Я – счастливый Дед Мороз!

Девчушка-подросток, которая вместе со своей собакой подпрыгивала и пыталась ртом поймать падающие снежинки? Скорее всего, Новым годом оказался маленький мальчик. Папа держал его крепко одной рукой, а в другой нес невероятной красоты шар для елки. Пока они шли мне навстречу, сынок все время канючил:

– Папа, дай мне пронести этот шарик хотя бы несколько шагов!

– Не могу, сынок, ты уронишь и разобьешь! А это подарок.

– Папа, ну, пожалуйста!

– Нет! Придем в гости, тогда дам тебе подержать!

– Папа! Я пронести его хочу, как ты несешь!

– Ну ладно, только несколько шагов. Смотри! Аккуратней!

Когда они поравнялись со мной, папа передавал сыну этот огромный, сказочный шар. Но только они прошли мимо, за собой я услышал удар стеклянного предмета о заснеженный асфальт, вскрик папы и плач неловкого мальчика. Но ведь так и должно быть! Новый год – он еще маленький. У него может что-то вывалиться из рук. Но очень быстро он станет ловким и сильным. Оглядываться на папу с сыном я не стал. Мне было некогда. Я переживал за тех людей, которые резали салаты в Даниловом монастыре. Вдруг они не справляются? И десятки бездомных останутся без угощений на праздник! Чем ближе я был к обители, тем быстрее шел. А по территории монастыря к кухне почти бежал! Какой же я был наивный! На кухне яблоку было негде упасть! Полсотни человек нарезали, распаковывали, вскрывали жестяные банки, чистили яйца.

Я такого не ожидал! Совсем! Вот достаешь из сумки, например, колбасу, ее тут же у тебя забирают! Пока достаешь вторую – первая уже порезана. Пришлось участвовать в борьбе сделать хоть что-то!

Допустим, раскладывать салаты по пластиковым коробочкам! Но меня оттеснили более опытные люди. Тогда я стал складывать упаковки в большие коробки. И тут появились дамы, которые могли это сделать аккуратней меня! Но что более всего восхищало: все пришедшие сюда были людьми православными, а значит, постились.

И никто не мог попробовать и оценить приготовленные блюда на вкус: сколько там майонеза, хватает ли соли, достаточно ли колбасы.

Шеф-повар обители Олег определял это на глаз. Легко перемешивал содержание огромных кастрюль, знал, куда надо добавить соли, а где уже всего достаточно. Получилось 150 литров оливье – полтысячи порций, 150 литров рисового супа с курицей, семьдесят литров чая. А еще были подарки. Много подарков. Конфеты, носки, рукавички, футболки, полотенца! Опытные, знающие это дело люди, носились вокруг, а я растерянно смотрел на эту активность, в которой для меня не было шансов. И тогда мне выдали шубу Деда Мороза. Дедов Морозов было два. Для Курского и Павелецкого вокзалов. И шубы-бороды-рукавицы-шапки на раскаленной кухне для нас стали испытанием. Чтобы не растаять от высоких температур монастырских печей, мы решили выйти на улицу. Проветриться.

Мы до этого друг друга никогда не видели. И не были знакомы. Сразу встретились Дедами Морозами. Стояли внутри старинного монастыря, на его безлюдном дворе под высоким ночным небом, усыпанном звездами. Интересно, откуда в московском небе звезды?

Ведь в городе их, как правило, почти не видно. И небо в городе низкое, мутное. Мы словно бы оказались вне времени. Два Деда Мороза. Ночью 31 декабря. У нас в речи появились какие-то сказочные интонации, словно из морозного воздуха. Особые шутки без спросу вплетались в наши бороды. И наш разговор был таким, каким он не может случиться у незнакомых людей, встретившихся только-только. Мой волшебный коллега рассказывал, как крестился совсем недавно. Чудом. Ничто не предвещало никакого православия.

Он пытал счастья и по стране, и за границей. Жил в Париже, в Лондоне. Даже купил себе поддельные документы, что он гражданин Латвии. Поскольку Латвия – член Евросоюза, с такой бумагой меньше вопросов у полиции и легче устроиться на работу. Но с работой не везло. Жизнь в эмиграции не складывалась. А когда у человека что-то в судьбе не получается, он ищет людей с похожими судьбами, чтобы как-то с ними объединиться. Вроде бы так получается больше вариантов выжить.

