Я спас СССР! том 1

* * *

После Союза писателей, попрощавшись с Викой, еду развозить другие копии. На Лубянке с проходной звоню Мезенцеву. Генерала нет, за папкой спускается его адъютант. Молодой, улыбчивый лейтенант. С Заславским все проходит тяжелее. Перед поездкой на Моховую, я заезжаю в общежитие, переодеваюсь. Не зачем дразнить гусей еще и в универе.

Декан в своем кабинете, что-то быстро пишет. Увидев меня, возмущается:

— Русин, мне самому тебя побрить?

— Ян Николаевич, врачи все еще запрещают — пожимаю плечами — Нельзя шрам тревожить. Вот справочка.

Подаю справку, которую мне выписала Вика утром. Пришлось долго упрашивать, пообещать Луну с неба, но результат того стоил. Заславский сдувается.

— В Известиях не обрадуются твоему внешнему виду — ворчит декан — Я уже договорился, 29-го мая выходишь в отдел репортажей. К Седову. Это наш выпускник, он о тебе позаботится. Справишься одновременно с работой и со сдачей экзаменов?

— Спасибо! — я прикладываю руку к сердцу — Справлюсь.

— Ладно, поверю. Что у тебя в руках?

Показываю папку с названием романа. Брови Заславского лезут вверх.

— «Город не должен умереть»?? Роман за неделю? Я даже читать эту графоманию не буду. Запомни! Роман за неделю не пишется. Главу еще можно. И то если сильно напрячься.

— Я тогда пойду? — делаю вид, что разворачиваюсь — Отнесу в КГБ.

— В Комитет?

— Да, генерал Мезенцев просил почитать.

Заславский барабанит пальцами по столу, раздумывает. Протягивает руку. Отдаю папку с рукописью.

— Мнда… — декан протирает очки, читает синопсис. Поднимает на меня удивленный взгляд — Похоже, я сегодня ночью не засну.

Вот! Еще один полуночник появился.

И уже себе, тихонько под нос, декан шепчет — Просто уникум какой-то. Роман за неделю!

— Это я напечатал за неделю — решаю расставить точки на i — А замысел Города мне еще в начале знакомства с Асей пришел. Кое-что записывал от руки, героев там, сюжет…

Вряд ли Заславский будет допрашивать «Грушу».

Декан быстро просматривает рукопись, останавливается в каких-то местах, несколько раз перечитывает. Смотрит на меня в некотором обалдении, качает головой. Прости, Юлиан Семенов, но мне важнее. Твой роман станет моей ступенькой во власть. А власть даст возможность спасти страну.

— На первый взгляд все отлично. Но я просто глазам поверить не могу… Как такое возможно?

— Что-то щелкнуло в голове и все сложилось — вру я не краснея — Персонажи, сюжет…

— Мне говорили, что ты падал в обморок на лекции?

— Да, у Сыча.

— У Сычева! Имей уважение к заслуженному преподавателю — Заславский злится. И злится он потому, что не понимает. Пришел какой-то вундеркинд, притащил роман. Ладно стихи, их каждый третий сочиняет. Но роман! Большую прозу заслуженные писатели годами пишут, а тут какой-то студент… Надо его «переключить».

— Ян Николаевич, а можно мне экзамены досрочно сдать? С Розенталем я уже договорился, Западов и Ухалов, думаю, тоже не будут против.

— А Сычев?

Я тяжело вздыхаю. Этот преподаватель меня не любит, а когда увидит «в бороде»…

— Ладно, с ним я сам поговорю. Вот тебе записка — декан быстро пишет на листке бумаге — Отдай секретарше, она проведет приказом.

* * *

На Шабловку я приехал на полчаса раньше. Несколько раз прошелся вдоль забора из бетонных блоков, поглазел на железную ажурную башню. За пять минут до назначенного встал в небольшую очередь на проходной. Это была довольно большая комната с окошечками, куда протягивали паспорта и говорили:

— На «Голубой огонек».

После получения пропуска — специальный человек отвел меня в гримерную. Тут меня припудрили, чему я удивился.

