Я с тобой
Шрифт:
– Ну что, Лиз, встаем?
– Встаем! – улыбнулась моя заноза.
Мы пошли умываться в баню, и я показала, как наш быт устроен. Баба Катя еще отдыхала, поэтому мы решили ее не будить и сами завтрак приготовить. Я занималась блинами, а на Лизе была глазунья. Когда уже почти накрыли на стол, бабушка проснулась и успела умыться. Я подошла к ней, обняла и поцеловала.
– Ну ты и ласкуша моя.
– Бабуль, проходи завтракать.
В целом отпуск прошел хорошо, размеренно. Видно было, что Лизке моей скучно. Она с удовольствием ходила на рыбалку и рассекала на велосипеде по деревне.
Я объяснила Лизе, что моя бабушка хорошая травница, на что Лизка сказала:
– Что, прям как ведьма? Лесная, настоящая?
– Ну да, ну, да, – улыбнулась я Лизке.
Вот как у нее получается видеть самую суть? Наверное, она чувствительна к магии. Мне бабушка про таких рассказывала. Это значит, что в роду кто-то с силой был. Вот она и чувствует силу.
Бабушке Лиза очень понравилась. Когда мы прощались, баба Катя позвала ее еще приехать в гости.
Вот так на позитиве мы и вернулись в Москву. А там меня учеба затянула, а Лизку работа. Но по вечерам она всегда гуляла в парке с Реем, а после прогулки они шли меня встречать на автобусную остановку.
В тот вечер, когда я возвращалась домой на маршрутке, погода была ужасная. Шел первый снег, падая на землю большими хлопьями, и на дороге была каша. Многие еще ездили на летней резине, и из-за этого в городе было много аварий. Маршрутка остановилась, не доезжая до остановки, и водитель объявил:
– Кто планировал выйти на Филях – выходите сейчас. Впереди авария, и у меня не получится подъехать к остановке, придется объезжать.
– «Ну ладно, – подумала я, – прогуляюсь немного, тоже мне трагедия».
Я вышла из маршрутки и с трудом стала пробираться через снежную кашу. Какой кошмар! Похоже, техника вообще сегодня не справляется. Дойдя до тротуара, я пошла в сторону остановки. Чем ближе я подходила, тем сильнее у меня щемило в груди от дурного предчувствия. Перед остановкой толпился народ, стояли машины скорой помощи и полиция. Мне не было видно, что там происходит.
Подходя поближе, я стала прислушиваться к разговорам прохожих. Они говорили, что водитель не справился с управлением и влетел в остановку, полную людей. Наверное, пьяный был. Я ускорила шаг, пытаясь растолкать толпу, но меня остановил полицейский со словами:
– Девушка, туда никому нельзя.
И тут я увидела мечущегося Рея, который жалобно скулил и жался к земле. Я со всей силы смогла оттолкнуть полицейского и рвануть к остановке. Господи, упала на колени в ледяную кашу, колготки сразу промокли. Там было месиво из железа и кусков вещей, а еще много крови, пропитавший снег. Ко мне подлетел полицейский, подхватил меня под мышки и резко вздернул вверх, поставив на ноги.
И тут я пришла в себя, закричала истошно.
– Лизка-а-а-а!
Горючие слезы хлынули по щекам, прокладывая соленые дорожки отчаяния.
Я кричала, вырывалась, дралась и пыталась прорваться к ней. В тот момент я точно знала: моя Лизка там, в этой груде искореженного металла остановки и человеческих тел. Полицейский сумел дотащить меня, истошно рыдающую, до машины скорой помощи и передать медбрату. Мне вкололи успокоительное, после чего я перестала выть и просто сидела, а из глаз текли реки
слез.Полицейский подошел к своему коллеге, в руках у которого поводок с Реем.
– Что нам делать с псом?
Я молча встала, подошла и сказала, что это мой пес.
Дальше все события проходили как в тумане. Тяжелее всего было позвонить Пашке. Мне казалось, что если я не буду говорить вслух о том, что Лизонька моя погибла, то, значит, этого и не случилось. Страшно было осознать, что вот так какой-то случай сломал не одну жизнь.
Папа Лизы слег с сердечным приступом, поэтому приехать смогли только мама Наташа и Пашка. Сначала хотели похоронить Лизу в Москве, потому что было непонятно, как доставить гроб в Белокуриху, и это заняло бы много времени. Пока они раздумывали, как-то вечером моя бабушка позвонила тете Наташе и поговорила с ней, после чего было решено везти Лизу домой.
Это было очень тяжело, сопровождали закрытый гроб только мы с Пашкой, а маму и Рея отправили на самолете. Все, кто успел подтянуться в Москву, тоже взяли билеты обратно. Бабушка объяснила мне, как нужно правильно попрощаться с Лизой и дала мне наказ сразу возвращаться в деревню.
На похороны пришло так много народа, что гроб несли на руках по улицам до самого кладбища. Многие знали это солнышко, ведь город маленький, и родителей Лизы тоже многие знали и пришли, чтоб поддержать их. Я бросила в яму специально подготовленные цветы с заговором, и тут у меня потекли слезы. Горячие, жгучие. Я даже удивилась, что они еще остались, думала, что все выплакала и русло пересохло.
После похорон все поехали на поминки, а Пашка повез меня в Барнаул на самолет.
– Марин, может, останешься ненадолго, хотя бы на девятый день?
– Нет, Паш, мне к бабушке надо. Она и так себя в последнее время плохо чувствовала, а теперь, после Лизки, совсем сдала.
В аэропорту Паша обнял меня и сказал:
– Звони хотя бы. Ты же нам не чужая.
– Хорошо, Паш, буду звонить.
С тяжелым сердцем я добиралась до дома. Рея родители Лизы попросили оставить у них.
– Пусть хоть какая-то часть Лизоньки будет с нами, – объяснила тетя Наташа.
Я не возражала, мне их было ужасно жалко, это неправильно, когда родители переживают своих детей…
На остановке меня встретил дядя Сережа.
– Привет, Мариш, сочувствую.
Я только кивнула, давая понять, что услышала. Сил разговаривать не было. До дома доехали быстро. Дядя Сережа не захотел заходить, а я и не настаивала.
Дверь мне открыла тень моей бабушки. Мне аж снова плохо стало.
– Бабуль… – произнесла я шепотом.
Тихонько зайдя в дом, я обняла сухонькую старушку. Она меня тоже обняла, и я не сдержалась – расплакалась. Бабушка проводила меня до дивана и усадила.
– Внученька, ты сейчас должна отдохнуть, а в полночь нам предстоит работа.
Я кивнула.
– Привезла Лизкины волосы?
Я кивнула еще раз.
– Живые? – спросила баба Катя.
– Да, бабуль, не переживай, я из дома взяла, с ее расчески, как ты и велела.
Волосы для этого ритуала должны браться у живого человека, с расчески как раз подходили. Как бабушка сказала: «Живым – живое, мертвым – мертвое».