Я спас СССР! том 2

– Прекратить играться в богему и заняться делом. Богема – это всегда очень токсичная среда, не успеешь оглянуться, как все твои светлые идеалы развеялись, а сам ты отравлен ядом вседозволенности и презрения к простонародной толпе. Писатель и поэт – это не профессии. Это состояние души. Писать нужно не тогда, когда больше заняться нечем или жрать нечего. А когда просто не можешь не писать. И всегда нужно нести ответственность за то, что пишешь.

– Ты прямо как Хрущев говоришь.

– А я в некоторых вещах с ним абсолютно согласен.

– Слышал, ты знаком с ним?

– Знаком. Нас Брежнев познакомил в КДСе на Пленуме Верховного Совета.

– Что думаешь о Никите?

Хороший вопрос. Особенно учитывая то, что некоторые чрезмерно подозрительные и завистливые товарищи давно шепчутся по углам, что Евтушенко чуть ли не агент КГБ. Ну, агент, не агент, а попытки завербовать его были. По воспоминаниям Жени это произошло в 1957 году, в преддверии знаменитого фестиваля молодежи и студентов и закончилось отказом. Но связи в КГБ у него остались. Иначе никто бы его за границу не выпустил. А теперь вопрос: надо ли мне с ним дальше откровенничать? И если да, то до какого предела? Ладно, я сегодня уже столько ему наговорил, что одним откровением больше, одним откровением меньше… Заодно и проверим, узнают ли потом в КГБ о нашем с ним разговоре.

– Думаю, что Хрущев непростой человек. И в характере его много чего намешано. Но сейчас он для нас единственный шанс продолжить необходимые стране реформы.

– Прямо вот так?

– Да! Брежнев с Шелепиным сначала передрались бы за власть, а потом завели страну непонятно куда. Леня – в стариковское застойное болото, а если бы победил «железный Шурик»… даже представить трудно. Но судя по его кличке и тому, как он повел себя в Новочеркасске, ничего хорошего нас точно не ждало бы.

– Интересные у тебя рассуждения. А это правда, что Мезенцев твой …родственник?

– Нет. Он друг моего отца, погибшего на войне. И чтобы потешить твое дальнейшее любопытство скажу сразу: я круглый сирота, детдомовец, и общаться мы с ним начали только три года назад, когда я вернулся из армии и поступил в университет.

– Прости. Но теперь мне хотя бы понятна твоя жесткость в суждениях.

Евтушенко намекает на мое тяжелое детство. Ладно, проглотим.

– Это не жесткость, Жень, это моя принципиальная позиция. И поверь – к себе я не менее строг, чем к другим, хоть праведником себя не считаю. Это точно не ко мне.

Мы уже подошли к своему лагерю, и продолжать наш откровенный разговор при свидетелях не стоило. Все, что считал нужным, я ему сказал. Расходимся, впрочем, недовольные друг другом.

* * *

Внезапно в голове зазвучало Слово, и я проснулся. Резко, рывком. Открыл глаза – в полуметре чье-то улыбающееся лицо. Я убрал руку Вики со своей груди, приподнялся на локте. Литвинов! Бледный какой-то, под глазами – темные круги. Только открыл рот поинтересоваться, что он здесь делает – Андрей прикладывает палец к губам.

Смотрю на часы. Шесть утра… Где-то неподалеку мирно сопят друзья, слышу мощное похрапывание Димона. Литвинов вызывает меня жестом на выход. Вздохнув, надеваю светлые брюки, рубашку. Натягиваю парусиновые туфли и выбираюсь из палатки. Солнце только-только встает, окрашивая море в какой-то неописуемый цвет. Мы отходим подальше, за границу нашего лагеря. Рядом с нашей Волгой стоит незнакомая черная ее копия.