— Софиты очень жаркие — пояснила женщина, что меня пудрила — Лицо начинает блестеть от пота, бликовать…

После визажиста, за меня принимается Элла Петровна. Та самая редактор программы. Бойкая толстушка с высоким начесом на голове. Предлагает кофе. Я соглашаюсь и меня ведут в кафе на 1-м этаже студии. Тут битком, но столик нам находится.

На стойке был расположен никелированный кофейный аппарат с рукоятками. Буфетчица насыпает кофе, нажимает рукоятку, чашка мгновенно наполняется дымящейся темной жидкостью. Все с удивлением смотрят на процесс. Экзотика! К нам подсаживается высокий мужчина с высоким лбом и квадратным подбородком, в строгом костюме.

— Вот, Алексей, познакомься. Игорь Кириллов, будет у вас ведущим.

Знаменитый телевизионщик здоровается со мной достает бутерброды из портфеля, тоже заказывает кофе.

— А это, Игорь, наша новая звезда. Алексей Русин. Поэт.

— И писатель! — вставляю я.

— И писатель — соглашается Элла.

— Еще не изданного, но уже нашумевшего романа «Город не должен умереть» — наглею я.

— Так и представлять? — удивляется Кириллов.

— Так и представлять — киваю я.

— Ну хорошо — соглашается ведущий, поворачивается к редактору — Ты знаешь, что сегодня будут космонавты?

— Еще бы — отвечает Элла — С утра ребята из конторы проверили все камеры и опечатали студию.

— Героев надо беречь! — пафосно говорит Кириллов своим торжественным дикторским голосом, доедает бутерброды, допивает кофе. Уходит. А Элла просит меня прочитать стих, который я собираюсь представить в студии. Начинаю читать, на нас все оборачиваются.

— Да… Это сильно. Не зря мы тебя позвали.

Прихлебывая кофе, я тем временем рассматриваю окружающих. Мужчины очень обыкновенные. Все одинаковые, в костюмах, при галстуках. Некоторые с медалями. Женщины делятся на две группы. Те, которые держатся свободно, смеются, курят, явно работают на телевидении. Другие, в модных прическах с начесом, покрытым лаком — приглашенные. В основном работницы разных предприятий. Их можно опознать по рабочим рукам без маникюра.

В буфете я также замечаю несколько молодых мужчин в серых костюмах и черных до блеска начищенных ботинках. Они осматривают каждого входящего и выходящего. Ясно. Эти из Комитета госбезопасности.

Элла двумя глотками допивает кофе, достает из пачки картонный номерок.

— Будешь сидеть за пятым столиком.

— Как все будет проходить? — я смотрю на часы, подходит время съемок.

— Ты видел когда-нибудь «Огонек»?

— Конечно.

— Все смотрят на тех, кто выступает на сцене. Ведущий иногда подходит к столикам, за которыми сидят всякие знаменитости, и задает им вопросы. Все заранее оговаривается — и вопрос, и ответ. Кирилов подойдет к тебе, представит и ты прочитаешь свой стих. На сцену подниматься не надо. А так… Сиди, смейся, когда смешно, и аплодируй, когда аплодируют. И все. Да, на столиках будут стоять, фрукты, кофе и лимонад. Фрукты лучше не есть.

— А почему? — удивился я — Они восковые?

— Сегодня натуральные. Но когда надкусываешь яблоко, то широко раскрываешь рот. Это некрасиво. На монтаже потом такое вряд ли оставят. Ты лучше не рискуй.

— Не буду — пообещал я.

— Мне пора — Элла посмотрела на часы — Ты подожди здесь. Вас вызовут. И ты пойдешь в первую студию.

Я остался, а редактор ушла. Вставать за новой порцией кофе нет смысла — как только кто-то вставал из-за столика, его место тут же занимали. Допив напиток, я погрузился в свою память. Надо закончить "аудит" Союза. Про внешнюю политику все ясно, что с внутренней тоже понятно — заговор Брежнева и «комсомольцев» зреет, времени определяться «с кем вы мастера культуры» — остается все меньше.