сам дурак.

…Когда я в полчетвертого ночи тоже ушел спать, Злата так трогательно дышала, свернувшись калачиком под теплым шерстяным пледом, что побеспокоить ее я не решился.