Я- Русский!
Шрифт:
– Война - это страшно,- буркнул дед.
– Лучше б вообще никаких войн не было....
– Ну, деда...
– За русских я б воевал, пострелёнок. За Государя Императора....
– Как за Государя?
– удивляюсь я.
– Ты же красный?
– Я - русский!
– поправляет дед.
– Знаешь, внучек, красные - белые.... Не в цвете дело.... Дело в том - кто ты
– Как это?
– А вот так... Эх, как же ты меня напоминаешь....
Дед, я на маму похож....
– По - другому напоминаешь. Этот же вопрос мы задавали в 42-м человеку, которого считали врагом просто потому, что он был самим собой.
– В 42-м? Это в войну? А кто этот человек? Генерал? Маршал?
– Русский. Всё, пострелёнок, уймись...
... Но разве от мальчишки, который настроился слушать про войну, отвяжешься?
...Хочу сказать, что пользуясь правом автора, ( всё - таки превращаю слово изустное в слово печатное), я изменил имена действующих лиц его рассказа, а так же попросить прощения у возможных читателей за возможные неточности. Всё - таки, когда я услышал эту историю мне шел всего лишь 15 год...
...Вот что рассказал дед...
... Поздняя осень 1942 года.
Мы с товарищем пробираемся к своим из окружения...
...Вечером, когда уже начало смеркаться мы вышли к одинокому рубленому дому с тесовой крышей.
В окнах уже горел тусклый, мерцающий желтый свет. Внутри кто - то был.
Но кто?
Лежали долго в кустах, наблюдая за домом. Никто не выходил.
Я молча протянул финку Семену, сам же остался с трёхлинейкой. Потом пополз к дому, махнув рукой - мол, давай за мной.
Около забора остановились. Я метнул через него палку.
Семен вопросительно кивнул - зачем это?
Я подождал минуту, потом шепнул:
– Мало ли собака...
Собаки не оказалось.
Полезли тогда через дыру в заборе, подкрались к окошку и заглянули в него.
За столом сидел старик в круглых очках и чистил то ли картофелину, то ли луковицу около свечки. Больше, вроде бы, никого не было видно.
Мы непроизвольно сглотнули. И не сговариваясь, шмыгнули на крыльцо и осторожно постучали в дверь.
Прошла минута-другая...
Но вот зашаркали шаги, послышалось глуховатое покашливание и старческий дребезжащий голос осторожно спросил:
– Кого надо?
– Дед, открой, свои мы, русские!
За дверью помолчали, а потом дверь заскрипела и приоткрылась.
– Кто тут?
– выглянул старик в белом исподнем, с накинутой на сутулые плечи телогрейкой.
–
Ох ты Господи Иисусе Христе, - мелко перекрестился он, разглядев две грязные фигуры на своём пороге.– Дедушка, свои мы! В хате есть кто?
– Нету немцев, сынки! Вот тебе крест! Тут редко они бывают. Заходьте, заходьте... Да скорее, тепло не выпускайте...
Мы ввалились в тепло дома и упали возле печки.
– Откуда ж вы, милые,- вздохнул старик, осторожно опускаясь на скобленую добела скамейку.
– Из - под N, дед! Дай поесть чего - нибудь, а?
Старик суетливо бросился к столу, откинул полотенце и отломил от ковриги два больших ломтя хлеба.
Мы вцепились в него, словно два голодных волка. И хлеб тут же застрял в сухой глотке, так, что невозможно было проглотить.
Я закашлялся, покраснел. А Семен, показывая рукой на горло, прохрипел:
– Дайте воды! Во-о-о-ды...
Хозяин покачал головой и подал нам по кружке молока.
Захлёбываясь, пили мы кислое теплое молоко...
– Живым - живое, - пробормотал старик.
– Живым живое!
Но через минуту у обоих начались острые рези в животе, спазмы один за другим скручивали внутренности. Сначала Семён, потом я упали на пол, корчась в судорогах.
Старик всполошился, подскочил к печи, открыл рогачом заслонку, достал чугунок, кружкой зачерпнул воды и подал нам.
От воды слегка полегчало.
– Полезайте-ка парни на печку. Погреетесь да отоспитесь. А я сейчас прибегу.
– Ты дед куда?
– насторожился я, пытаясь подсадить Семена, а другой рукой держа винтовку.
– Ты, сынок, не бойся, не за немцами. Вот тебе крест святой перед иконами.
– И старик перекрестился на лики икон, освещенные маленькой лампадкой.
– За бабкой Меланьей сбегаю, вишь, чего... Подружка она моей покойницы... Надо же, такая постная еда, а беды сколько наделала... А винтовку то ты убери от греха.
– Не дам!
– прищурился я.
– Со мной будет.
– Ну с тобой так с тобой, - согласился дед.
– Я сынки скоро. Спите пока.
– И хлопнул дверью.
– Жрать хочу, - простонал Семен и полез с печки обратно.
Я хотел его остановить, но полез вслед за ним.
Под полотенцем на столе мы обнаружили картофельный теплый суп, хлеб и крупную соль. И, даже не садясь на лавку, сожрали всё это богатство.
А потом кое как забрались обратно. Стало, наконец, хорошо, пахло теплыми кирпичами и хлебом...
Я проснулся через час от начинающихся снова резей в животе. Рядом стонал Семен, похоже, от той же причины.
– Ой, ядрёна кочерыжка! Больно то как!
– Брюхо растирай!
– сквозь зубы, преодолевая боль прошипел я.
– Не помогает!
В этот момент открылась дверь. На пороге стояла маленькая, чистенькая старушка. Хозяин дома из-за ее спины сказал:
– Вот это и есть Меланья. Сейчас она вам от живота поможет.
Старушка скинула пальтишко, а дед из-за пазухи достал литровую бутылку молока.