– Физкульт привет отдыхающим! – Андрей с удовольствием меня разглядывает – Загорел, оброс, чертяка…

– Ну, не так уж я и оброс! – трогаю свою бороду – Хотя да, волосы давно не стриг. Негде… Ты откуда здесь?

– Мезенцев за тобой прислал.

– За мной?

– Да. Срочно тебя вызывают – Литвинов тычет пальцем в небо – Наверх.

– На самый верх?

– Выше некуда. К Хрущеву. Еле разыскал вас.

– Я же оставлял наши координаты – с тоской оглядываюсь на спящий лагерь. Вот и кончился мой отпуск. Совсем кончился. А мы на вечер договорились нагрянуть к Женьке с ответным визитом. Он меня с Робертом Рождественским хотел познакомить…

– Собирайся, Леш.

– А ребята?

– Долгие проводы – лишние слезы. Оставь им записку.

– Андрюх, я так не могу. У меня там девушка, друзья…

– А я могу к тебе всю ночь из Ялты гнать, а потом по побережью разыскивать?!

Прислушиваюсь к Слову. После приснопамятного общения с Логосом я стал намного лучше понимать гармонию музыки внутри себя. И сейчас Слово звало меня в дорогу.

– Ладно, подожди пять минут.

Я быстро бросаю одежду в рюкзак, пишу ребятам записку с извинениями. Оставляю ее на плоском камне, который мы используем в качестве стола. Прижимаю сложенный лист фотоаппаратом. Еще раз с сожалением оглядываю бухту, море и наш лагерь. Целую спящую Вику и сажусь в машину к Литвинову. Лейтенант тихо выруливает на дорогу, стараясь не разбудить моих друзей.

* * *

Я даже не удивляюсь, когда узнаю, куда мы едем. На крымскую дачу Хрущева на склоне горы Могаби в парке Нижней Ореанды.

– Степан Денисович тоже там будет? – интересуюсь я.

– Мне не докладывают – пожимает плечами Литвинов.

Едет он быстро, уверенно. Дорога вдоль моря отвратительная, но абсолютно пустая в этот ранний час, и Андрей держит скорость под сто. Проезжаем Судак, Алушту, Гурзуф… По пути пытаюсь выведать у него нынешний расклад в верхах, но Литвинов молчит как партизан. Все, что удается узнать – следствие по заговорщикам продолжается, и ведет его КГБ. Решение, как наказывать Семичастного с Шелепиным уже принято – они отправятся в тюрьму и надолго. Брежнев написал в ЦК покаянное письмо. Похоже, что его могут и простить. Что касается «недозаговорщиков» – половина старого Политбюро отправилась послами в Африку и другие отдаленные континенты.

Вот так в неспешных разговорах, через пять часов утомительной дороги, мы доезжаем до высокого черного забора госдачи № 1. У ворот «припаркован» БТР, стоят на посту солдатики. Еще на подъезде нас тормозят, утомительно долго проверяют документы и досматривают машину с рюкзаком.

Встречать нас выходит лично Литовченко. Тоже загорелый и веселый – видно, хорошо выспался. В отличие от нас с Литвиновым.

– В небесах мы летали одних, Мы теряли друзей боевых…

Весело напевает песню Бернеса начальник Хрущевской охраны:

Ну, а тем, кому выпало жить, Надо помнить о них и дружить.

Смеемся, обмениваемся крепкими рукопожатиями, проходим еще два поста охраны. Телохранители Никиты Сергеевича из 9-ки вооружены автоматами и выглядят грозно, но на нас смотрят приветливо. Некоторые даже узнают и кивают нам с Литвиновым. Похоже, меня тут еще не забыли.

Пока идем по аллее, рассматриваю дачу Хрущева. Ничего особого. Двухэтажный длинный дом из желтого песчаника, пальмы. Какое-то крытое здание с большими окнами – похоже, бассейн. До моря всего метров 50–60, пляж длиной в полкилометра. С одной стороны территорию дачи отгораживает высокая скала, с другой – высокие щиты.