Так он поступил в Лондоне. С тремя друзьями снимал крошечную комнатку, почти каждый день встречались с соотечественниками в одном кафе, где за пивом делились успехами дня. Успехов ни у кого не было, а отчаянья в душах накопилось уже немало. Один из постоянных посетителей кафе, Михаил, сказал, что он здесь неподалеку ходит в церковь. Какая-то местная церковь, все садятся за стол, вместе читают молитвы. В основном, там наши люди. Из бывшего СНГ. А после молитв и душеспасительных разговоров за общим столом – предлагают какую-то еду и подарки. Бесплатная еда и новые знакомства – не такое уж плохое предложение для эмигрантов, у которых почти ничего нет. Мой собеседник пришел в эту церковь, даже не поинтересовавшись, ее названием. Церковь – так церковь, секта – так секта. Он же ничего никому не должен. Как пришел, так и уйдет.

Этот храм не был христианским. И к какой религии он относится, он так и не смог понять. Его поразило богатое убранство церкви. Каждая ручка на двери, каждая скамья, каждая рама на окне, каждый витраж были произведениями искусства и, несомненно, стоили огромных денег. За круглым столом собралось человек тринадцать. Многие говорили по-русски. Женщина из Молдавии, три украинки, мужчина из Ростова, несколько полек, две чешки, болгарка… К ним вышел невероятно доброжелательный священник с рассказом, как изменится их жизнь, если они будут сюда приходить. Долго говорил о душе, о том, как этот мир может быть жесток к человеку. Потом предложил всем взяться за руки. Все так и поступили. Он читал какую-то молитву – они повторяли. Одна женщина достала из сумки пироги. Говорит: это с работы пироги с мясом. Я один надкусила, но мы это можем отрезать. Давайте, их все разделим и съедим, как символ, что мы теперь братья и сестры и любим друг друга. Тут же появился небольшой ножик, всем досталось по кусочку. Мой новый знакомый уже собирался положить пирог в рот, но его взгляд остановился на украинке напротив. Перед началом этой встречи он увидел, что это верующая женщина, она и молитвы знала и крестилась. Здесь ей было неуютно, но подруга ее все время одергивала и просила потерпеть. И этой женщине было невероятно тяжело съесть свой кусочек пирога. Она прямо мучилась, рука ее не слушалась. Она сделала несколько попыток и съела, только когда помогла себе другой рукой. Мужчина из Ростова проглотил пирог, словно змею: он жевал его, как будто это был жесткий кусок завяленного мяса, а на лице была смесь угрюмости и отвращения. Тогда сегодняшний Дед Мороз от своего куска решил отказаться, но его заставили. Сначала священник, а потом соседи, которые были из Польши и из Чехии, стали его подначивать:

– Ты должен! Мы же все вместе! Это символ, что мы любим друг друга! Как же ты один не разделишь с нами этот пирог?

Он проглотил свой кусок без всякой радости и почувствовал, как тот камнем свалился в его желудок. Потом их чем-то еще угостили. Потом они разошлись.

Он поехал в свою комнатенку на метро. Было ощущение, что этот кусок пирога продолжает камнем лететь куда-то ниже и ниже. Он выскочил из поезда, потому что его рвало. Шел по улице, как пьяный, держался за каждый столб. Но в голове его тоже что-то происходило.

С ним разговаривал кто-то. И их было несколько. Они обсуждали его дела, его жизнь. От них некуда было деться. Он попробовал помолиться Господу. Стал вспоминать молитвы, которые слышал, когда обращалась к Господу его православная бабушка. Ничего не получилось. Молитвы не вспоминались. Голоса не прекращались.

Тогда он решил попросить о помощи Богородицу. И не смог вспомнить ее имя. У какого-то столба, схватившись за его основу, полусогнутый, он пытался произнести то, чего не было внутри его.

Вдруг получилось вспомнить, как зовут Деву Марию по-английски:

– Помоги мне! Я же не виноват! Меня обманули! Мне что-то дали, что выжигает душу!

И голоса замолчали. Богородица помогла. Но стоило пройти несколько шагов, все возобновлялось. Он понял, что до дома не доедет. Неподалеку жили его знакомые, такие же эмигранты, готовые на любую работу. С трудом он добрался до них. Они даже ни о чем не расспрашивали. Наверное, решили, что парень наглотался таблеток. Просто показали кровать, на которой он может переночевать. Но сном это тоже нельзя было назвать. Голоса жили в нем, смеялись над ним, откровенно издевались. Иногда получалось вспомнить имя Богородицы, и они отступали. Затихали на несколько минут.

На следующий день мой собеседник отправился в эту церковь, где получил зелье. Он вернулся туда рано утром, но служба уже шла. Она была не такой, как первый раз. Это был огромный зал, несмотря на ранний час, заполненный респектабельной публикой. Священник, увидев его, заулыбался, пошел навстречу, взял за руку и отвел в самое начало, посадил лицом ко всем:

– Как хорошо, что ты снова с нами! Замечательно, что ты вернулся. Посмотри, как нас много! То, что происходит с тобой, – пройдет, но жизнь твоя совершенно изменится. Ты не будешь жалеть ни о чем!